Решили сразу же слетать на Дракуэль, познакомить Искора с Сирротиной Маркеловной Эскалоп и договориться о коронации. Побаивались, правда: а вдруг Искор скажет: "Скучно мне там будет с пожилой теткой да с дракозами…" И заранее готовились обещать, что станут прилетать к нему каждый день и что он, если захочет, может возвращаться на Дзымбу и жить здесь как раньше, сколько угодно… Искор однако, ничего такого не говорил. Заметил только, что надо бы заранее изготовить корону. Для начала хотя бы из жести…

Однако стремительные планы сорвались. Оказалось, что захворал дядюшка Брю. У него расстроилась печень и стала кружиться голова. Тут же решено было лететь на Дракуэль за дракозьим молоком. Известно, что это лучшее на свете лекарство от всех болезней. Но Искор на этот раз полететь не смог. Он ведь пока оставался Старшим помощником Главного смотрителя парка и не мог оставить должность, когда сам Смотритель в постели. Кро-Кро тоже не полетели, надо было ухаживать за дядюшкой. Остался и Шарик – чтобы Искор не скучал. А остальная компания погрузилась в Ковчег и очень быстро оказалась на Дракуэли. Прямо перед навесом, под которым в своем каменном кресле Сирротина Маркеловна Эскалоп размышляла о Главной истине и смысле жизни.

Узнав, что дядюшка Брю заболел, она всполошилась: подумать только, ее школьный друг страдает от какой-то хвори! Лететь на помощь немедленно! Тем более, что она давно собиралась навестить милого Брю-Брикуса!

Но сразу вернуться на Дзымбу не удалось. Для лечения требовалось свежее дракозье молоко (не простоквашу же везти!), а доить коз можно было только вечером. Пришлось ждать. Наконец дракоза Туся пришла с пастбища (Гриша весело прыгал вокруг нее), и Сирротина Маркеловна надоила целую флягу.

– Всё! Поехали! Гриша, не шали здесь без меня…

Когда добрались до дядюшкиного дома, совсем стемнело. Только желтая половинка Луны, наполненной офигелием, светила сквозь черные листья. Зато оказалось, что дядюшка Брю уже здоров. Он сообщил, что Искор помудрил, почесал в затылке и приготовил какие-то капли, дал больному. Капли были ужасно горькие, зато все хвори разом пропали.

– А может, ты не болел, а валял дурака? – строго спросила Сирротина Маркеловна. – Ты любил похворать понарошку, если не хотелось идти в школу…

Только тут дядюшка Брю заметил у дверей пожилую гостью.

– Сира! Неужели это ты! Ничуть не изменилась!.. Где ты была столько лет?!

Они стали обниматься и разглядывать друг друга.

– А где твои ребятишки? – спросила наконец Сирротина Маркеловна. – Эти чудесные Кро-Кро?

– Отпустил погулять, а то они переволновались из-за меня. Теперь, наверно, где-нибудь сидят под луной и сочиняют страшилки…

Титим, Гига, Прошка, Лёпа и Нотка осторожно попятились и вышли из домика. Пусть старые друзья поговорят наедине. Ребята пошли к Искору, но того в стороже не оказалось. И пса не было. Прошка сказала:

– Наверно, они решили погулять по парку, полюбоваться на луну. Посидим, подождем.

Сели, поговорили о том, о сем. Поспорили немного, как лучше устроить коронацию Искора. Надо ли звать на эту церемонию ребят с других планет или лучше все провести скромно.

– Я думаю, не надо особой пышности, – рассудила Прошка. – Наденем на него корону, Нотка сыграет что-нибудь на свирели, вот и все…

Нотка вспомнил, что забыл свирель в Ковчеге, а сейчас ему захотелось проиграть. Потому что луна так по-хорошему светит среди листьев и настроение подходящее…

– Я сбегаю, принесу.

Ребята предложили: давай, мол, сходим вместе, однако Нотка отказался. Он подумал, что друзья чувствуют, будто он побаивается, и решил показать – неправда это. И ребятам, и себе.

И ушел. Даже не взял фонарик, который предлагал ему Титим…

Сирротина Маркеловна и дядюшка Брю в это время вспоминали детство. Всякие игры, школьные проказы и другие интересные дела. А потом и юность. И любимые песни…

– У меня и сейчас навертываются слезы, когда вспоминаю тот замечательный романс, – призналась Сирротина. – Белой какации гроздья пушистые…

– Что ты, голубушка! – заспорил Брю. – Надо петь не так. "Белой макации …" Ведь имеются в виду пышные соцветия, которые нависают над прудом и макаются в воду…

– Ты, Брю, всегда был путаником, – возразила Сирротина. – И спорщиком. Причем бестолковым…

– А ты, радость моя, тоже не отличалась ангельским характером, – не остался в долгу Сирротинин одноклассник. – Бывало упрешься, будто коза своими рогами в новые ворота…

– Дракоза, – поправила Сирротина Маркеловна.