Если во время хозяйского выговора присутствует Лина, то, поджав тонкие, бескровные губы, она замечает, блестя злыми черными глазами:

— Ты, Миша, напрасно ищешь подков из-под ленивого коня — ленивый конь подков не теряет…

Я знаю, чего от меня хотят мои хозяева. Они были бы мною довольны, если бы я каждый раз возвращался из Ялты с «обратными» пассажирами. Но мне, по правде говоря, не очень улыбаются беготня по гостиницам, меблированным комнатам, заискивающие расспросы, просьбы, унизительные выпрашивания с обещаниями процентного вознаграждения.

Люблю возвращаться один. И тогда шутки ради я изображаю богатого господина. Сажусь в ландо, закуриваю, угощаю кучера, разваливаюсь на мягких кожаных подушках и капризным тоном приказываю:

— Послушай, братец, будь, пожалуйста, осторожнее на поворотах.

Кучер, тоже шутя, отвечает ругательной лаской.

Больше всего мне нравится, когда проезжаем мимо виноградников Ливадии и Ореаады. Янтарные гроздья среди сникшей от жары зелени дразнят глаз. Приказываю кучеру остановиться, что тот исполняет с большой охотой.

Вползаю в самую гущу и, лежа на спине, поедаю с большой жадностью сладко пахнущий виноград. А наевшись доотказа, тащу долю кучеру.

Но самый большой и незабываемый для меня праздник — это те три часа, когда в Байдарах кормим лошадей.

По знакомым тропинкам легко взбираюсь на вершину горы, откуда в осенние утренние зори проезжающие аристократы любят смотреть на восход солнца.

Здесь все нравится, и каждый куст, и великаны-деревья, и цветы, и густая листва-близки и дороги мне. Один стою на высоте темно-зеленой горы и до устали восхищаюсь Mopeм. Отсюда чистым голубым глазом мира кажется мне эта водная равнина.

Вот где хорошо и сладостно мечтать! Никто не мешает. Я могу говорить о чем угодно.

Знаю и помню, что на моей верхней губе с недавних пор растет темный пушок. И вместе с ним крепче бьется в груди сердце, и в моих мечтах все чаще появляется женщина. Кто она-не знаю. Но она становится мне родной. Я готов с этой невидимой, но хорошо ощущаемой девушкой беседовать, объясняться в любви, источать порывы сердца, пролить за нее буйную кровь юности и плакать слезами умиления и глубокого счастья.

Когда на нашем горизонте появляется очень богатый или знаменитый «гость», то еще задолго до его появления Миша уже знает, когда, с каким поездом или на каком пароходе прибудет ожидаемое лицо.

Вот так носятся слухи о предстоящем приезде королевы Наталии, бывшей жены сербского короля Милана.

Миша суетится, готовится, ежедневно посещает каретный двор, велит угнать, вычистить, вымыть, покрыть лаком лучшую коляску.

В один солнечный, ясный день приезжает бывшая королева. Весь Севастополь заинтересован. Особенно много сегодня гуляют в сквере около гостиницы Киста-моряки и артиллеристы. Все чисто выбриты, лакированные ботфорты горят чарным блеском, и мне кажется, что каждый из офицеров кочет сделать грудь свою шире и выпуклей.

В полдень мы подаем коляску. Миша собственноручно оправляет на мне манишку и красный галстучек бантикам и велит убрать упрямые иссиня-черные кудри, падающие мне на глава.

Собирается народ. Шуршат по гравию сабли кавалеристов и позванивают шпоры. Выходит королева. Одна.

Одета в светлосерое платье с блестящей нитью перламутровых пуговиц позади. Никаких украшений. Без золота, без бриллиантов, ничего королевского. Милое улыбающееся лицо, матово-смуглое, озаренное большими темно-серыми глазами, прекрасная, гибкая, молодая фигура и радостная полнозубая улыбка на правильно очерченных губах.

Офицеры подносят руки к вискам. Она, любезно блестя главами, отвечает поклонами и, слегка приподняв платье, ставит маленькую ножку, обутую в туфелек цвета платья, на ступеньку коляски.

Дашша, лучший из наших кучеров, одет по-праздничному.

Тщательно расчесана и пышно расправлена борода, на затылке лоснятся под скобку остриженные волосы, и на малиновой безрукавке ни одной пылинки. Даже темно-рыжие пристяжные изогнувшись кренделями, косят черными выпуклыми яблоками масляных глаз на интересную пассажирку.

Пятый час пополудни. Спадает жара. Легкий ветер пропитан запахом моря. Едем по- голой степи. Жду с нетерпением, когда справа на минуту блеснет голубая лента в каменном коридоре Балаклавы. Тогда, может быть, пассажирка задаст какой-нибудь вопрос. Мне очень хочется обернуться к ней лицом и поговорить об окрестностях.

Мне впервые приходится возить одиноко едущую женщину. Знаю, что моя госпожа — «бывшая» королева, и в моей памяти оживают образы всех знакомых мне цариц, королев… из прочитанных книг. То, что было недосягаемо, сейчас становится живой действительностью.