Казимир сжал ему шею сгибом локтя, а движением колена отшвырнул его в кусты.

И тут почувствовал железную хватку вокруг собственных запястий. «Уже!» — страшно мелькнуло в голове, и он подумал было об ампуле, но чей-то голос произнес:

— Ты чего с маленькими развоевался, Казик? Со мной попробуй!

О, Казимир помнил этот голос, даже годы не изменили его.

Да, перед ним стоял Михась Дубовик, только не в брезентовой нищенской робе, а в солдатской форме. Как он тут оказался?! Однако первым этот вопрос задал Михась:

— Так что ты тут делаешь, Казик Шпилевский?

— Э-э… это, брат, в другой раз: сейчас жуть как спешу. Мальчишка этот в ногах путался.

— Не от них ли спешишь? — показал сержант глазами на приближающиеся три фигуры, по-прежнему сжимая его запястья.

Казимир боднул его головой в переносицу. Но, оказывается, Михась знал этот прием: десантников учат рукопашным схваткам не хуже, чем в разведшколах. Удар пришелся вскользь по скуле. Правда, правую руку Казимир все-таки освободил. Он попытался ею нанести удар, но помешала непонятная боль в ладони.

Михась успел перехватить и круто вывернуть Казимиру руку, так что хрустнуло в предплечье. Но тот вырвался и стремглав кинулся к откосу, клубком покатился в густой луговой туман. Харламов, Алексей и шофер «Победы» бросились следом. Оправившийся от удара Дубовик успел крикнуть им вслед: «Живым берите, правая у него вывихнута!»

И тут он услышал рядом стон. Стонал мальчик, следом за которым он шел.

— Больно тебе? — испугался Михась.

— Не то… не в том дело… мина там, — еле выговорил Варька.

…Мало кто из посетителей танцплощадки заметил происшедшее в кустах, а если и видел, то посчитал обычной пьяной дракой: они случались здесь в субботние вечера. Зато очень многие танцующие удивились, наблюдая за действиями неизвестно откуда взявшегося сержанта, тот тщательно обшарил несколько столбиков перил, извлек что-то продолговатое и бросился с ним сквозь кусты под откос.

Там Михась посветил себе фонариком, вспомнил уроки минного дела и чуть дыша извлек взрыватель. Он с трудом угомонил дрожь в пальцах: пожалуй, это было пострашнее, чем самые хитрые затяжные прыжки в ночь.

Потом он вновь поднялся к площадке, нашел лежащего Варьку, взял на руки и вышел на свет:

— Эй, ребята, кто знает этого хлопчика? Отнесите его домой или в больницу, его крепко шпана помяла.

Сам он очень торопился к тем, кто где-то уже далеко преследовал врага, в сто раз более опасного, чем любая шпана. Михась даже расслышал два глухих выстрела. Другие на них не обратили ни малейшего внимания: сегодня в ночь как раз начинался охотничий сезон на уток, и многие охотники по обычаю еще до утренней зорьки проверяли заряды.

Но старший сержант десантных войск без труда отличал выстрелы дробовиков от пистолетных.

Собственно говоря, пока стрелял один пистолет — «вальтер» Шпилевского. Харламов и шофер-сержант даже не вынимали оружия: упаси бог ранить! Станут подходить, и хрустнет ампула… А он нужен живой. И это вполне возможно, потому что маневренность агента сейчас здорово ограничена из-за вывихнутой руки. Молодец десантник!

Шпилевский оторвался от своих преследователей метров на триста. Еще столько же — и спасительный лес. Конечно, полностью он от опасности не избавит, но от пуль укроет. Кстати, почему они сами не стреляют? Рассчитывают взять живого? Ох, дурачки, ему же нечего терять, за одного постового на прибалтийском мосту ему уготована «вышка», да и пацану сегодняшнему он, кажется, намертво свернул шею. Нет, он их еще поводит за собой, изобразит, что кончились патроны, а потом подпустит вплотную и перещелкает по одному из бесшумки. Жалко, что нет мгновенного детонатора для мин, он бы им вымостил взрывчаткой дорогу к лесу.

Бормоча все это вполголоса, Шпилевский перебегал от кочки к кочке, от куста к кусту и — наконец-то — от дерева к дереву. Уже из-за сосны он пустил пулю в широкоплечего и увидел, как тот споткнулся на правую ногу, упал. Второй, в кожанке, подбежал к упавшему. Казимир еще раз выстрелил. Мимо. Все-таки с левой руки стрелять неудобно. А где третий? В лесу уже совсем стемнело, можно только догадываться по хрусту сучьев, что тот взял вправо, в обход. Окружить пытаются? Ну, треугольник — это не круг, проход найдется, были бы силы да патроны. Сколько их осталось в «вальтере» — три или четыре? Ладно, он будет стрелять, пока машинка не замолкнет. Потом возьмется за «кольт». А теперь еще бросок на двадцать метров, еще… Ага, впереди черная стена ельника. Уж не тот ли самый, где он первый сигнал давал и медведя встретил? Кстати, о сигналах: наверное, в центре не дождутся завтра трех импульсов с интервалами в тридцать пять секунд. Как бы не пришлось давать сдвоенный без интервалов, что означает — заказывайте панихиду…

Еще перебежка — и вот она, чащоба ельника. М-мм, не проползти ему туда со вспухшим плечом. Откуда принесло проклятого Дубовика с его самбо? И этот сволочной пацаненок с колючкой… Если бы не проткнутая ладонь, он уложил бы солдата. Что это — перст судьбы, или, может, ему померещился какой-то солдат? Дубовик или призрак? Вообще-то пора появляться призракам и миражам: он четыре ночи почти не спал, да притом какие ночи! Прыжок в темноту, вода, медведь (а сколько их, кстати, было, медведей? Ведь не один, правда, Казимир?). Что еще мешало ему поспать?.. A-а, ковбойка и булыжник в руке, потом мальчишка в кузнице… Нет, мальчишка был у костра. Там еще была горячая картошка. Сейчас бы я горячего бульону в пересохшее горло или стакан крепкого грога. «Зашел я в чудный кабачок, кабачок, вино там стоит пятачок!..» Мысли начали безнадежно путаться. Нестерпимо саднило руку. И тут он услышал из ельника голос: