Через ответственных организаторов групп я старался передать каждому подпольщику чисто практические навыки конспирации: как именно следует выполнять та или иное задание, как, предупреждая об опасности, использовать условные знаки — занавески, цветы на окнах и т. д.

Я больше всего тревожился за молодежь. С легкой руки «Кости» ребята часто шли на ненужный и опасный риск.

Вот, например, выпустили листовку. Всего целесообразней расклеить ее на местах, где реже бывают немцы и где листовку сможет прочесть большое количество советских людей. Но «Костя» любил блеснуть своим молодечеством и с риском для себя расклеивал листовки там, где они, по существу, приносили наименьшую пользу, — на дверях гестапо, в полицейских участках. Однажды ребята умудрились забросить «Вести с Родины» в кабинет самого градоначальника.

Это было очень смело, но зачастую немцы узнавали о появлении листовки раньше, чем советские люди, и, разъяренные, бросались на розыски подпольщиков.

Горком партии предупредил «Костю» и Хохлова о том, чтобы ребята не слонялись зря по городу, и запретил им устраивать вечеринки, не имевшие отношения к нашей работе.

«Костя» был очень недоволен «вмешательствам» горкома в дела молодежной организации, но, к сожалению, очень скоро мои опасения подтвердились: 7 декабря у комсомольцев произошел крупный провал.

Накануне Борис Хохлов вместе с «Костей» были у меня. Мы обсуждали план работы молодежной организации на декабрь. Наметили несколько диверсий, в том числе взрыв боеприпасов в совхозе «Красный». Я передал «Косте» написанную мною листовку о зверствах немцев в Крыму и просил срочно ее отпечатать.

Листовка эта была написана вот по какому поводу.

Обычно немцы избегали открыто говорить о партизанах, скрывали их подрывную работу и старались убедить мирное население в том, что партизаны уничтожены. Но с ноября 1943 года партизаны настолько чувствительно стали беспокоить немецкое командование, что гестапо пришлось развернуть в печати широкую пропаганду, призывая население к активной борьбе с партизанами и обещая предателям высокую награду.

Чтобы озлобить румын против партизан, немцы устроили гнусную провокацию.

С вещевого склада на Салгирной улице, где работали штрафные румыны, несколько человек было отправлено якобы на прочес леса. Вскоре этих румын привезли убитыми, с выколотыми глазами, отрезанными носами и губами. Обезображенные трупы немцы выставили на обозрение как доказательство «партизанских зверств» и выпустили соответствующее воззвание по всем городам Крыма.

Об этом-то мы и решили написать в листовке.

«Костя» ушел раньше, а мы с Борей еще долго разговаривали. Помню, в этот вечер я велел ему прекратить прием комсомольских членских взносов; до сего времени он сам ежемесячно принимал их и расписывался в комсомольских билетах. Мы договорились об установлении кличек всем членам молодежной организации, условились встретиться через два дня, когда. «Павлик» вернется с почтой из леса.

О том, что случилось в эту ночь, я узнал от матери Бориса — Софьи Васильевны Хохловой.

Вечером Ваня Нечипас принес к ним на квартиру крупный шрифт для заголовков к листовкам. Мать знала о подпольной работе сына. Она спрятала шрифт. Борис после ужина запер дверь и написал отчет о работе комсомольской организации, чтобы с очередной почтой отправить его в лес.

В комнате было тепло. Софье Васильевне посчастливилось раздобыть угля на целых три дня. Горела коптилка. Перед сном Боря достал маленькую книжечку в красной обложке.

— Послушай, мама, я почитаю тебе о настоящих героях.

— Почитай, сынок.

Борис прочел ей о боевых делах «Молодой гвардии» в Краснодоне.

— Видишь, мама, какие бывают настоящие комсомольцы! Пытали их страшными пытками. Все погибли, но изменниками родины не стали. Мы тоже будем бороться, как Олег и его товарищи.

— Это правильно, Боря, — мать прослезилась, — но я не хочу, чтобы вас постигла такая же страшная участь.

— Не бойся, мама, мы связаны с лесом. В случае опасности — уйдем к партизанам.

Боря долго разговаривал с матерью, мечтал, как с приходом Красной Армии уйдет на фронт добивать фашистов, а после войны будет учиться.

Он лег поздно ночью.

Софья Васильевна, как всегда, осмотрела ящики стола, вынула принесенный Нечипасом шрифт, разные записи Бори, взяла со стола брошюру о краснодонцах. Спрятала все это в старый валенок и засунула его под свою кровать. Потом прилегла, не раздеваясь, но заснуть не могла: судьба краснодонцев ее очень разволновала.

Она встала, осторожно подошла к сыну. Он улыбнулся:

— Спи, мама.

— Ты ведь тоже не спишь. — Мать подсела к нему на кровать. — У меня сердце болит. А вдруг с вами случится то же, что с теми комсомольцами?

— Ой, мама! Что ты заладила: «случится, случится»! Ничего с нами не будет, все у нас хорошо. Я уж тебе говорил: в случае чего — уйдем в лес.

— А если не успеете?

— Успеем, — уверенно ответил Боря. — Разбуди меня пораньше. Мне нужно пойти в одно место, а когда вернусь, будем завтракать.