Слова Государева меня пугают. Неужели мы с ним должны расстаться? Этого не может быть. Но судьбе угодно нанести жестокий удар по моей жизни.

Степан Гавриилович, после небольших переговоров с Тимошей, обращается ко мне:

— Ну, старик, прощай, спасибо тебе за компанию. Я уйду на Херсонщину, а ты прямым путем ступай к Черному морю.

Молчу, чувствую, как глаза мои наполняются слезами и у горла. застревает горький ком.

— А мне нельзя с вами? — сквозь сдавленные рыдания спрашиваю я.

— Нет, голубчик, три человека в пути — это уже шайка. Так ходить не принято. Да и зря ты печалишься. Попутчиков сколько хочешь: выйди на шлях и выбирай по своему вкусу любого.

Я плохо вникаю в слова Государева, но каждый звук его голоса ударяет меня по сердцу, и я готов кричать от отчаяния. И наконец происходит то, чего я больше всего боюсь: меня оставляет Степан Гавриилович.

Один… Один среди необъятных пространств… Куда итги?

Только теперь я понимаю, какое огромное значение для меня имел Государев. За его широкой спиною мне жилось спокойно. Он, мой учитель, защитник, ушел от меня… Бросил навсегда…

Я падаю на скамью, закрываю лицо ладонями и плачу горячими, болезненными, мучительными слезами.

Москва 1934 г.

Голубой шелк взморья, светлый горизонт, озолоченный утренним солнцем, и широкая россыпь домов радуют мой взор. Стою на вершине холма, гляжу на распластанный в зелени долил город, и сердце взволнованно мечется в груди.

Наконец-то я достиг того, к чему стремился целых два года!

Сколько верст истоптал я босыми ногами, какие случались встречи…

Не счесть тяжелых дней, бесприютных ночей под открытым небом, и не забыть мне пустынного одиночества, полного боязни перед огромными пространствами, лежащими впереди…

И вот я у цели — внизу лежит город Севастополь, где живет мой богатый родственник Михель Окунь — сын Переца.

Я знаю, как и где его можно найти, — три дня расспрашивал о нем всех, кто попадался мне по пути, еще задолго до приближения моего к городу. Теперь надо найти главную улицу — Нахимовский проспект, а там в самом конце на берегу бухты стоит большой белый ДОМ.

Это гостиница Киста, а при гостинице служит комиссионером Михаил Петрович Окумев, или просто — Миша.

Меня волнует вопрос: есть ли этот Миша Окунев мой родственник — Михель Окунь. И еще меня смущает мой «костюм». Стараюсь привести себя в порядок. Плюю на тряпочку и вытираю порыжевшую грязь на моих искривленных и тяжелых сапогах. Застегиваю ворот серой косоворотки и аккуратненько опоясываюсь коричневым шнурком. Бросаю палку, беру подмышку мой убогий узелок и медленно сползаю по Матросской улице к центру города.

Вот и Нахимовский проспект. Улица красивая, богатая, зеркальные окна в магазинах, хорошая мостовая — почти Одесса.

Иду по теневой стороне. Солнце поднимается над городом.

Будет жаркий день. А вот и синий щит воды — значит, сейчас увижу гостиницу Киста.

Вхожу в разбитый на площади сквер, иду по главной дорожке, посыпанной мелким гравием. По случаю раннего часа в сквере нет гуляющих, и вообще город, по-видимому, спит.

Еще немного, и я сквозь густую зелень сада замечаю белый дом. Подхожу к нему совсем близко, но подняться по мраморным ступеням парадного хода не решаюсь — меня пугают строгие бакенбарды и осыпанная блестящими пуговицами ливрея швейцара.

Несколько минут стою в нерешительности, не зная, что предпринять, как вдруг раскрывается дверь и появляется веселое, улыбающееся лицо человека в форменной фуражке с золотой надписью — «Отель Кист». Его русая бородка, небольшой рост и жизнерадостное выражение больших серых глаз внушают мне доверие. Набравшись храбрости, подхожу к нему и вежливо спрашиваю:

— Скажите, пожалуйста,, не знаете ли, где здесь находится Михель Окунь?

Обладатель веселых глаз при моем вопросе немного отступает и в свою очередь задает вопрос:

— А вам на что это нужно? И откуда вы знаете Мяхеля Окуня?

Лицо его становится серьезным, и с губ соскальзывает улыбка.

— Он мне очень нужен, — отвечаю я. — Я ему родственник…

— Родственник?.. С какой стороны?..

— Со стороны отца, — отвечаю я уже более смело.

— А кто ваш отец?

— Вигдор Свирский…

— Вигдор а сын? — почти кричит мой собеседник. — Не может быть!.. Так я же тебя знаю!.. Ты Шимеле!.. Ну, так я-таки да Окунь…

И он протягивает мне руку.