– Тогда так. Два человека предъявят документ, что они уполномочены забрать арестованных для сопровождения в столицу.

– Документ есть?

– Рибалтер состряпает. У него опыт, а у тебя отличный блок печати.

– Да, дружище Рибалтер это умеет. Все равно не выйдет. В институте потребуют подтверждения полномочий по прямой связи.

– В документе можно указать, что прямая связь исключается, дело сверхсекретное.

– Тогда возьмут индексы этих двух людей, проверят в информатории Управления, и люди эти будут обречены.

– У этих людей не будет индексов.

– Как так?

– Капус, милый, не отвлекайся.

– Государственные служащие не могут не иметь индексов. Номер не пройдет.

– А если эти двое… попросят лишь о свидании с заключенными. Скажем, так: по приказу Управления привезли на свидание их маленького сына. Предъявят соответствующую бумагу… Будет тогда охрана проверять индексы?

– Тогда? Скорее всего, нет. Вероятность девяносто четыре и семь десятых. Но что дальше?

– Дальше двое прибывших, используя момент внезапности, отбирают оружие у охраны. Это возможно?

– Допустим.

– Все пятеро – взрослые и мальчик – садятся в машину. Задача: домчаться сюда, в Реттерберг. Получится?

– Сесть в машину – получится. Но тут же разоруженная охрана даст сигнал, и машину запеленгуют по индексам похищенных заключенных. И перекроют дороги.

– У заключенных… тоже не станет индексов.

– И у мальчика?

– Да.

– Тогда просто дадут сигнал тревоги. Даже если нападающие перестреляют охрану, кто-то один успеет нажать кнопку.

«Не хочется мне стрелять охрану, – подумал Корнелий. – До чертиков не хочется…»

– И будет погоня?

– Сзади – погоня, впереди – заслон.

– От погони можно уйти.

– До заслона.

– Капус, дружище, посмотрим дорогу. Есть у тебя?

Капус включил экран. Изображение было идеальным, без мерцания от помех, которые неизбежно вызывает излучение индекса. Сначала показался фасад института – старое здание с полуколоннами, потом побежала невзрачная улица с пыльными липами, перешла в загородное шоссе. Оно пересекло поле, вошло в крутые, поросшие дубняком холмы… Корнелий видел это словно сквозь лобовое стекло стремительного автомобиля.

Шоссе вильнуло, обходя группу пирамидальных тополей, справа под обрывом засинело море. Опять поворот – туннель в скале…

– Здесь будет первый заслон, – сухо сказал Капус.

– Хорошо. Вернемся немного.

Опять тополя, обрыв, море…

– Стоп… Капус, прикинь. Погоня достанет нас до этого места?

– Вас?

– Капус…

– Не достанет, если вы не замешкаетесь при посадке.

– Хорошо… Если мы сделаем так: выскочим здесь, пустим автомобиль под обрыв, а сами скроемся в лесу? Поверят уланы, что мы погибли?

– На какое-то время… Пока не достанут машину.

– Как скоро достанут?

– Глубина большая. Вызов спасателей… Обычная склока между моряками и уланами, согласование. Сутки уйдут.

– Чтобы дойти от Лебена до Реттерберга лесами, надо около трех суток. Поймают?

– Я посчитаю.

– Давай, дружище.

Капус молчал с четверть минуты. Наконец сообщил с ноткой удовольствия:

– Вероятность, что поймают, ничтожна. В институте известно, что заключенные имели индекс. Будут искать по индексам. Никто не заподозрит, что индексы исчезли и пятеро беглецов идут пешком по лесу в Реттерберг. С точки зрения уланской логики это идиотизм.

– Значит, дойдем?

– Если будете осторожны.

– Будем, дружище. А ты сотри наш разговор. Тоже из осторожности.

– Стираю.

Корнелий посидел, откинувшись на спинку нелепого музейного (в духе Рибалтера) стула.

Состояние было такое, словно не в мыслях, не в расчетах, а по правде он прошел всю эту дорогу – до Лебена и обратно.

– Дружище Корнелий, не выключай меня, – вдруг тихо, с хрипотцой попросил Капус.

– Что?

– Не выключай, – повторил Капус. – Почему-то страшно. Раньше было ничего, а теперь боюсь: вдруг больше не включат. Это, наверно, как у человека, которого заставляют умереть.

– Ну… да что ты такое мелешь! – Корнелий неожиданно и тяжело смутился. – Это уж скорее будто спать ложишься.

– Человек спать ложится сам. И просыпается сам. А от меня ничего не зависит.

– Ладно. Я не выключу.

– Я хотел попросить Рибалтера, чтобы он поставил мне блок самостоятельного включения и выключения. Но он последние дни что-то не в себе.

– Я не выключу, – повторил Корнелий. И прикрыл глаза. «Надо бы подремать полчаса. Впереди столько всего…»

В закрытых глазах плавали зеленоватые пятна – следы светлого экрана. Постепенно они стали желтыми, превратились в прямоугольники, сложились так, что граница между ними образовала букву «Т». И теперь в похожей на глубину колодца темноте словно колыхалось отражение неяркого уютного окошка…