Илья сидел поодаль от остальных и старался содрать крышку с большого пластмассового контейнера от какого-то прибора. Крышка не поддавалась.

– Извини, но так ничего не получится, – негромко и отчетливо сказал Цезарь. – Надо чем-то подцепить…

Тут же возник рядом Чижик – с железкой, похожей на стамеску:

– Вот! Годится?

Илья, сидя, зажал скользкий ящик пыльными побитыми ногами, а Цезарь железной полоской подколупнул крышку. Она с чавкающим звуком отошла. Илья засмеялся. Они взглянули друг другу в лицо. Корнелий, устроившись под яблоней, смотрел с пяти шагов. На миг ему показалось, что Цезарь тоже наконец вот-вот улыбнется.

«Ну! – с неожиданным нетерпением нагнулся вперед Корнелий. – Давай…»

Цезарь не улыбнулся. Но, кажется, лицо его чуть потеплело. И может быть, какая-то ниточка, намек на симпатию, появилась между мальчишками. Возможно, Илья, смахивающий на юного скрипача (хотя и с синяками на ногах, нечесаный, в порванной рубашке), казался Цезарю ближе и симпатичнее других «безынд». Более похожим на одноклассников из частного колледжа профессора Горна.

Кто знает, как могли пойти события с этой секунды. Может, Цезарь подружился бы с Ильей и подбил бы его на побег. Может, наоборот, привык бы к этой компании «бичат» и зажил их жизнью. Или его разыскали бы и отбили через суд родители (хотя едва ли). Или… можно гадать. А сколько дней, месяцев или даже лет прожил бы здесь исчезнувший для всего мира Корнелий Глас? Если бы не крошечный случай – один из тех, которые порой полностью меняют ход событий. А именно: маленький Чижик сунул нос в контейнер.

Сунул, сморщился.

– Фу, там грязища, смазка какая-то… Давайте, вымою!

Обхватил, потащил контейнер к садовому крану, стукая по гулкой пластмассе коленками. Споткнулся, перелетел через свою ношу, расцарапал нос. Подскочил его приятель Кот. Подбежала Дина:

– Ой, кувыркальщик… Пошли, смажу бактерицидкой.

– Не, она щиплется!

– Не сочиняй.

– Иди, Чижик, иди, – посоветовал Кот. – Я в прошлом году нос расковырял и не помазал, дак помнишь, он раздулся, будто булка.

–«Булка»… – фыркнули рядом Тата и Тышка.

Потом Тышка весело округлила глаза:

– Ой, я придумала!

Она отбежала к Антону, встала на цыпочки, что-то зашептала ему в ухо.

Корнелий словно собственным ухом ощутил теплый этот шепот. В точности так же когда-то шептала ему свои секреты маленькая Алка (и торопливые неразборчивые слова щекотали кожу и шевелили волосы на виске).

Ведь это же было так, было…

Антон кивнул, осторожно отодвинул Тышку и зашагал к Корнелию.

– Господин Корнелий, можно вас попросить?.. Разрешите мне на десять минут выйти за ограду. Там на углу есть лавка, в ней булочки продают, всегда горячие, с изюмом. В доставке таких не бывает даже по воскресеньям. Изюму там густо-густо… Ребята говорят: мы бы в балагане именинный чай устроили…

Корнелий озадаченно молчал.

– Эмма… То есть госпожа Эмма и господин Валентин иногда разрешали… У нас мелкие деньги есть, нам выдают карманные…

Не зная, что решить, Корнелий машинально прошелся глазами по Антону: по серой фланелевой курточке, по мешковатым, перемазанным землей брюкам. Встретился с просящим взглядом.

– Я переоденусь в школьное, господин Корнелий. Я быстро…

– Да не в том дело. Инспектор Мук запретил всякие выходы на этой неделе. Нам всем влетит.

Антон сник. Потом опять глянул просительно:

– А тогда… извините… не могли бы вы сами купить? Это совсем рядом.

– Я?!

Ох, да они же ничего не знают! Никто, кроме Цезаря. Он, Корнелий, для них сотрудник школы, вольный человек. Наверно, меж собой удивляются: что это он безвылазно торчит здесь несколько суток.

А… почему бы не купить ребятам булочек? Кто помешает? Улан в проходной? Но в его глазах Корнелий просто дежурный воспитатель. А до лавочки квартал…

Ох как вдруг захотелось наружу, за эту грязно-белую стену!

Разве это что-то изменит? Ничего… Но все равно!

Сердце забухало, сбивая дыхание.

– Ну… хорошо. Только у меня ни гроша, давайте вашу мелочь.

Они сбежались стайкой. Лишь Цезарь в стороне. Антон собрал горсточку алюминиевых, почти невесомых монеток. Жалкие грошики, которые муниципальная служба призрения выдавала для радостей жизни безындексным детишкам. Наличные! Потому что перечислять-то было некуда – не имеешь индекса, нет и счета в банке…

– Вот, господин Корнелий. Пожалуйста, если можно, купите на все…

– Хорошо. Но условимся: чтобы здесь все было в порядке, пока я хожу.

Антон встал навытяжку, словно кадет:

– Честное слово, я отвечаю. Все будет тихо, сколько бы вы ни ходили…

«А сколько тут ходить-то…»

Корнелий пошел к проходной. Сердце все еще колотилось. И словно эхо от него прозвучали сзади торопливые шаги. Догонял Цезарь.

– Господин Корнелий… Вот… – Он смотрел без прежней жесткости, почти умоляюще. Протягивал серебристую монетку. Она оказалась странно тяжелой.