Огородника, бортника, пахаря Игната, что сам привык прятаться от княжеского тиуна и от ордынцев, никто не обманет, а служить будет честно и грозно, ибо честь оказана превеликая.

Поначалу Игнат даже и не понял, что от него хочет князь, не мог сразу взглядом окинуть, что от него требуется. А когда Дмитрий растолковал, то испугался и поспешил назвать боярина Родиона Несторовича. Боярина в хозяйстве и в кормлении никто не обманет.

— Боярин против боярина поопасается пойти, а мне нужен человек, который бы не дал обмануть меня ни боярину, ни купцу! Тебя смогут обмануть?

Игнат покачал головой:

— Ни купец, ни боярин!

— Испугаешься?

— Бояре — большая сила, князь!

— За мной войско! Войско и за тобой!

— Грамоте я не обучен, князь!

— Дам тебе грамотея, монаха, писцом у тебя будет. Наряжу стражу, чтобы мог ты схватить вора, кем бы тот вор ни был!

Игнат поклонился.

— Сказал, за тобой, князь, и на тот свет, а на этом свете моя жизнь — твоя жизнь!

Не дано было Игнату побыть на неожиданной должности без дела ни дня, ни часа. Не успел съездить за Матреной и детьми, о своем хозяйстве даже и вспомнить было некогда. Сразу же в тот же день князь послал его готовить кормление войску сначала во Владимире на полный пеший полк, на три тысячи с лишним ртов. Во Владимир шел белоозерский пеший полк. Из Владимира Игнат поскакал со стрелками в Коломну принимать скот у московского торгового гостя Тимофея Весякова. Отвел скот во Владимир, поскакал в Боровск. В Боровск ушел стоять московский пеший городовой полк. Велено князем брать кормление с боярских дворов, а бояре прижимисты и упрямы.

Дмитрий передвигал полки не по капризу. Сакмагоны зажгли дымы в Засурье. Оповестили, что на Нижний Новгород идет ордынский эмир Ачи-хожа, ведет тумен. Суздалец затворил город в осаду. Дмитрий послал гонцов к Ачи-хоже спросить «почто пришел?».

Ачи-хожа ответил:

— Почто ходили ратью на Михаила тверского?

Ачи-хожа пограбил нижегородские волости, город приступом брать не стал и быстро ушел, не ожидая, когда на помощь нижегородцам придут московские полки из Владимира и Суздали. Не улеглись дымы сакмагонов над Засурьем, встали дымы из-за Смоленска, стояли тревогой от Смоленска до Можайска и Боровска. Из Звенигорода гудели колокола, упреждая, что на Русь идет Ольгерд.

Князь Владимир Андреевич послал гонцов из Боровска спросить Ольгерда, что он затеял. Ольгерд ответил:

— Почто ходили воевать Михаила тверского?

Ольгерд осадил Смоленск, пограбил волости, пожег погосты и ушел восвояси, не ожидая московского войска.

Победный колокольный звон на Северной Руси вызвал ярость в Орде и у Ольгерда. Из Орды приходили известия, что готовится нашествие на Русь, что Мамай спешит одолеть своих противников и уже недалек час, когда вся Орда ляжет под его рукой. Опасаясь Тохтамыша и Тимура, он может и поспешить, ибо удачный поход па Русь может его укрепить и возвысить над грозными соперниками.

Еще раз сошлись под Коломной полки: четыре пеших городовых полка, две тысячи стрелков, московская кованая рать. Полторы тысячи всадников привел великий князь суздальский Дмитрий Константинович, пришли дружины подручных князей.

Игнат окинул взглядом силу, в глазах зарябило: каково прокормить такую громаду людей? Всю зиму до ледохода возили зерно, гречу, капусту в бочках, брагу, меды, сгоняли скот, а съедят в одночасье.

Боброк не терял времени. Московская кованая рать и суздальская дружина обучались сложному действию: ударить на врага, а потом по трубному сигналу повернуть вспять и убегать, заворачивая за спину пешего строя.

Четыре пеших полка Боброк выстроил так. Три полка в линию. Четвертый полк под прямым углом к полку левой руки.

У крепости, смыкаясь с пешим полком левой руки, в несколько рядов вглубь становилась конница. Конница выносилась но сигналу трубы вперед, делала большой круг и устремлялась в пространство между крепостью и пешей ратью. Проскакивала мимо полка, что стоял лицом к ее флангу, и заворачивала за спину пешей рати.

Если бы ордынцы преследовали конных, оказались бы они между пешим полком и крепостью. В крепость Боброк заводил засадный конный полк. Распахивались ворота, и засадный полк вылетал в поле. То молот. Наковальня — пеший полк с длинными копьями, а конница, что ушла за спину пеших полков, перестроившись, поворачивала к бою.

Дмитрий призвал Игната и наказал:

— Войску все лето на Оке стоять, нести береговую службу. А тебе собирать кормление на войско: с бояр, с гостей торговых, с тягловых и черных людей. Брать черный бор, как на большой ордынский выход!

Бояре убегали из усадеб, когда Игнат подъезжал со своими стрелками и приказчиками. Убегать убегали, но кладовые с собой не унесешь. От ордынца умели прятаться, от тиуна княжеского кто не прятался, от Игната некуда прятаться, сам всю жизнь прятался, известны все захоронки.

Лето ломалось к осени. Ударили косы на лугах. Игнат вез в Коломну свежие кочаны капусты, хрустящую морковь, из рязанских краев пахучие кисловатые яблоки. Из Москвы прискакали гонцы. Андрей Кобыла и митрополит сообщали, будто бы идет с Литвы на Русь новый митрополит по имени Киприан. Царьградский патриарх по проискам Ольгерда и Михаила рукоположил его на Владимирскую и Киевскую митрополию, а про митрополита Алексея нет от патриарха ни слова. Пришло письмо и от Киприана, писанное в Литве. Сообщил, что вышел он от Ольгерда и идет в Москву на митрополичий стол. Случилось бы ранее, поскакал бы Дмитрий к Сергию за советом, ныне и сам разобрался в этой нехитрой игре. Патриарх присылал в Москву монахов выпрашивать подарки на содержание патриаршего двора, потому не дерзнул низложить Алексея. Но патриарха одаривали Ольгерд и Михаил тверской, просили прислать митрополита греческого, дабы ослабить Москву и усилить Литву. Дары немалые, патриарх не пожелал отказаться, а кто будет на Руси митрополитом, то ему безразлично.