Он встал, прошелся по комнате и добавил:

— Но это наше хорошее решение пока только на бумаге.

— Почему?

— Все дело в людей упирается! — ответил он с раздражением. — Сюда к нам народу съехалось хоть отбавляй. А вот нужно дозарезу послать опытного работника и Симферополь для организации партийного подполья, — пересмотрели весь наш актив, перебрали каждого работника по косточкам и такого человека не нашли.

Я ждал, что он скажет дальше. Но Владимир Семенович молчал.

— Если вы не возражаете, я согласен еще раз побывать в подполье, — не выдержал я.

Владимир Семенович улыбнулся.

— Никогда не сомневался в вас, — проговорил он. — Лучшего подпольщика нам не найти. По секрету сказать, в ЦК меня ругали, что мы вас расконспирировали в Керчи.

— Ну вот, давайте я и проберусь в Симферополь.

Владимир Семенович задумался.

— Но ведь в Симферополе вас хорошо знают.

— А я после Керчи себя горазда увереннее чувствую. Немцев мы перехитрим. Они нас недооценивают. Кстати, сколько населения теперь в Симферополе?

— Говорят, уменьшилось наполовину — осталось около пятидесяти тысяч. А что?

— Я думаю, Владимир Семенович, если там найдется даже тысяча предателей, то сорок девять тысяч наших советских людей всегда помогут мне укрыться от врага и делать то, что нужно.

Он засмеялся.

— Раз так, давайте готовиться. Здесь сейчас Павел Романович. Он был представителем обкома у партизан и хорошо знает обстановку в Крыму. Мы его утвердили секретарем нового областного подпольного центра. На-днях он опять летит в лес. Повидайтесь с ним, поговорите, а потом все решим.

В тот же день я встретился с Павлом Романовичем. Мы хорошо знали друг друга по работе в обкоме. Он мало изменился: все такой же тяжеловесный, говорит обстоятельно. Только в черных волосах стала заметна седина да в приветливых карих глазах появился оттенок печали. Сидя на кровати, он простуженно кашлял и тяжело дышал.

Я рассказал ему о беседе с Владимиром Семеновичем.

— Ты, старина, хорошо сделал, что приехал, — сказал Павел Романович. — Полетим вместе. В лесу ребята замечательные. Я там был с сентября 1942 по июль этого года. Вызвали меня с докладом в обком, потом в Москву, в ЦК, потом поехал в Среднюю Азию повидаться с семьей. Недавно только вернулся из этого кругосветного путешествия. Что там, в Симферополе, произошло с подпольщиками за последнее время, толком не знаю. Ознакомься с материалами. В обкоме имеются докладные мои и командира бригады Лугового.

— Какой Луговой? — спросил я. — Не тот ли, который был секретарем Зуйского райкома партии?

— Он самый, с первых дней оккупации там партизанит.

— Я знаю его хорошо. Когда полетим?

— На-днях.

— Болезнь твоя не задержит?

— Думаю, нет. Готовься. Все, что нужно тебе для подполья, добывай здесь. На лес не надейся.

Я стал спешно готовиться. Из материалов обкома я узнал, что в Крыму существуют три основных подпольных центра: Феодосийский, которым руководит Нина Михайловна Листовничая, беспартийная, до войны заведывавшая детскими яслями; Сейтлерский — во главе с Иваном Сергеевичем Дьяченко и, наконец, Симферопольский — с уполномоченным обкома Иваном Яковлевичем Бабичевым. В Симферополе ранее существовали подпольные организации «Дяди Вани», «Дяди Яши», «Димы», «Дяди Володи» и другие. Каждая из упомянутых организаций объединяла несколько патриотических групп, возникших в течение 1942 года. Эти подпольные организации долгое время не имели никакой связи с партизанами, не были объединены на месте общим руководством и работали кто как мог. Лишь в марте 1943 года подпольщикам удалось связаться с лесом, но уже в июне начались провалы, аресты. В гестапо попали и отважные связные симферопольской подпольной организации коммунист Беспалов и комсомолец Сбойчаков, которые впервые установили связь с лесом. Они же являлись проводниками Бабичева, который сам в городе не жил, а приходил из леса на несколько дней к подпольщикам и возвращался в лес.

Когда начались провалы, Бабичев вынужден был остаться в лесу, так как провокатор знал его в лицо. Потом Бабичев заболел, и его эвакуировали в тыл.

Этого Бабичева я и должен был заменить, но с тем, чтобы постоянно жить в Симферополе, на месте руководить подпольем и держать связь с лесом.

Штаб партизан попытался связаться с подпольщиками через представителя симферопольской молодежной организации Семена Кусакина. Из этого ничего не вышло, так как Кусакин был схвачен гестаповцами и погиб.

Создалась чрезвычайно сложная обстановка.

Меня предупредили, что к партизанам просачивается немецкая агентура и что в лесу мне нужно сохранить строгую конспирацию. Кроме командования, никто не должен знать, кто я и зачем попал в лес.

В керченском подполье я был столяром-хозяйчиком. Для Симферополя требовалась другая профессия. Я умел чинить обувь и решил стать рабочим-сапожником. Купил на базаре засаленную и заплатанную одежду, сапожные инструменты, гвозди и обрезки кожи.

Мне изготовили фиктивные документы. Из кладовой обкома я получил на дорогу продукты. Все свои вещи уложил в купленный на базаре старый мешок. Написал письмо жене.

Владимир Семенович записал мои новые «позывные»: в лесу я буду Василий Иванович, сапожник-партизан, а в Симферополе — по паспорту Иван Андреевич Бунаков, по кличке «Андрей».

Чтобы лучше замаскировать свой отъезд, я взял командировку в Краснодар.

И вдруг я заболеваю малярией. Температура поднялась до сорока.

16 сентября вечером я лежал в постели и обливался потом. Зашел Павел Романович:

— Что с тобой, старина?

Я рассказал.

— Погода устанавливается летная. Завтра нам дают самолеты. Как быть?