— Ну, а теперь мы так сделаем, — говорит Михель, — подойдем к пристани — сейчас придет из Одессы пассажирский пароход, — я, может, встречу гостей, а потом поведу тебя домой.

Я до того рад и счастлив, что не могу слова сказать и с трудом сдерживаю смех, готовый вырваться из глотки.

По пристани разгуливает публика. Преобладают светлые легкие костюмы. Бросаются в глаза красные и белые зонтики. За широко раздавшимися берегами бухты в тихой истоме разметалось безграничное море. Утро теплое, неподвижное, безоблачное. Огненные блики солнца дрожат, сверкают и плещутся в голубом просторе покойно дремлющего моря.

Всюду такая чистота, так прозрачны воздух и вода, такой опрятностью веет от белых платьев женщин, так нежно закутаны в зеленые плащи стройные кипарисы вокруг белого здания конторы, и куда ни взглянешь — везде так безупречно чисто, такая ласковая голубизна растекается по неохватным просторам, что невольно хочется стать невидимым, хочется исчезнуть вместе с моими грязными сапогами и давно нечесанной головой.

— Слушай, что я тебе скажу, — говорит Миша, слегка наклонившись ко мне, — сейчас придет пароход. Ты можешь себе стоять здесь, смотреть на все, что делается, а потом пойдешь, сядешь на скамейку и жди себе. А я к тебе подойду сам, и мы отправимся домой.

Я в знак согласия утвердительно киваю головой.

На далеком горизонте показывается темно-серая полоска. Это дым от невидимого еще парохода.

Публика приходит в движение. Все глаза устремлены на горизонт, где вскорости появляется крохотный силуэт плывущего судна. Постепенно вырисовываются мачты, трубы и бело-зеленый остов кузова.

Комиссионеры, с такими же золотыми лентами на шапках, как у Миши, но с разными названиями гостиниц, выстраиваются в один ряд.

— Это «Владимир», — роняет кто-то из собравшихся.

— А я думаю, что это «Святая Ольга», — слышится возражение.

— Думать можно, но только надо знать, что «Ольга» третьего дня была и еще не вернулась из Константинополя, а вы хотите, чтобы она опять из Одессы шла сюда…

— «Владимир»!.. «Владимир»!.. — раздаются несколько голосов.

Пароход уже настолько близок, что можно разглядеть многие детали и даже пассажиров, столпившихся на палубе. Вот у борта стоит матрос, В руках у него свернутая в виде круга веревка, прикрепленная одним концом к канату, лежащему на косу парохода рядом с якорем.

«Владимир» делает крутой поворот и скользит к пристани.

Пассажиры машут шляпами, платками, приветствуя собравшихся на пристани. Кипит и пенится вода изпод кормы, слышна команда, матрос ловким движением руки бросает конец на берег, и совсем близко, почти касаясь деревянного настила пристани, прижимается колоссальный остов парохода.

Слежу за Мишей. Он впереди всех, поминутно снимает фуражку, кланяется, здоровается, и по всему видно, что он знает многих и многие знакомы с ним.

Сижу в сквере на первой от входа зеленой скамейке.

Жду Мишу. В сквере появляются гуляющие — няни с ребятами.

Катают колеса, бросают мячи. По ту сторону ограды показываются загорелые белозубые тица матросов. Они стараются улыбками, глазами, шутками обратить на себя внимание нянек и бонн. Матросы не смеют входить в сквер, потому что по аллеям расхаживают с дамами флотские офицеры в белоснежных кителях и с кортиками на боку.

Выше и выше поднимается солнце, а моего родственника нет.

Боль подложечкой напоминает мне, что я со вчерашнего полдня ничего не ел. В голову приходит пугающая меня мысль, что Миша забыл обо мне и не придет.

— Ну, ты-таки сидишь себе, — раздается позади меня уже знакомый голос.

Вскакиваю — и предо мною улыбающийся русобородый Михель Окунь.

— Ну, а теперь можем себе пойти домой… Позавтракаем… Ты кушать любишь? — заканчивает он свою речь вопросом.

Я смущенно молчу, но глаза мои говорят о моем сильном желании позавтракать.

Квартира Окуня находится неподалеку на Нахимовском проспекте в небольшом двухэтажном доме. По каменной лестнице поднимаемся на второй этаж. Нам открывает дверь небольшого роста худенькая женщина, черноглазая, с густым румянцем на впалых щеках. Одета в легкое полупрозрачное платье. Женщина смотрит на меня с удивлением, а когда замечает мои сапоги, на губах появляется брезгливая улыбка.

— Линочка, ты себе представляешь, кто он такой? Нет? Ну, так я тебе скажу: это мой двоюродный брат по фамилии Свирский… Как тебе это нравится? А?.. Ну, давай кушать, — обрывает Миша, заметив, что жена не разделяет его восторга по поводу моего появления в их доме.