Необычайные каникулы Мишеля

Аннотация

На этот раз Мишель вступает в неравную борьбу с шайкой морских пиратов и разоблачает мошенников, нелегально разрабатывающих шахту с радиоактивной рудой.

1 Ну ты покажешь мне наконец ту коробку? —Ой, и правда!.. Совсем забыла! Ив Терэ для своих одиннадцати лет был мальчик рослый, на полголовы выше, чем его сестра-близнец. В тусклом свете керосиновой лампы, освещающей комнату, веснушки на их лицах казались еще темнее. Всегда ты все забываешь,— сказал мальчик. С сестрой он разговаривал несколько свысока. Мари-Франс ничего не ответила. Чтобы скрыть лукавую улыбку, она сделала вид, что поправляет одеяло на своей постели. Где ты ее оставила? На чердаке, что ли? Скажи где, я за ней сбегаю,— предложил Ив. Девочка, все еще насмешливо улыбаясь, обернулась. Она знала — тон брата сразу изменится, когда он узнает, где она оставила «ту коробку». Нет, Ив, не на чердаке. Во дворе, за бочкой с дождевой водой,— сообщила она притворно ласковым голосом. Она чуть не расхохоталась, глядя, как он на глазах увядает. Губы его округлились, словно он хотел сказать: «О-о...»— но, видно, что-то случилось с голосом... Осознав, какую он сделал промашку, вызвавшись сбегать за коробкой, Ив еле слышно пробормотал: За... бочкой?.. Да, ты же знаешь... Около конюшни. Ты ее сразу найдешь! Не отвечая, Ив почесал в затылке, как всегда, когда перед ним вставала трудная проблема. Да, Мари-Франс опять оказалась хитрей его, а он по своему простодушию попал в ловушку. Нет, он вовсе не был трусом! Однако бродить в ночной тьме по двору затерянной в горах фермы, где они с Мари-Франс проводили каникулы... нет, перспектива была не из приятных. Но не признаваться же в этом сестре!.. Ив попробовал перейти в наступление. Объясни мне, пожалуйста, зачем ты взяла ее с чердака и потом спрятала во дворе? Мари-Франс вопрос не смутил. Помнишь, мы собрались посмотреть, что лежит в коробке, но кузина Софи как раз позвала нас полдничать. Когда мы спускались, я положила коробку в карман кофты: откроем, как только будет возможность... Но карман сильно оттопыривался, я боялась, как бы Мишель с Даниелем не заметили... Вот я ее и спрятала... Брат ответил не сразу, и она быстро нашла еще один веский довод. Ты же их знаешь: если б они догадались, что мы нашли что-то интересное... все досталось бы им! Потерпев поражение и на сей раз, Ив слабо запротестовал: Но почему я? Почему мне приходится делать все самое трудное?.. Вот и сегодня, когда мы были на чердаке... Ну-ну-ну!— оборвала его сестра.— Ты же сам сказал только что, что готов идти на чердак за коробкой! Так в чем дело? Разве не все равно, где она — во дворе или на чердаке?.. Переговорить сестру Ив был не в силах. И он сдался, оставив себе лишь крохотную лазейку. Да нет, мне все равно... Хотя кое-какая разница вообще-то есть... К сожалению, ничего более определенного придумать он не сумел. Он и так чувствовал, что сестра не упустит случая и напрямик заявит ему: разница в том, что во двор он боится идти... Спас его долетевший снизу, из кухни, звон посуды. Ив тут же воскликнул: Вот видишь, все равно ничего не выйдет! Тетя Жиль и Фанни еще внизу... Если они спросят, чего меня понесло во двор в такой поздний час, что я им отвечу? Скажи, раз ты такая умная! А если они увидят коробку? Тетя Жиль ведь сразу поймет, что мы рылись в вещах дядюшки Арсена! Ну так как?.. Мари-Франс сама пользовалась при каждом удобном случае подобным приемом; поэтому она не сразу нашла, что ответить. Но раздумывала девочка недолго. Спустя минуту она спокойно возразила: Подумаешь! Нужно просто дождаться, когда тетя Жиль и Фанни улягутся спать. Тогда можешь идти, куда хочешь, и ни о чем не думать!.. Побежденный, Ив прибег к совсем уж смехотворной отговорке. Мне что-то спать хочется,— сказал он и старательно зевнул.— Никто ночью ее не возьмет, эту твою коробку! А завтра утром она будет у нас... Мари-Франс поняла: пришло время решительных мер. Во-первых, это не «моя» коробка, хотя нашла ее я... Тебе что, не интересно узнать, что в ней лежит?.. Во-вторых, если ночью пойдет дождь, представляешь, что с ней станет? Мы ведь понятия не имеем, что там такое. Может, там что-нибудь очень хрупкое... или ценное! Раз она была так старательно упакована, значит, дядюшка Арсен очень ее берег... Ив молчал, стоя возле окна мансарды, и смотрел вниз. Луна заливала двор призрачным голубоватым сиянием. В иных обстоятельствах Ив, несомненно, залюбовался бы этим зрелищем. Но сейчас он видел лишь густые длинные тени, которые даже самым обычным, знакомым предметам придавали зловещий, непривычный вид... Ив невольно поежился. Шаги на лестнице вывели его из оцепенения. Послышался ласковый, хотя и немного ворчливый голос тети Жиль. Эй, ребята! Вы что, еще не легли? Мы сейчас, тетя,— быстро ответила Мари-Франс. Не забудьте погасить лампу! Чтобы ночью чего не случилось!.. Конечно, тетя! И чтобы тетушка не сомневалась, что все так и будет, девочка тут же погасила лампу. Шаги удалились; внизу тихо скрипнула дверь, и в доме воцарилась тишина. Мари-Франс, выждав минуту-другую, тихим, но не терпящим возражений тоном прошептала: Пора, Ив. Ступай! Комнату освещал лишь рассеянный свет луны. Мари-Франс, чтобы не повышать голос, подошла к Иву поближе. Мальчик снова выглянул в окно. Зрелище не стало менее пугающим, чем минутой раньше. Даже наоборот... Он обернулся к сестре и увидел еле заметную насмешливую улыбку, которая была так знакома ему. Вздохнув, он сдался. С колотящимся сердцем и пересохшим горлом Ив тихонько повернул ручку двери, приоткрыв ее ровно настолько, чтобы выскользнуть в темный коридор. Ощупью, держась за стену, он добрался до лестничной площадки. Тут он чуть было не упал, оступившись на первой ступеньке. Однако в последний момент мальчик успел ухватиться за перила — правда, основательно приложившись к ним лбом. «Эх... шишка, наверно, будет...— подумал он с досадой.— И все из-за Мари-Франс...» Осторожно шагая со ступеньки на ступеньку, боясь, как бы не скрипнули старые доски, он в конце концов ощутил под ногами надежный каменный пол кухни. Потом он постоял перед застекленной дверью, положив руку на ключ и не решаясь его повернуть. Ему казалось, стук его сердца отдается в тишине так же гулко, как тиканье больших фламандских часов, висящих на стене. Собравшись наконец с духом, он открыл дверь и, оставив ее приоткрытой, выскользнул наружу. Ноги его были словно налиты свинцом. Каждый шаг давался с неимоверными усилиями. Определив, в каком направлении он должен двигаться, Ив прижался к стене и на минуту закрыл глаза. А потом, стараясь не отрываться от этой шершавой стены, ища в ее теплой тени поддержку, осторожно и в то же время торопливо пошел вперед... Бочка с дождевой водой появилась перед ним неожиданно, он даже стукнулся об нее. Присев, он пошарил за ней рукой, ощупал землю — и... ничего не нашел! «Черт возьми, Мари-Франс просто решила меня разыграть!..»— подумал он. Он поднял голову, ожидая увидеть в окне силуэт сестры, радующейся, должно быть, тому, как он сел в лужу... Но окно было непроницаемо темным, за стеклами ничего не было видно. Над Ивом распростерлось чистое ночное небо, на котором сверкали яркие звезды. Он сделал вторую попытку, но пальцы его наткнулись на край вымощенной дорожки, идущей вдоль построек. Совершенно ошеломленный, Ив даже забыл про свой страх! Он обвел взглядом двор, испещренный подозрительными тенями... и вдруг ощутил на спине холодную дрожь. Легкий прерывистый скрип, показавшийся в тишине очень громким, прозвучал так внезапно, что на какую-то долю секунды у мальчика создалось ощущение, будто кто-то схватил его за плечо. Ноги его задрожали и стали как ватные... Еще страшней ему стало, когда он обнаружил источник скрипа: в нескольких метрах от него появилась и стала увеличиваться черная щель... Ворота конюшни медленно открывались. Мысли панически закружились у него в голове... В конюшне никого не могло быть! Дядя Франсуа каждый вечер обходил все постройки, проверяя, заперты ли ворота и двери. Воздух был неподвижен; значит, и ветер не мог открыть створку ворот... Размышления эти длились не больше одной-двух секунд... Говорят, страх —плохой советчик; но в иных случаях он становится мощным стимулом к действию. Ив не стал ждать, пока таинственный незнакомец, который, конечно же, находится в конюшне... вне всяких сомнений, подстерегая его... пока этот кто-то появится перед ним. Не помня себя от страха, Ив бросился наутек, вбежал в кухню, закрыл дверь, запер ее на засов и повернул ключ на два оборота. Только теперь, оказавшись в безопасности, под защитой стен, он почувствовал, как по лбу его катится пот; внезапно ему стало очень жарко. Он подождал, пока бьющая его нервная дрожь немного уймется, и затем двинулся к лестнице, чтобы подняться в комнату, где, должно быть, его с нетерпением ждала Мари-Франс. Ну что?— прошептала девочка, когда дверь за ним закрылась.— Принес? Иву пришлось сделать глубокий вздох, прежде чем он сумел членораздельно выговорить: Нет... Ее там нету! Теперь Мари-Франс лишилась от удивления дара речи. Впрочем, у нее это продолжалось недолго. Ты искал за бочкой?— спросила она тоном, в котором довольно ясно сквозило сомнение. Конечно!—воскликнул он с жаром.— Я даже стукнулся об нее. Вот, шишку себе набил,— добавил он сердито. Как это?.. Неужели ты ее не заметил... при таком ярком свете луны?.. Не-ет! Я... торопился очень. Ты хорошо пошарил за бочкой? —Д-да! Даже два раза, если хочешь знать!.. По голосу брата Мари-Франс поняла, что он говорит правду. Она немного подумала, потом заключила: Выходит, ее кто-то взял! Именно!— с готовностью подтвердил мальчик, желая показать, что его поход был не просто прогулкой, как могло показаться сестре, а опасным мероприятием.— Тут дело нечисто!.. Мари-Франс посмотрела на него с таким интересом, что он сразу забыл о подозрениях, которые сквозили в ее репликах минутой раньше. Решив еще больше возбудить ее любопытство, Ив молчал, ожидая, пока она, не выдержав, начнет его расспрашивать. Но девочка спохватилась и сделала вид, что не обратила внимания на это «нечисто». В общем-то можно узнать, кто мог взять коробку. Мишель, Даниель, дядя, тетя, Медар и Фанни — больше тут и нет никого... Разве что... Что — разве что?— повторил, округлив глаза, Ив, который всегда легко попадал в ловушки, расставляемые сестрой. Разве что... это ты взял коробку, чтобы надо мной подшутить и самому посмотреть, что в ней находится. Несчастный Ив, ошеломленный таким возмутительным предположением, не нашел, что сказать, и лишь шумно сопел, глядя на Мари-Франс. А она, довольная тем, что в корне подавила наметившееся было превосходство брата, снизошла до того, что спросила: Ты говорил, там... что-то нечисто? Мальчик, всего лишь самую капельку преувеличивая, поведал ей про открывшиеся ворота, про скрип петель и про свое ощущение, что в темноте его кто-то подкарауливает. Но сестра опять остудила его пыл. Знаешь, кто это был? Медар. Его каморка ведь находится там же, в конюшне. Так что это он открыл дверь. Ив вынужден был признать, что это — вполне правдоподобное объяснение. Чтобы скрыть свое огорчение, он зевнул и молча стал раздеваться. У него была и другая причина поступить таким образом. Объяснив себе и ему, почему открылась дверь конюшни, сестра, наверно, потребует, чтобы он спустился во двор еще раз: надо же было удостовериться, что коробка, которую она там спрятала днем, в самом деле исчезла. Мари-Франс все еще стояла у окна, прислонясь лбом к стеклу, и размышляла. Слабый ветерок шелестел листвой. Потом ветер, видимо, подул сильнее: внизу хлопнула какая-то дверь. Мари-Франс вздрогнула и вскрикнула приглушенно: — Иди сюда!.. Быстрей!.. Ив! Подскочив к окну, мальчик успел заметить, как в пустом пространстве в глубине двора пронеслась и исчезла какая-то тень... Это был силуэт мужчины; в холодном свете луны развевались его Длинные седые волосы. Ты... ты видел?— пробормотала, невероятно взволнованная, Мари-Франс. Старик... Который так быстро бегает!..— прошептал Ив, стуча зубами. Я заметила, он вышел из конюшни, точно!.. Именно оттуда!— повторила Мари-Франс. Ив задним числом испугался еще сильнее, чем в тот момент, когда был во дворе. Подумать только, как он рисковал, находясь так близко от таинственного старика, прятавшегося во тьме конюшни... Старика, который удирает, как кролик!.. Но тогда невольно напрашивался еще один вывод. А что же... что Медар?— пробормотал мальчик.— Этот злодей... ничего с ним не сделал? Мари-Франс сразу его одернула. Во-первых, он, может, и не злодей!— сказала она.— Во-вторых, Медар, скорее всего, ничего не слышал... Почему же тогда он так быстро бежал?— возразил Ив.— И не куда-нибудь, а к риге? Вопрос был вполне уместен, девочка вынуждена была это признать. Однако не так-то легко было застать Мари-Франс врасплох. Возможно, ты прав, Ив,— начала она, желая немного загладить насмешки, которые пришлось вытерпеть в этот вечер ее брату.— Может, он сюда приходил за нашей коробкой?.. Ага!.. Вот видишь!—ликовал Ив.— Местные жители столько рассказывают про эту ферму и ее бывшего хозяина, дядюшку Арсена, что меня это не удивило бы. Ведь он, говорят, в последние годы сторонился людей, никого не желал знать... Наверняка был ужасным скрягой. А скряги, как известно, это люди, которые прячут свои сокровища от других. Раз коробка была так тщательно спрятана, то в ней, наверно, тоже находилось какое-нибудь сокровище... На сей раз Ив легко взял реванш. Да что ты! Она же совсем маленькая!— возразила было Мари-Франс. Ну и что? А может, там лежит план места, где спрятан клад... Они помолчали, все более проникаясь сознанием важности сделанного ими открытия. Воображение рисовало им необычайное приключение, в котором они, конечно же, будут играть главную роль. С тех пор как их старшему брату Мишелю и кузену Даниелю удалось успешно провести несколько захватывающих расследований, они тоже мечтали о чем-нибудь подобном. И вот настал наконец их час!.. 2 На следующее утро ферма «Голубятня» проснулась, залитая сиянием чистого неба. Франсуа Дарвьер, новый хозяин фермы, купивший ее два месяца тому назад, встал первым. Его жена Жильберта вскоре присоединилась к нему и приготовила кофе. Оба были светловолосы, у обоих был спокойный, уверенный вид людей, которые, зная цену времени и труда, добросовестно, без нервозности и без лени выполняют повседневную работу. Открылась дверь, ведущая со двора, и в кухню вошел Медар, работник Дарвьеров. Он был невысок для своих пятнадцати лет, но крепок и коренаст. Одет он был в слишком большую для него вельветовую куртку. Добрый день, мадам, добрый день, мсье,— сказал он, снимая берет и засовывая его в карман. Его темные волосы после торопливого умывания еще блестели от воды. Загорелое лицо освещали небольшие, но очень живые, подвижные черные глаза, которые придавали ему сходство с какой-то забавной птицей. Здравствуй и ты, Медар,— ответил фермер.— Надеюсь, ты хорошо спал, мой мальчик? Медар, привыкший к утреннему ритуалу, уже отрезал себе ломоть от большой круглой буханки хлеба, которую Жильберта Дарвьер положила на стол вместе с маслом и двумя чашками. Уж будьте покойны!— ответил он.— Только вот дверь скрипела. Нужно замок проверить. Наверно, ветер... Фермер и его работник макали хлеб в кофе с молоком. У обоих к поясу было привязано по маленькой, потемневшей от времени табуреточке с одной ножкой: они собирались на утреннюю дойку. Жильберта Дарвьер достала из стенного шкафа деревянное коромысло, на котором позвякивали цепи. На обратном пути муж повесит на него бидоны с молоком. Пастбища, принадлежащие ферме, были разбросаны в горах, и это не позволяло пользоваться тележкой. Ферма относилась к коммуне Лошнэ, деревне с тысячью жителей, приютившейся в глубине долины, и стояла на узкой террасе на склоне горы Гран-Коломбье, примерно в часе ходьбы от деревни. Франсуа Дарвьер и Медар уже готовились выйти из кухни, когда раздался какой-то топот. Фермер нахмурил брови, жена его обеспокоенно подняла голову. Я вижу, мы вовремя!—воскликнул юноша с открытым и ясным лицом и бросился к Жиль-берте Дарвьер.— Здравствуй, тетя Жиль! Здравствуй, дядя Франсуа! Здравствуй, Мишель! Послушай, дядя Франсуа, возьми нас с собой на луга! Это было бы здорово!— подтвердил второй, только что появившийся в дверях мальчик. Как вы меня напугали!— проворчала, улыбаясь, фермерша.— Выпейте быстренько молока да возьмите по бутерброду... А плотнее позавтракаете, когда вернетесь. Франсуа Дарвьер с доброй улыбкой смотрел, как племянники за обе щеки уписывают приготовленные тетей бутерброды. Темноволосый Мишель Терэ выглядел несколько более стройным и живым, чем его белокурый кузен Даниель. На высокий лоб Мишеля падала короткая волнистая прядь волос. На почти квадратном подбородке, характерном для людей волевых, виднелась маленькая ямочка. Что касается Даниеля, он не очень заботился о своей прическе. Подстриженные ежиком волосы делали его доброе, почти всегда улыбающееся лицо еще более круглым. Ну вот, мы готовы, дядя!— воскликнул Мишель, вставая. Даниель тоже вскочил. Можно я понесу эту штуку?— Он показал на коромысло. А я бидоны!— добавил Мишель, чтобы не отстать от брата. Все четверо вышли из кухни и двинулись со двора фермы. Солнце, невысоко поднявшееся над горизонтом, серебрило косыми лучами ели, покрывающие склон горы. На краю террасы Франсуа Дарвьер остановился, чтобы показать племянникам узкую, словно желоб, заросший травой, лощину, мягкими изгибами спускающуюся меж рядами молодых елочек и теряющуюся где-то внизу, в густом лесу. —Вам бы сюда приехать на рождественские каникулы. Похоже, здесь на лыжах кататься — одно удовольствие!— сказал он. Хм!..—усмехнулся Мишель.—Думаешь, легко нам было уговорить родителей отпустить нас сюда? Скажи-ка, Даниель! Да уж! Они поклялись ни на минуту не оставлять нас без присмотра. В каком-то смысле они правы,— сказал со смехом Дарвьер.— У вас обоих есть несносная привычка совать нос в чужие дела!.. Кузены тоже рассмеялись. Дядя, но мы же не виноваты, что нас везде подстерегают какие-нибудь приключения! Во всяком случае, здесь нам ничего такого не грозит,— заявил Даниель.— Иначе родители ни за что бы не согласились нас сюда отпустить. Места тут в самом деле тихие. К тому же, надеюсь, вы мне поможете. Я ведь писал, что одному мне трудно будет привести ферму в порядок. Да, это был очень убедительный довод,— кивнул Мишель.— Тут уж ни папа, ни мама ничего не могли сказать... Они полюбовались сверху деревней, вернее— сотней шиферных крыш, теснящихся вокруг белой колокольни и наполовину утопающих в густой зелени. Струи синего дыма мирно поднимались из труб, растекаясь в небе легким кружевным покрывалом. Ну, дети мои, давайте поторопимся. До пастбища далеко, а время летит быстро. Работы у нас невпроворот! В путь!.. Они шли через луга, где травяной ковер перемежался серыми осыпями и широкими известковыми площадками. В зеленом пространстве тут и там маячили стройные силуэты темных елей. Настоящий английский парк!—с восхищением заметил Мишель. Луга кончились, и они вошли в лес, в основном состоящий из лиственниц и дубов. Тут стояла приятная, ласковая прохлада. Медар, насвистывая, шагал впереди, не обращая внимания на других. Хороший парень,— сказал Франсуа Дарвьер в ответ на вопрос Мишеля.— Только не повезло ему. Отец у него был лесорубом, в прошлом году его искалечило, теперь он инвалид. Он из Лошнэ?—спросил Даниель. И да, и нет. Семья его живет в маленьком домике на другой стороне долины. Я все время пытаюсь понять, почему он решил наняться на работу именно ко мне? Здесь много ферм, которые куда ближе к его дому, там он наверняка получил бы работу... Тропа вилась по крутому склону; мальчики и дядя вынуждены были идти гуськом, и разговор прервался. Теперь я понимаю, зачем тебе коромысло: иначе тут с бидонами не пройдешь,— сказал Мишель, когда они, выйдя из леса, спустились в овраг. Это, конечно, большое неудобство. До лучших пастбищ можно добраться только пешком. Здесь даже с маленькой тележкой не проберешься. С другой стороны долины все иначе. И склон пологий, и даже дорога есть, которая ведет в долину. Они прошли еще метров пятьдесят, когда навстречу им из чащи внезапно вышел человек и поднял руку в знак приветствия. Худой и высокий, он был одет не по сезону: в куртку из грубого сукна и вельветовые брюки. Когда он остановился возле них, Даниель и Мишель заметили, что на голове у него что-то вроде шапки-ушанки. Привет, господа! За молоком направляетесь? Человек говорил неторопливо, со спокойной сердечностью. В прищуренных глазах светилась немного ироничная полуулыбка, смягчавшая черты его загорелого грубого лица. Густые седеющие волосы выбивались из-под шапки, в углу рта торчала короткая трубка. Здравствуйте, мсье Бурбаки!— ответил Дарвьер. А, вы, стало быть, знаете мое имя!—заметил человек, улыбаясь еще приветливее.— Вы, как я понимаю, новые хозяева фермы старого Арсена, верно? От вас ничего не скроешь!—в том же добродушно-шутливом тоне ответил Дарвьер.— Я купил ее пару месяцев назад. Человек беззвучно рассмеялся, широко раскрыв рот и обнаружив пожелтевшие от никотина зубы. Седые волосы его там, где торчала трубка, тоже приобрели желтый оттенок. Примите, мсье, мои поздравления!—сказал наконец Бурбаки.— Вы, я вижу, не трусливого десятка. Ведь об этой ферме там, внизу, столько всего говорят... Он вынует изо рта трубку и ткнул ею в сторону долины. И прежде чем Франсуа Дарвьер, слегка нахмурившись, успел что-нибудь ответить ему, человек добавил уже вполне серьезно: Странный тип был этот Арсен! Начать с того, что в последнее время он ни с кем не разговаривал. В деревне даже болтали: он, мол, боится, как бы люди не заговорили с ним первыми. У него всегда был такой вид, словно он язык проглотил... Франсуа Дарвьер с любопытством слушал его. Слухам, ходившим о прежнем хозяине фермы, он не придавал большого значения, но слова Бурбаки его явно заинтересовали. Он даже спросил: Вы, наверно, хорошо его знали? Так себе,— ответил тот уклончиво.— Арсен общался здесь только с одним человеком. Это был костоправ, или колдун, как некоторые считают. В общем, недобрый человек... Таких в наших краях называют «мотэн». А к нему эта кличка прилипла так, что не отдерешь. Его все так и зовут — Мотэн. Это местное выражение, да?—спросил Даниель.— Что оно значит? Не больше того, что сказано. Так называют человека с необычным цветом кожи. Очень красным или очень темным. А иногда, случается, тех, кто насчет выпивки большой любитель. Вы думаете, Арсен доверял Мотэну как целителю?— спросил Франсуа Дарвьер. Возможно. А достоверно известно одно: последнее время его навещал один лишь Мотэн. Говорили, Арсен очень болел. Кажется, с головой у него что-то было... Что касается меня, так я давно это знал. Надо сказать, очень ему досаждало то, что скотина у него дохла. Чуть не каждый день... а почему — неизвестно. Костоправ и коров пытался лечить, но от этого они дохли еще быстрее. Ох и каналья этот Мотэн, прямо каналь.я!.. Вот уж восемь — десять лет, как я ему слова не сказал... Даже «здравствуй»... Он принялся тщательно набивать трубку; потом продолжил: Что-то заболтался я с вами! У вас, поди, работы по горло. До свидания, господа! До скорого!.. Он притронулся рукой к шапке и ушел своей бесшумной походкой, покуривая трубку. Последний местный пастух,— пояснил Франсуа Дарвьер, снова отправляясь в путь. Это его настоящее имя — Бурбаки? Нет, конечно. Прозвище. Эта история хорошо известна в деревне. Прозвище получил еще его дед. Он служил зуавом... или что-то в этом роде, во время Алжирской кампании 1830 года, а командиром у него был генерал Бурбаки. Так вот: дед, вернувшись на родину, только и говорил про него, и скоро в деревне все его стали звать «Бурбаки». Потом кличка перешла к сыну и к сыну его сына... Во всяком случае, он кажется человеком хорошим,— задумчиво сказал Мишель.— И очень живописен при этом. Не мешало бы вам как-нибудь заглянуть в его хижину: вы бы не пожалели! Он болтлив, как все пастухи, постоянно живущие в одиночестве. Но, думаю, его рассказы вас очень бы позабавили. Мы сходим к нему, дядя, решено! Медар, который по-прежнему шел впереди, свернул с дороги и стал взбираться на склон. Вдруг он замер в нерешительности, а потом, обернувшись к спутникам, сделал жест, выражающий одновременно крайнее изумление и ужас... 3 Франсуа Дарвьер и его племянники подбежали к молодому работнику. Что случилось?— крикнул фермер, поднявшись на склон. Коровы! Там...— бормотал Медар, тяжело дыша от волнения. Он показал на пастбище, окруженное тремя рядами колючей проволоки. Что?.. Что с коровами?!— нетерпеливо воскликнул Дарвьер. Они в люцерне... Видно, вырвали колышки, к которым были привязаны. Почти половина пастбища была скошена, остальная часть покрыта густым ковром люцерны; и в ней... паслись три коровы. Черт побери!— выругался фермер, бросаясь бегом.— Не может этого быть!.. Мальчики последовали за ним. К ограде они подбежали одновременно. Смотрите!— ахнул фермер.— Да они же ранены!.. Вместе с мальчиками он подошел к первой корове, и они увидели длинные кровавые царапины на боках и голове животного. У двух других были такие же раны с засохшей на них кровью, а у одной была к тому же сильно разбита морда. Дарвьер скрестил руки на груди и сурово взглянул на Медара. Что это значит, Медар?— закричал он.— Стоило мне отпустить тебя вчера вечером одного— и ты ухитрился забыть про колышки! Ты понимаешь, что натворил? Понимаешь?.. Медар покраснел так, что его загорелое лицо обрело цвет спелого каштана. В его глазах появился влажный блеск; он ответил упавшим голосом, но твердо: Я забил колышки, как обычно! Мишель, наблюдавший за ним, видел, как дрожат его губы и сжимаются кулаки. Он ощутил внезапную симпатию к этому мальчику, все поведение которого говорило о том, что он подавлен и возмущен несправедливостью обвинения. Да неужели?—все не мог успокоиться фермер.— Так, может, это не коровы вырвали колышки и сейчас объедаются люцерной?.. И все-таки я хорошо забил колышки, мсье!— сердито ответил Медар.— Поверьте, я хорошо их забил!.. Бедный парень, обескураженный таким тяжким обвинением, ничего не мог придумать в свое оправдание и лишь твердил одну и ту же фразу... Послушай, дядя,— вмешался Мишель, для которого тягостная эта сцена становилась невыносимой,— как они могли пораниться таким образом? Вопрос, по-видимому, заставил наконец дядю трезво взглянуть на вещи. Он сдвинул берет на затылок и перевел дух. —В самом деле,— пробормотал он.— Они, должно быть, продирались сквозь колючую проволоку... А это значит... Казалось, что-то мешает ему закончить мысль. А это значит,— наконец выговорил он,— что они очень испугались чего-то... Они обезумели от страха и бросились на колючую проволоку... Это очевидно!.. Он подумал еще и добавил медленно, словно эта мысль только что пришла ему в голову: —Испугались чего-то... или кого-то... Медар, отойдя в сторону, что-то искал на земле, на границе между полем люцерны и скошенным лугом. —Идите сюда!— вдруг закричал он.— Сюда! Когда фермер с племянниками подошли к молодому работнику, тот показал им ямку в земле. Вот здесь был колышек! Не говорите теперь, что я его не забил! Посмотрите сами!.. Действительно, форма ямки говорила о том, что колышек был сначала расшатан в земле, а потом с большой силой вырван. Впервые вижу такое!— проворчал Франсуа Дарвьер.— Прости, Медар, ты был прав! Несмотря на эти слова, мальчик не стал веселее. Он отвернулся и угрюмо сказал: Пойду за водой, на ключ. Надо же смыть у них кровь!.. Он взял один из бидонов и спустился в овраг. Мишель побежал за ним. Если хочешь, я помогу тебе,— сказал он, догоняя Медара. Тот ничего не ответил. Они подошли к роднику, где струя воды лилась из полого ствола, врытого в землю. Это здесь,— сказал Медар. Он наполнил бидон; Мишель взялся за ручку. Мсье Дарвьер не прав!— все не унимался Медар.— Зачем зря говорить, будто я колышки не забил?.. Мишель едва удержался от улыбки. Дались ему, право, эти колышки! Полно тебе! Ты же видишь, дядя совсем расстроен. И его можно понять. Все равно несправедливо!..— обиженно бубнил Медар. Они вернулись на луг. Франсуа Дарвьер вынул из кармана чистый платок и смочил его в воде. Он промыл коровам раны и, опустившись на колени, внимательно осмотрел их. Ничего серьезного, кажется,— сказал он.— Кроме, может быть, Бланшет, у которой разодрана морда. Я потом вернусь сюда с каким-нибудь дезинфицирующим средством... Медар между тем начал дойку. Лицо его все еще было насуплено от обиды. Даниель и Мишель предложили дяде: они будут промывать раны, а он пусть занимается дойкой. Дарвьер согласился. Поднявшись с колен, фермер увидел, что к ним приближается какой-то человек. Он шел со стороны, противоположной той, с которой пришли они. Что этому-то надо?—проворчал Дарвьер.— Очень вовремя, черт возьми... Мужчина был тучен, и тучность его не скрадывал даже высокий рост. На нем были серый полотняный костюм и соломенная шляпа с широкими полями. Он, казалось, не спешил: шел, заложив руки за спину, как большой босс на прогулке. Привет честной компании!— крикнул он, подойдя на расстояние человеческого голоса. Он положил руку на столбик ограды и быстрым движением сдвинул шляпу со лба. Мишелю сразу не понравилось его красное, отечное лицо с тяжелыми веками, за которыми прятались глаза, показавшиеся ему лицемерными. Маленькие черные усики в форме бабочки подчеркивали его большой нос. Как ты думаешь, Даниель,— прошептал Мишель кузену, прячась за коровой,— когда этот малый пьет кофе, куда он свой нос девает? Как ни странно, Франсуа Дарвьер ответил на приветствие человека лишь неприязненным ворчанием. Один лишь Медар смущенно произнес: «Здравствуйте!». Прекрасная нынче погода, не правда ли?— весело произнес пришелец, не желая замечать угрюмого лица фермера.— Я как раз собрался прогуляться в сторону вашей фермы. Утром голова была такая тяжелая, вот я и сказал себе, что хорошая прогулка пойдет мне на пользу. Да? Ну-ну...—буркнул Франсуа Дарвьер, прислонившись лбом к боку животного, которое он продолжал доить. Наступила тягостная тишина: слышен был только звон струй молока, бьющих в стенки ведра. Даниель и Мишель чувствовали себя не в своей тарелке. Поведение дяди граничило с невоспитанностью, если не с грубостью. А толстяк, казалось, ничего не замечал. И еще я сказал себе: вот прекрасный случай узнать, не изменили ли вы своего мнения... относительно этого участка! Франсуа Дарвьер выпрямился так резко, что Мишель и Даниель вздрогнули. Ведро с молоком чуть не опрокинулось в люцерну. Мсье Станислас!— произнес фермер странным, сдавленным голосом, сильно побледнев.— Помнится, я вас уже просил однажды оставить меня в покое с этим участком! Он не продается! И пока я буду хозяином фермы, вам его не видать, как своих ушей!.. Кажется, я выразился ясно? Лицо толстяка, и без того красное, стало пунцовым. Он криво улыбнулся и так поспешно убрал руку со лба, словно тот стал вдруг горячим. Потом он шумно вздохнул; мальчикам, наблюдавшим за ним, показалось, что он собирается с силами... чтобы что-то сказать. Но вдруг глаза толстяка округлились. Он устремил взгляд на бок ближайшей к нему коровы, показывая на нее пальцем. Что... что случилось с бедными животными?— спросил он.— Они ранены? Как это произошло? Но Дарвьер теперь совсем повернулся спиной к мсье Станисласу. Вылив молоко из ведра в бидон, он пошел к следующей корове. Толстяк, казалось, и этого не заметил. Стоя на прежнем месте, он продолжал: Я вижу только одно объяснение... Это — слепни. Ваши коровы, должно быть, обезумели от укусов слепней! Лошади, например, могут понести после одного-единственного укуса... Вот уж действительно, мсье Дарвьер, не повезло так не повезло... Ну что ж, я приветствую вас, господа! Он приподнял шляпу, обнажив розовый череп, расчерченный поперек редкими прядями черных волос, и отправился в обратный путь, отказавшись, видимо, от намерения дойти до фермы. Мишель и Даниель подошли к дяде. Что это за тип?—спросил Даниель.— Здорово ты послал его ко всем чертям! Он у меня уже в печенках!.. Какой-то отставной коммерсант... Корчит из себя землевладельца! И Франсуа Дарвьер вкратце поведал им, что Станислас, приезжавший в течение нескольких лет сюда в отпуск, в конце концов купил виллу. Это в нескольких сотнях метров от того места, где они сейчас находятся. Ему, видно, давно хотелось купить этот участок. Да только, когда его продавали, Станислас был в отъезде. А чем я могу ему помочь? Он уже дважды являлся на ферму, предлагал мне продать пастбище. Да еще таким высокомерным тоном!.. Эти люди думают: раз у них есть деньги, то им все позволено! Дядя уселся на свою забавную скамеечку, чтобы подоить последнюю корову. Мальчики оставили Франсуа Дарвьера в покое, а сами залюбовались залитым солнцем пейзажем. Пастбище располагалось на отлогой площадке, ограниченной крутым склоном холма, скорее похожего на небольшую гряду утесов. К подножию холма примыкали густые заросли кустарника и молодых елочек, расцвеченные кое-где яркими брызгами альпийских фиалок. Заросли создавали сплошную полосу и казались совершенно непроходимыми. За проволочным заграждением шел ровный ряд столбов второй, еще не доделанной ограды. Эта часть тоже принадлежит дяде Франсуа?— спросил Мишель у Медара, закончившего дойку. Конечно!— ответил Медар.— Мы ее тоже засеем люцерной. Но это в будущем году, когда она будет полностью огорожена. За спиной у них, над ущельями и скалами, сияла на солнце, словно сахарная голова, вершина Гран-Коломбье. А вокруг расстилалась густая свежая зелень лесов. Ты веришь, Медар, этой истории со слепнями?— неожиданно спросил Даниель. Медар вздрогнул: видимо, вопрос застиг его врасплох. Его смуглое лицо нахмурилось, взгляд устремился куда-то вдаль, словно его очень заинтересовала небольшая тучка на горизонте. Нехотя, ворчливо он ответил: И верю, и не верю. Знаю только, что я хорошо забил колышки. Даниель и Мишель обменялись взглядами. Да, Медар тяжело переживает упрек, который бросил ему Дарвьер. Возвращались они в мрачном настроении. Коровы были снова привязаны к колышкам, и Дарвьер объяснил племянникам, зачем это делается. Ограничив «маршрут» животных длиной цепи, их оберегают таким образом от пагубных последствий чрезмерного чревоугодия. Поглощение свежей травы в слишком большом количестве вызывает в желудке скопление газов, которые пучат его, сдавливая другие органы; это может вызвать смерть коровы, например, от удушья. Тогда спасти животное можно, лишь проколов ему бок — чтобы избавить от излишка газов. Врачи называют это «метеоризм». По-моему, таинственная гибель коров дядюшки Арсена была вызвана именно этой причиной!— заключил фермер.— Бедный старик, то ли из-за болезни, то ли от старости, вел хозяйство спустя рукава. Видели бы вы, в каком состоянии была его ферма! Но тогда... почему это не случилось с твоими коровами? Раз они отвязались!.. Я и сам удивляюсь... Даже странно, что этого не произошло! Франсуа Дарвьер задумался, потом добавил: Я вижу тут одно объяснение... Наверно, их напугали совсем незадолго до нашего прихода? Нет. Не в том дело. Мне кажется... их напугали так сильно, что они даже не могли воспользоваться своей свободой... Четверо путников подошли к тому отрезку пути, где двигаться можно было только гуськом. Дядя Франсуа и Медар сосредоточили все внимание на коромыслах с бидонами, и разговор сам собой оборвался. Даниель и Мишель, шедшие позади, немного отстали. Все вокруг вызывало у них живой интерес; лес с его населением таил в себе столько неожиданного и незнакомого! Здесь так спокойно!— мечтательно сказал Мишель.— Мне даже опять захотелось заняться своим гербарием. В следующем письме попрошу маму прислать определитель растений... Кажется, Мари-Франс и Ив считают, что здесь уж слишком спокойно! Иначе они не осмелились бы тайком, без разрешения взрослых, отправиться на вокзал, чтобы встретить меня. Мишель снисходительно рассмеялся. Знаешь, я давно оставил надежду понять, что творится в головах у этих сорванцов. Знаю только, что схема всегда одна: Мари-Франс задумывает что-нибудь, Ив какое-то время сопротивляется, но в конечном счете всегда подчиняется ей... Будь уверен: наказание, которое они получили, слишком слабое, чтобы отбить у них охоту к приключениям... А ты можешь поверить, что они отказались пойти с нами на пастбище ради того, чтобы навести порядок на чердаке? Чего же тут не поверить? Сам подумай: чердак для двух таких сорвиголов — неисчерпаемый кладезь всяких тайн и жутких историй. Могу представить, сколько всего они там напридумывали!.. Вернувшись на ферму, Мишель и Даниель обнаружили, что близнецы только-только заканчивают завтрак. Кузенам и в голову не пришло, что «малыши» не просто выдумывают всякие таинственные истории, но ухитрились стать действующими лицами одной из них. Ведь именно Мари-Франс нашла накануне на чердаке загадочную коробку, тщательно завернутую и зашитую в тряпицу, и спрятала эту коробку не где-нибудь, а во дворе, за бочкой для дождевой воды... 4 Эй, лентяи!— приветствовал близнецов Мишель, входя в кухню. Вы еще завтракаете?—поразился Даниель. В это время Франсуа Дарвьер, поставив бидоны в сепараторную, отправился на задний двор к жене, чтобы рассказать ей, что приключилось с коровами. Фермерша побледнела от ужаса; на глазах у нее даже заблестели слезы. Господи Боже!—перекрестилась она.— Неужели люди из Лошнэ были правы? Ты что, веришь во всякие басни про сглаз и колдовство?—ворчливо попенял ей муж. Да не верю я в это!.. Но ведь столько странных историй ходит насчет кончины Арсена! Если кто-то очень хотел, чтобы ферма осталась без хозяина... В общем, ты не считаешь, что наших коров напугали нарочно? Чтобы лишить нас покоя!.. Послушай, Жильберта. Даже если это и так, ты прекрасно знаешь, что я никому не позволю себя запугать! И тому, кто этим вздумает заниматься, придется плохо!.. Знаю, знаю... Мишель с Даниелем, конечно, в курсе дела, раз они ходили с тобой. А близнецов и Софи мы должны избавить от всех этих неприятностей... Не стоит им портить каникулы... Пойдем, я покормлю вас завтраком. Она направилась в кухню. А Франсуа Дарвьер подозвал Даниеля с Мишелем и попросил их держать при себе все, чему они были свидетелями этим утром. Потом он зашел к Медару, который выливал молоко в сепаратор, и попросил его тоже держать язык за зубами. Эй, поскорее, все за стол! — крикнула из кухни Жильберта Дарвьер.— Сегодня у нас стирка, Фанни надо как можно быстрее управиться с посудой. , Близнецы в этот день легко сносили шутки «больших», которые то и дело прохаживались насчет «несчастных лодырей». Время от времени Мари-Франс и Ив бросали друг на друга заговорщические взгляды... Ах, если бы только «большие» знали, почему они сегодня так поздно встали!.. Завтрак, как и просила тетя Жиль, закончился быстро, и дети поднялись в свою комнату застелить постели. А дядя Франсуа снова отправился на пастбище, лечить коров. Ну, что теперь будем делать?—плотно закрыв дверь, спросил Ив. Давай поможем Софи убрать двор! Там работы навалом. Ага! И тогда можно будет потихоньку осмотреть комнату Медара, пока он не кончил сепарировать молоко. Кто знает, не он ли... взял нашу коробку? Ив помолчал. Потом, разглаживая покрывало на своей постели, добавил: —А... это... рига? Куда старик убежал... Мари-Франс улыбнулась. Нерешительность брата доказывала, что даже средь бела дня ему страшно приблизиться к тому месту. Знаешь, что я думаю?—сказала она, не ответив на его вопрос.— Если бы это была сказка, то того старика называли бы старичок Скок-Поскок... Наверно,— согласился Ив.— Только мне все равно ничего не понятно. Почему он побежал в ту сторону? Ведь в риге нет выхода на улицу... Оттуда можно выбраться только через двор фермы! Что ты на это скажешь? Что скажешь, что скажешь... Надо пойти посмотреть, вот тогда и скажу. Они спустились вниз. Остальные уже были заняты делом. Даниель и Мишель обновляли замазку на окнах кухни, а Софи укладывала под навесом дрова. Близнецы вооружились метлой и лопатой и стали наводить порядок во дворе. Двор, окруженный хозяйственными постройками, занимал довольно большую площадь. Сейчас он завален был мусором и всяческим хламом, который дядя Франсуа и тетя Жильберта (для детей—тетя Жиль) снесли сюда отовсюду. Потому что, вдобавок к зловещей своей репутации, ферма дядюшки Арсена слыла в этих краях самой запущенной... * * * Мари-Франс старательно подметала вымощенную щебнем дорожку, что шла вдоль построек, опоясывая весь двор. Ив следовал за ней с ведром и лопатой, собирая солому, траву, комочки земли, мох, вывалившийся из щелей на дорожке. Они приблизились к бочке с дождевой водой. Жалко все-таки, что коробка исчезла,— вздохнула Мари-Франс. Да брось ты! Забудь ее!.. Девочка, не обращая внимания на его слова, наклонилась... и вдруг тихо ойкнула. Ив поднял голову и увидел, что она сунула руку за бочку. Ты что, ушиблась?— обеспокоенно спросил он. Ив не сразу понял отчаянные знаки, которые делала ему сестра, косясь то на «больших», то на Софи. Тсс! Замолчи!.. Я нашла коробку! Ты... нашла?.. Ив застыл в изумлении, не в силах вымолвить ни слова. Мари-Франс вытащила из-за бочки маленький черный предмет и протянула его Иву. Тот стоял, раскрыв рот; лишь когда Мари-Франс сердито зашипела на него, он догадался, чего она хочет, и сунул коробку в карман джинсов. Ему было очень не по себе: ведь теперь Мари-Франс будет думать, что он просто плохо поискал за бочкой... Но ведь я...— промямлил он. Он огляделся, и внезапно его молнией пронзила догадка. Он смотрел на бельевое корыто, прислоненное к стене конюшни в нескольких метрах от бочки. Нет сомнений, его-то он в темноте и принял за бочку для дождевой воды! Вот... я за ним искал!..— прошептал он, опустив глаза.— За корытом... Но Мари-Франс пожала плечами и улыбнулась. Так мне даже больше нравится!— сказала она. Близнецы снова принялись за работу: незачем привлекать к себе внимание остальных. Обрадованные нежданной находкой, они даже запели что-то... Вдруг Ив остановился и поднял взгляд на сестру. —Послушай, Мари-Франс!— сказал он, озабоченно морща лоб.— Тогда совсем непонятно, что тут делал... старичок Скок-Поскок, как ты его называешь. Девочка нахмурила брови и сжала губы. В самом деле... как же это так? Она так обрадовалась, что забыла о таинственном ночном посетителе. Ты прав! Прямо из головы вылетело... Она еще подумала и добавила: Давай скорей кончать с дорожкой и пойдем в ригу. Надо, чтобы Софи ничего не заметила!— прошептал Ив, всегда готовый внести в игру немного таинственности. Да, и вчерашнее происшествие, и загадочная находка — все это было для близнецов не более чем игра. Они хотели сами найти разгадку — просто чтобы доказать, что за поход на станцию их наказали несправедливо. Они затаили на дядю обиду, и это было самое главное... Подметая дорожку, они вскоре оказались перед ригой, где никого в это время не было. Пошли!.. Пока на нас никто не смотрит... Несколько торопливых шагов — и они оказались в пыльном, сухом полумраке. Когда глаза привыкли к темноте, они различили огромные полотнища паутины, свисавшие со стен и с балок под крышей. Лишь проем в середине стены, что-то вроде окна с решеткой, удивительным образом оставался свободным от паутины. Близнецы подошли к нему, но окно находилось слишком высоко и они смогли осмотреть лишь стену под ним. Смотри!—сказала Мари-Франс, показывая пальцем на кладку стены. Ив взглянул и тоже увидел какие-то параллельные царапины, направленные в сторону окна. Вот здесь он, видимо, и ушел!— заключила сестра. Ржавые решетки, казалось, исключали это предположение. Ни один человек, каким бы он ни был худым, не смог бы протиснуться между прутьями. Послушай, Мари-Франс! Для седовласого старца он не только быстро бегает. Он еще и немножко акробат! Мари-Франс не ответила: она тоже не находила объяснения таинственному исчезновению проворного старика. А если она не понимала чего-то, это ее ужасно раздражало. П"слушай,— сказала она наконец.— Не стоит оставаться тут слишком долго, а то нас хватятся. Мы вернемся сюда после обеда, когда другие уйдут гулять. Мы ведь все равно наказаны... Ив согласился. —А сейчас что будем делать? На сей раз девочка не колебалась. Закончим уборку на чердаке. Никто нам не будет мешать. Тетя Жиль и Фанни стирают, "большие" еще не закончили с окнами, Медар занят сепаратором... Пошли, время не ждет! Они вышли из риги и направились в кухню. Иначе нельзя было попасть на чердак. Проходя мимо "больших", Мари-Франс уловила фразу, смысл которой был ей непонятен. Мишель, не зная, что девочка его слышит, говорил Даниелю: До сих пор я считал, что все это ерунда... Суеверия, если угодно!.. Но теперь я начинаю Думать, что пословица "нет дыма без огня" не лишена мудрости... Мари-Франс запомнила пословицу и исчезла в кухне, сопровождаемая, как тенью, своим братом-близнецом. Даниель какое-то время молчал, выжидая, пока малыши уйдут подальше, потом спросил: Ты имеешь в виду историю с таинственной гибелью коров дядюшки Арсена? Таинственной, а может, и не такой уж таинственной... Дядя Франсуа предполагает, что коровы погибли из-за... метеорилизма... Ризма, старина!.. Ме-те-о-ри-зма. Пусть так... Но я сейчас думаю о смерти самого Арсена. Странно... Булочница говорила мне на днях... постой, это было в тот день, когда я встречал тебя на вокзале... В общем, она говорила то же самое, что и пастух. Насчет Мотэна? Вот именно! Она всего лишь повторяла то, что здесь говорят все. Возможно, старина... Но Бурбаки... Знаешь, я верю в его здравый смысл. Да, я верю этому человеку! * * * Между тем близнецы, ненадолго забежав в свою комнату, поднялись на чердак. Ух, как здесь душно!— проворчал Ив. Под старыми балками, растрескавшимися и покривившимися от времени, стоял теплый, чуть сладковатый запах пыли. Ф-ф-у-у-у!— вздохнула и Мари-Франс.— Прямо как в печке!.. Они плотно закрыли за собой дверь и прошли в глубь чердака, туда, где золотистые солнечные лучи, падая сквозь слуховое окно, недавно очищенное от паутины, легли светлым прямоугольником на источенный жучком настил. Что это Мишель говорил? Про какой-то огонь и дым?—спросил Ив. А, ты тоже слышал? Ерунда, это к нам не имеет отношения... Дай-ка мне лучше коробку. Я захватила ножницы. Ты что, хочешь разрезать упаковку? Да нет же! Неизвестно ведь, что там внутри! Я осторожно ее распорю. Если там лежит что-то действительно очень важное, что мы не имеем права взять себе, я просто снова зашью чехол, и никто ничего не узнает! Ив вытащил из кармана маленький предмет, завернутый в черную ткань и зашитый крупными неумелыми стежками. Пыль оставила на его краях светлые пятна. Должно быть, прошло немало времени с тех пор, как он был спрятан. Возможно, дядюшка Арсен сам забыл о его существовании... Похоже, там, под тканью, какая-то металлическая коробочка. Знаешь, вроде портсигара, как у папы... Дай-ка сюда!— нетерпеливо сказала сестра.— Сейчас увидим... Она распарывала стежок за стежком, а Ив топтался рядом, сгорая от любопытства. Последи лучше за лестницей! Как бы "большие" или Софи сюда не нагрянули...— прикрикнула на него девочка. Ладно... Позовешь, как закончишь!— послушно ответил Ив. Он осторожно приоткрыл дверь. Тишина, царящая в доме, его успокоила. Слышно было лишь жужжание сепаратора: Медар наконец дошел до скорости, необходимой, чтобы сбивать масло. Готово!— воскликнула Мари-Франс. Ткань соскользнула, обнажив плоскую металлическую коробочку — видимо, из-под леденцов. Крышка легко, даже слишком легко отскочила, едва Мари-Франс дотронулась до нее. Коробка выпала у нее из рук, и оттуда вылетел тщательно сложенный листок бумаги. Ив торопливо поднял его и развернул. Красные от возбуждения, близнецы увидели какой-то рисунок, состоящий из извилистых и пунктирных линий. Как будто геометрический чертеж,— сказала Мари-Франс.— Ты иногда тоже чертишь такие. А это что за красная штука в середине?— спросил Ив. Действительно, в центре рисунка выделялся какой-то прямоугольник. Рисунок был сделан, видимо, красными чернилами, поблекшими от времени. Здесь в углу какие-то слова, их едва можно разобрать!—воскликнул Ив.— Подожди... ка... дас.тр. Чернила очень уж бледные! Сек...ция восемь Н, нет... Б и Н! Учас... ток двадцать шесть... Что это значит? Мари-Франс тоже вглядывалась в буквы. Кадастр... Может, это фамилия дядюшки Арсена? Может, его так звали — Арсен Кадастр? Вряд ли... Вроде я уже где-то слышал это слово. Только оно, кажется, относилось не к человеку... Жаль, нельзя показать это Мишелю! Он бы наверняка догадался... Эй, ты только в самом деле не вздумай показывать! Слышишь? Ты обещал! Они с Даниэлем нам все испортят! Ты ведь знаешь, какие они!.. Давай сделаем вот что! Перепишем слова и спросим у них, что это значит. А план не будем показывать. Мари-Франс задумалась. Неплохая мысль! Только сделаю это я! И не стоит спрашивать все слова сразу — это все равно, что показать план. Спросим только про "кадастр". Нет, погоди...— перебил ее Ив.— Я знаю! Надо попросить у тети Жиль словарь. Это же совсем просто... И никто ничего не заподозрит!.. Мари-Франс вдруг приложила палец к губам и показала на перегородку, отделявшую эту часть чердака от сеновала, куда дядя Франсуа уже сложил сено первого укоса. Оттуда доносились какие-то звуки. Близнецы на цыпочках, старательно обходя дыры в полу, приблизились к дощатой перегородке и припали к ней ухом. Наконец Мари-Франс улыбнулась. Это был всего лишь Медар: он закончил сепарировать молоко и теперь бродил по сеновалу, бормоча какие-то непонятные слова и играя вилами. А может, спросить у Медара, не слышал ли он чего-нибудь ночью?—предложил Ив, когда они вернулись на прежнее место. У нас еще есть время,— ответила Мари-Франс.— Сейчас надо хорошо спрятать коробку. А там видно будет! Они нашли щель в перекрытиях потолка и сунули туда коробку, завернув ее в ту же тряпицу. Теперь пошли вниз, а то нас будут искать,— сказала девочка. * * * Тетя Жиль была занята стиркой и не смогла сразу дать нетерпеливым близнецам словарь. Что ж, тем хуже,— вздохнула Мари-Франс.— Придется спрашивать у Мишеля. Они нашли "больших" во дворе: те все еще промазывали замазкой окна. Мишель как раз давал Даниелю какие-то указания и так увлекся, что тот воскликнул: Ты слишком умный для меня, старина! Знаешь что, Мишель, раз ты такой ученый... Мари-Франс, услышав последние слова Даниэля, решила, что это подходящий момент. ...если ты такой ученый, то скажи, что значит слово... "кадастр"? Мишель сдвинул брови. Подожди... Кадастр, говоришь? Что-то брезжит... Но не могу вспомнить.— И, чтобы выйти из затруднительного положения, спросил:— А где это ты нашла? Девочка смутилась. Теперь придется что-то врать... а она к этому не была готова. Она стояла в растерянности... Но тут Даниель, сам того не желая, пришел ей на помощь: Держу пари, Ив разгадывает кроссворд,— сказал он, улыбнувшись. Ну да!— подтвердила Мари-Франс с облегчением.— Нашел в какой-то старой газете... Что-то насторожило Мишеля. Но ведь там как раз должно быть определение,— удивленно посмотрел он на девочку.— Где он взял это слово, если не знает, что оно значит? Мари-Франс залилась краской. Она никак не ожидала такого поворота дела. К счастью, Даниель, не догадываясь, какую услугу ей оказывает, снова ее выручил. Наверно, буквы так сложились... Или это из ответов на предыдущий кроссворд,— предположил он. Слишком явное облегчение, испытанное Мари-Франс, не ускользнуло от внимания старшего брата. Мишель заметил, с какой торопливой убежденностью она закивала: Верно! Это в самом деле ответы на кроссворд из предыдущего номера! Даниель правильно сказал! Я теперь и сама вспомнила!.. И она убежала, счастливая, что дешево отделалась. Когда она исчезла из виду, Мишель поделился своими подозрениями с кузеном. Что они там опять замышляют, эти близнецы? Не нравится мне, как Мари-Франс ухватилась за твои слова. Видно, что-то она скрывает. Неплохо бы чуть-чуть присмотреть за ними. А то ведь опять влипнут в какую-нибудь историю!.. Ты в самом деле не знаешь, что такое кадастр?— смеясь, спросил Даниель. Нет!—ответил Мишель.— А ты? Я тоже. * * * Вот, нашел!— воскликнул Ив, торопливо листая толстый словарь, который тетя Жиль наконец дала близнецам.— Мари-Франс, ты слушаешь? Девочка подошла к брату и прочла вместе с ним: "Кадастр — государственный реестр, куда вносятся общие сведения о состоянии и ценности недвижимости страны..." Онемев от разочарования, они снова и снова перечитывали определение. Наконец, так и не получив ответа на свой вопрос, обескуражено посмотрели друг на друга. По крайней мере,— сказала Мари-Франс, более склонная не поддаваться унынию и сохранять оптимизм,— по крайней мере, мы знаем, что это реестр... То есть толстая книга... План, значит, вырван из реестра. Послушай, а может, он еще здесь, этот реестр? Может, стоит его поискать?.. Пока давай узнаем, что такое недвижимость!— ответила практичная девочка. Они узнали, что это недвижимое имущество, то есть постройки и земля. Ну и что это нам дало?— недовольно проворчал Ив.— Нет, словарь никуда не годится!.. Н-да... Остается спросить тетю Жиль. Уж она-то должна знать!— подвела итог Мари-Франс. Они поставили словарь на место и пошли заканчивать, на сей раз по-настоящему, уборку двора. * * * За завтраком царила странная, несколько нервозная атмосфера. Не желая понапрасну волновать "малышей", фермер и его жена старательно избегали всяких упоминаний об утреннем происшествии. "Большим" они посоветовали то же самое. Более импульсивные Даниель и Мишель несколько раз едва не нарушили запрет. Что касается Медара, то он все еще переживал из-за несправедливых упреков хозяина. Уткнув нос в тарелку и положив локти на стол, он ел с какой-то злостью, словно вымещая на еде свою обиду. Наблюдательный Мишель много раз ловил взгляд тети, обращенный на мужа. Взгляд, который, несмотря на все старания молодой женщины скрыть тревогу, выдавал ее состояние. "Уж не поверила ли она слухам, которые ходят среди местных жителей?—спрашивал себя Мишель.— Конечно, тетя Жиль — совсем не трусиха. Но для женщины жить на такой ферме, вдали от людей, должно быть, дело ох какое нелегкое!.." 5 После завтрака Фанни стала убирать со стола, другие обитатели фермы разошлись кто куда. Софи пошла кормить кур, Медар вернулся на сеновал готовить место: близился очередной сенокос. Тетя Жиль на заднем дворе собирала белье для стирки. В это время к ней явились близнецы; вид у них был заговорщический, глаза горели. Что это с вами?— улыбнулась тетя.— Новую игру затеяли? М-м... В общем, мы...— мялся Ив. Ты случайно не знаешь, что такое кадастр?— перебила его Мари-Франс. Ого! Мы, кажется, интересуемся серьезными вещами!— засмеялась молодая женщина. Это нам для кроссворда!..— пустился было в объяснения Ив, не замечая свирепых взглядов сестры, которая испугалась, как бы тетя не принялась задавать им коварные вопросы, как это сделал Мишель. Но тете Жиль подобное и в голову не пришло. Она ненадолго задумалась, потом принялась объяснять: Насколько я знаю, это земельный реестр, который хранится в мэрии каждой коммуны. Кажется, это имеет какое-то отношение к сбору налогов. Но ваш дядя мог бы рассказать об этом гораздо больше... Я рада, что вы занялись кроссвордами,— добавила она не без лукавства.— Хорошая игра — спокойная, познавательная и... отвлекает от шалостей. Ив залился краской, Мари-Франс криво улыбнулась. Дети удалились, бормоча слова благодарности. Даниель и Мишель в это время готовили новую порцию замазки для окон. Дядя Франсуа пилил дрова под навесом, который Софи привела утром в порядок. Знаешь,— сказал вдруг Мишель,— было бы здорово попытаться узнать, что все-таки произошло ночью! Я думаю, мы оказали бы дяде Франсуа большую услугу! Хм!..— проворчал Даниель.— Догадываюсь, к чему ты клонишь, старина... Только есть одна помеха. Мишель почувствовал подвох, но все же спросил: Какая, если не секрет? Ну как же! А твой гербарий?— ответил с притворной строгостью Даниель.— Ты забыл, что собирался затребовать определитель растений? Мишель не удержался от улыбки. Оглядевшись по сторонам, он убедился, что их никто не подслушивает, и доверительным тоном заговорил: Прекрасная мысль, старина. Гербарий — это же великолепное алиби!.. Я имею в виду — настоящий, серьезный гербарий! Когда его собираешь, можно целыми днями бродить где хочешь... Даниель, догадавшись, куда клонит кузен, разразился смехом. Кажется, я понял,— ответил он.— И если мы, собирая травы, забредем — случайно, разумеется,— на виллу к мсье Станисласу, то ее усатый хозяин... хм... да и вообще никто не сможет сказать, что мы специально туда влезли... Мишель тоже рассмеялся. Он хлопнул Даниэля по плечу и воскликнул: Я всегда знал, что ты кузен — nec plus ultra [1] С тобой болтать—одно удовольствие! И собирать гербарий тоже!—добавил Даниель.— Ладно, шутки в сторону... Когда начинаем? Как можно скорее, старина... и даже еще раньше!— ответил Мишель. Тогда — вперед! Дяде что-нибудь скажем? Минутку, старина! Коровы ведь не улетят, и Станислас тоже. Правдоподобие — самое главное. Закончим эту порцию замазки, и тогда... вперед, как ты говоришь! 1 Здесь: самый лучший, не имеющий себе равных (лат.). * * * Мари-Франс и Ив, чтобы не привлекать к себе внимания, держали настоящий военный совет... в сепараторной. Нам известно по крайней мере одно: этот листок — рисунок, взятый из какого-то реестра, а реестр находится в мэрии. Послушай! Можно было бы обыскать чердак: вдруг найдем этот реестр! Все-таки еще один шанс... Да, пойти вниз, в Лошнэ, и попасть в мэрию будет куда труднее... Да что ты!— возразил Ив.— Как только кто-нибудь отправится за покупками, мы за ним увяжемся! Мари-Франс пожала плечами. Вот-вот... И ты будешь смотреть кадастр в компании с Даниелем и Мишелем... умник! Сраженный этим доводом, Ив замолчал. Ты же знаешь: как только мы покажем план Даниелю и Мишелю, они тут же его заграбастают, а мы останемся ни с чем. Недовольный, что сестра опять оказалась права, Ив надулся. Еще неизвестно... Может, это вовсе и никакой не план, а так, ерунда. Мари-Франс бросила на брата взгляд, исполненный жалости. Ну и что из этого? Если мы сами считаем, что это какой-то тайный план... то это в самом деле тайный план! Вот и все! Сраженный этой неопровержимой логикой, Ив оставил напрасный спор. Ну хорошо... Так что же мы будем делать? Ждать случая, чтобы отправиться в Лошнэ... А сейчас пошли играть с Софи. Вон она идет сюда. Ничего другого нам не остается... * * * Перспектива как можно скорее пойти "собирать гербарий"— в сторону виллы Станисласа — удесятерила рвение стекольщиков-любителей. Настолько, что в один прекрасный момент раздался звон разбитого стекла: осколки его разлетелись по дорожке. Мишель и Даниель, раздосадованные неприятным происшествием, упрекали в неосторожности друг друга. Вы не порезались?—прибежал на шум Франсуа Дарвьер.— Это главное... Дурацкая история, черт возьми!— проворчал Мишель. Ничего страшного... Особенно если вы завтра утром отправитесь в Лошнэ и принесете новое стекло!— смеясь, успокоил его дядя. * * * Слышал?—спустя минуту спросила Мари-Франс брата.— Они завтра пойдут в Лошнэ! Можно попроситься с ними... Ты ведь сама говорила, что... Да, говорила... конечно... Но пока они будут покупать стекло, нам, может, удастся зайти в мэрию? Посмотреть кадастр — это ведь недолго. Зато мы узнаем, где находится место, указанное на рисунке... Ив не стал отыскивать уязвимые пункты в плане сестры. А если дядя Франсуа скажет, что мы все еще наказаны? Предоставь это мне, дурачок!.. Ты увидишь, завтра мы пойдем в Лошнэ! * * * На следующий день, когда речь зашла о походе в Лошнэ, оказалось, что надо купить не только стекло, но еще и кое-какие продукты. Тетя Жиль села составлять список. Ив взглянул на сестру. Вчера она говорила: "Предоставь это мне, дурачок!"— а сейчас вела себя так, будто дело ее совсем не касается... Он уже готов был напомнить Мари-Франс про ее обещание... И тут увидел, как она подходит к улыбающейся Софи и та утвердительно кивает головой. Мама разрешила!— сказала Софи. Ив понял, что сестра использовала в качестве посредника их кузину. Вот здорово: пойдем все вместе!— воскликнула Мари-Франс, прыгая от радости. С одним условием!— сказала, входя в кухню, тетя Жиль.— В деревне вы будете вести себя примерно! Местные жители и так косятся на чужаков вроде нас... Не стоит давать им лишний повод для недовольства, ладно? Хорошо, тетя!—пообещала Мари-Франс за себя и брата. Немного позже, когда процессия спускалась по каменистой дороге, Даниель выразил удивление, почему в деревнях так неприязненно относятся к каждому, кто родился не в этих краях. Дядя Франсуа как-то объяснял мне... Дело тут не в скаредности и не в злобе. Это просто остатки прежних настроений, у которых были свои причины... И тем не менее,— не соглашался Даниель.— Каждый человек — это прежде всего человек, и ничем нельзя оправдать шовинизм в таких вопросах! Ты не прав, старина! Послушай меня, и ты поймешь. С давних пор главным, даже единственным богатством страны были леса. Власти каждый год пускали срубленный лес на продажу, в пользу коммуны, на земле которой он находился. Выручку делили между жителями и администрацией. Говорят, это было настолько выгодно всем, что жителей освободили от налогов. Само собой разумеется, доля была тем больше, чем меньше насчитывалось жителей... Это понятно,— согласился в конце концов Даниель.— И появление любого чужака становилось нежелательным, потому что он уменьшал долю других. Вот именно. В то время это было вполне оправданно. Жаль только, что такое отношение к чужакам сохранилось по сию пору... Короче говоря,— заключил Даниель,— если дядиным коровам прошлой ночью был причинен вред, то причина, возможно, та же: семья Дарвьер не имеет чести насчитывать среди своих предков по прямой линии четверых лесорубов! Ерунда, старик, это, может быть, лишь одно из объяснений. Но мы в конце концов обязательно все узнаем!.. Близнецы и Софи шли следом за ними. Время от времени они останавливались, чтобы сорвать альпийские фиалки. Вдруг Софи вскрикнула и, быстро наклонившись, стала осматривать свою правую ногу. Тут же подбежали старшие мальчики. Оказалось, в ногу девочки глубоко вонзилась колючка. Как же ты пойдешь дальше?— сказал Мишель.— Рана может засориться. На ноге это особенно опасно, даже если ранка и не очень большая. Тогда идите одни!—печально согласилась Софи.— А я потихоньку вернусь домой... Мишель и Даниель заколебались. Они прикинули, сколько времени потребуется, чтобы вернуться на ферму, потом снова спуститься в Лошнэ. Выходило, что поход займет слишком много времени. Кажется, это лучший вариант,— подвел итог Мишель.— Ты уверена, Софи, что тебе не нужна помощь? Я пойду с ней,— вмешалась Мари-Франс, благородная натура которой всегда брала верх над личными интересами. Ей очень хотелось заглянуть в кадастр, но бледное, испуганное лицо Софи заставляло забыть об этом желании. И я с тобой!— сейчас же сказал Ив.— Мы сделаем носилки, как нас учили на уроках гимнастики. Софи не нужно будет наступать на больную ногу. Мари-Франс протянула скрещенные руки брату, который таким же образом взял ее запястья. Софи села на это импровизированное сиденье, и возвращение превратилось в игру. А Мишель и Даниель пошли дальше. Тетя Жиль в первую минуту переполошилась, но потом быстро успокоилась. Ранку смазали меркурохромом [2] и перевязали, что привело Софи в восторг: ведь она оказалась на время в центре внимания всей семьи, простодушно пользуясь этим, чтобы получить побольше ласки. Хорошо бы тебе полежать!— сказала мадам Дарвьер.— Не следует утомлять ногу. Мы с ней посидим, тетя!— предложила Мари-Франс. Стоп-стоп... Вы должны сначала кое-что сделать. Фанни тут мне сказала, что пастух Бурбаки делает превосходный овечий сыр. Нужно было бы отнести этот горшочек в ригу к Фонтенам с моей запиской. 2 Антисептическая жидкость красного цвета, используемая для дезинфекции ран. Конечно, тетя!—воскликнула Мари-Франс— Где это? Пойдете вверх по улице, до конца, никуда не сворачивая. Заблудиться там невозможно. Записку положите на подоконник и прижмите горшочком. Бурбаки найдет ее,— объяснила Фанни.— А завтра сыр будет здесь! Близнецам не надо было повторять дважды. Мари-Франс, надень платок на голову! А ты, Ив, возьми берет. Солнце вон как печет! Близнецы взлетели по лестнице и вошли в свою комнату. Я бы оставил коробку дома!—заявил Ив.— Потому что мы же не попадем в мэрию... Да ты что! Наоборот, возьми ее. Когда будем возвращаться, спокойно рассмотрим ее в лесу. —Правда, хорошая мысль!— согласился Ив. Мари-Франс взглянула на брата. В глазах ее была ласковая снисходительность здравомыслящего человека, спрашивающего себя, что стало бы с миром, не будь его!.. 6 Близнецы без труда нашли ригу Фонтенов. Но пастуха там не было. Они положили записку на подоконник, поставили сверху горшок и отправились в обратный путь. А не обогнуть ли нам гору?—предложила Мари-Франс.— Это займет полчаса, не больше... Думаешь? А как же план?.. План никуда не улетит. Потом мы всегда успеем его рассмотреть. Может, встретим где-нибудь пастуха Бурбаки, о котором Мишель сегодня утром рассказывал... Жаль, его не было в риге. Я пастухов еще в жизни не видел... Они пересекли мелколесье, где в траве светились синие и алые цветы горечавки. Ни овец, ни пастуха видно не было. Огибая гору, где-то на середине ее высоты, близнецы, сами того не подозревая, оказались прямо в том месте, где находилось пастбище дяди. Тебе не кажется, что нам лучше вернуться?— спросил Ив.— Мы куда-то далеко забрались... Вдруг из рощицы молодых лиственниц появился человек, который, увидев их, очень удивился. На нем был костюм из светлой ткани, на голове соломенная шляпа. Это был, очевидно, мсье Ста-нислас, хозяин виллы, но близнецы его еще никогда не видели. Они, правда, слышали, как упоминали на ферме его имя, но ничего не знали об утреннем происшествии. Здравствуйте, мои юные друзья!— сказал человек.— Вы, очевидно, те молодые люди, которые приехали на каникулы к мсье Дарвьеру? М-м... да, мсье,— пробормотал Ив, тут же получив толчок локтем от своей сестрицы, но не понимая, что она просто напоминает ему об осторожности. Такая жалость, что бедные коровы вашего дяди так испугались и поранили себя!..— продолжал человек, качая головой; судя по всему, он искренне сожалел о случившемся. А что, коровы были ранены?!— ошеломленно воскликнул Ив. Разве дядя вам ничего не сказал? И те молодые люди тоже? Странно!..— ответил толстяк, хмуря брови. Мари-Франс и Ив удивленно переглянулись. Им тоже показалось странным, что и Мишель с Да-ниелем, и дядя, и даже Медар словно воды в рот набрали. Ну что ж, мои юные друзья, я вас покидаю. Я должен съездить в Лошнэ. Он перехватил взгляд, которым снова обменялись близнецы; видимо, в этом взгляде было что-то такое, что заставило его остановиться и предложить: Вам ничего в деревне не нужно? Я был бы рад оказать вам услугу... А то, может, просто спуститесь со мной в машине? Туда и обратно это примерно полчаса, самое большее сорок пять минут... В машине?!— воскликнула недоверчиво Мари-Франс. Конечно! Вы разве не знаете, что есть дорога, которая связывает мою виллу с шоссе? К счастью... Я себя иногда спрашиваю, как это ваш дядя может жить так уединенно, без всякой связи с миром, видя только запряженные волами повозки лесорубов... Ну как, поехали? Вы очень любезны, мсье,— произнесла наконец Мари-Франс.— Но... Никаких "но"!— энергично прервал ее человек.— Прогулка в машине еще никому не приносила вреда. Вы же на каникулах, черт возьми! Я представляю, как скучно горожанам жить на ферме вроде вашей... Верно? О нет! Мы весело проводим время!— ответила Мари-Франс. Ив наклонился к сестре и шепнул ей: Давай поедем! Заодно посмотрим кадастр. И "большие" ничего не узнают. Мари-Франс, очевидно, только и ждала чего-нибудь вроде этого; она сразу сдалась. Мы поедем с вами, мсье... Но вы вернетесь сразу, да? Даю слово. Только туда и обратно!.. Они пошли за мсье Станисласом к его вилле. Машина стояла возле деревянного крыльца. Человек открыл заднюю дверцу, и близнецы забрались в машину. Внутри крепко пахло бензином, кожей и пылью. Из огромных дыр на сиденье и спинке торчали ржавые пружины и конский волос. По всей видимости, драндулет мсье Станисласа не только не был одной из последних моделей, но и содержался отнюдь не в образцовом порядке. Но для близнецов это не имело никакого значения. Они получали огромное наслаждение от поездки в Лошнэ на машине. Хотя склон с этой стороны был не столь крутым, как со стороны фермы — это и объясняло, почему здесь была построена дорога,— множество крутых поворотов требовало от водителя большого внимания; поэтому он мало говорил во время движения. Лишь бы Мишель с Даниелем нас не увидели!— шепнул Ив сестре. Сейчас, когда впереди показалось Лошнэ, приключение уже не казалось ему таким замечательным. Да что ты! Во-первых, они не знают, чья это машина, а потом, мэрия находится на въезде в деревню... Так что не бойся! Ее безапелляционный тон положил конец сомнениям мальчика. Въезжая в Лошнэ, мсье Станислас замедлил ход и обернулся к детям. И куда бы вы хотели здесь пойти?— спросил он. В мэрию, кадастр посмотреть!— не подумав, ляпнул Ив, за что и получил от сестры еще один удар локтем под ребра. Мальчик залился краской, ломая голову, что еще такое он сделал не так? В мэрию? Это прекрасно. Мне тоже надо туда зайти,— ответил их провожатый. Машина остановилась перед мэрией. Близнецы, живо оглядев улицу, нигде не обнаружили знакомых фигур. Они помчались в приемную, где за единственным окошечком сидела женщина-администратор. Мсье Станислас едва поспевал за ними, отдуваясь на ходу. Близнецы передвигались слишком быстро для него. Что вам угодно?—спросила женщина. Пожалуйста, мсье,— вежливо обернулась Мари-Франс к их спутнику. Тот колебался, явно не зная, что придумать. —О, у меня есть время,— нашелся он наконец. Мари-Франс вынуждена была сказать, что они с братом хотели бы посмотреть кадастр. Но это очень большая и толстая книга, мадемуазель!— воскликнула, улыбаясь, женщина. Ничего, я помогу детям!— подал голос Станислас.— Итак, что вы хотите посмотреть? Женщина подвела их к столику, на котором лежал огромный фолиант. На обложке из черной ткани стояла каллиграфическая надпись: "Кадастровый реестр коммуны Лошнэ". Какая секция вас интересует?— спросила женщина. Дети растерялись, не зная, что сказать. Они хорошо помнили номер участка, но вот секция... номер секции они позабыли. Вопрос застал их врасплох. Молчание не могло продолжаться долго, и девочка вынуждена была достать из кармана коробку, завернутую в тряпицу. Она развернула ее и достала листок. Это секция Б. Н.—сказала она, сразу же снова сложив план, чтобы уберечь его от слишком любопытного взгляда мсье Станисласа. —Секция Б. Н.?.. Но это же где-то около вас, мсье Станислас,— удивилась дама, открывая реестр. Она перевернула несколько страниц и показала на маленький черный прямоугольник. Смотрите. Вот тут ваша вилла... Мари-Франс и Ив тоже склонились над книгой. Какой номер участка? Двадцать шесть, мадам... Вот он! Это пастбище, которое принадлежит ферме мсье Дарвьера. Сама ферма на другом склоне горы... Здесь, на этом пастбище, коровы дядюшки Арсена... И она вдруг замолчала, смутившись, словно то, что она собиралась произнести, задевало кого-то из присутствующих... Выражение лица мсье Станисласа не изменилось. Он неопределенно улыбался; можно было подумать, что разговор этот его не особенно интересует. Спокойным голосом он закончил фразу: Именно здесь, вы хотите сказать, коровы дядюшки Арсена сдохли от метеоризма? Женщина покраснела. Близнецы смотрели на нее, не понимая, почему этот метео...— или как его там?—так ее смутил. Дама ткнула пальцем в двадцать шестой участок. Мари-Франс и Ив отчетливо увидели заштрихованный прямоугольник, такой же, как на их плане. В самом деле, двадцать шестой участок находился очень близко к владениям мсье Станисласа, и вполне понятно было упорное стремление хозяина виллы купить его. Это все, что вы хотели посмотреть?— спросила служащая. Да, большое спасибо, мадам! Женщина закрыла реестр и повернулась к Ста-нисласу. Мсье! Чем могу служить? У "мсье" было достаточно времени, чтобы придумать, зачем он сюда пришел. Он, не колеблясь, сказал: У вас есть "Журналь оффисьель", позавчерашний номер? Разумеется, мсье... Подшивка вон там, на полке. Вы возьмете сами?.. Свежие номера сверху. Мари-Франс воспользовалась тем, что на них не смотрят, и завернула коробку в тряпицу. Сведения, которые требовались мсье Станисла-су, были, видимо, не особенно важными: он пробежал глазами какую-то статью, вернул даме газету, поблагодарил ее и пошел к выходу, поманив за собой детей. Они вышли на улицу... Вдруг Мари-Франс дернула Ива за рукав, придержав его на пороге. Ив готов был уже возмутиться таким бесцеремонным обращением, но сестра властным голосом прошептала: Подожди! Там Мишель с Даниелем... Вон, в бакалее. В самом деле, "большие" как раз входили в бакалейную лавку, всего в каких-нибудь двадцати метрах от мэрии. Станислас, казалось, ничего не заметил. Он сразу сел за руль и распахнул заднюю дверцу. Близнецы торопливо забрались в машину, счастливые, что избежали опасности; приключение становилось все интереснее. Машина сразу тронулась. Видите, как мы быстро управились!— произнес толстяк с довольным видом. Мари-Франс поддакнула ему. Вас, я вижу, интересуют карты?— продолжал после некоторого молчания Станислас.— Молодцы! В вашем возрасте такая серьезная и познавательная игра не каждому по плечу... Он чуть-чуть подождал и сообщил: У меня есть очень хорошие карты этих мест. Хотите посмотреть? Они у меня на вилле. Некоторые, кажется, в двух экземплярах, так что я даже могу дать вам один! Машина, ревя, карабкалась вверх; коробка передач в ней скрежетала при каждом переключении. Мне кажется, дядя Франсуа ошибается!— шепнул Ив сестре, когда они вылезали из машины перед виллой.— Этот мсье Станислас очень добрый!.. Ну что, хотите взглянуть на карты?—спросил толстяк. Если мы вам не помешаем!— ответила Мари-Франс. И они последовали за ним в дом. Внутри вилла была обставлена небогато. Они прошли через кухню, которая одновременно служила столовой и гостиной; впрочем, пользовались ею, видимо, редко. Единственной обитаемой комнатой было тесное помещение: спальня и заодно кабинет. Тут царил страшный беспорядок, особенно на письменном столе. Разбросанные на скатерти, заменявшей зеленое сукно, книги, набитые газетными вырезками папки едва оставляли место для бювара из искусственной черной кожи. Всюду валялись окурки, от них несло кислой вонью... Короче, уюта здесь было мало, и это самое мягкое выражение, которое могло прийти в голову свежему человеку... Мсье Станислас сел на письменный стол, выдвинул ящик и достал карту издательства "Миш-лен". Он развернул ее поверх папок. Это карта нашего края.— Он показал кружок с надписью "Лошнэ".— Вот Гран-Коломбье. Этот знак, похожий на веер, означает, что отсюда открывается великолепный вид. Не знаю, поднимались ли вы наверх, но туда, честное слово, стоит взобраться. Там дивная панорама: горы Юра, долина Роны, Альпы, Домб. В ясную погоду видны четыре озера: Женевское, Бурже, Аннеси и Эгебе-лет. Вид действительно удивительный!.. Мари-Франс и Ив с увлечением разглядывали цветную карту, где зеленые пятна лесов, синие — рек и озер и красные линии дорог создавали приятное для глаза зрелище. — Эта карта гораздо лучше, чем ваш план, правда ведь? Притом она совсем новая. Я еще ни разу ею не пользовался. Я вообще редко покидаю виллу: врач'рекомендовал мне деревенский воздух. Я человек тихий... В этот момент произошло что-то странное. Ив, рассеянно озираясь вокруг, отчетливо увидел, как открылась и сейчас же закрылась какая-то дверь в глубине комнаты... Он вздрогнул. Мальчик успел даже в полутьме различить седые, длинные, развевающиеся волосы — как у старичка Скок-Поскок... 7 Мари-Франс ничего не заметила. Ив, ошеломленный, охваченный таким же ужасом, как ночью во дворе, смутно слышал, как мсье Станислас просил их показать ему план двадцать шестого участка. Вы, наверно, сами его нарисовали? Мари-Франс чуть было не ответила утвердительно, но вовремя спохватилась: пожелтевшая бумага и бледные чернила сразу бы ее выдали. Нет, не совсем. Мы его нашли на чердаке, в груде хлама. Ах, вот как...— продолжал толстяк.— Впрочем, это неважно. Мне, однако, хотелось бы взглянуть на него... Если вы не против. Не могли бы вы оставить мне этот план, скажем, до завтра? Делать мне особенно нечего, вот я и собираю все, что имеет отношение к этому краю. Я вам дам вот эту прекрасную карту, а вы одолжите мне ваш план. Хорошо? Мари-Франс колебалась недолго. Если угодно, мсье... Мы придем за ним завтра. Ей показалось, что настроение у хозяина заметно улучшилось. Это было странно: ведь он сам сказал, что план не представляет большого интереса. Он положил коробку в один из ящиков письменного стола и так поспешно его закрыл, словно боялся, что дети передумают. Нам пора идти!— Мари-Франс встала.— Спасибо за прогулку... И за карту,— добавил Ив. Пустяки! Заглядывайте ко мне в любой момент, как захочется! Я буду рад! Передайте привет тете и дяде. Они очень славные люди... Дети заторопились на ферму. Ив рассказал сестре о том, как в дверях кабинета мсье Станисласа появился старичок Скок-Поскок... Ты уверен, что это был он? Конечно! Еще как уверен!.. Надо было спросить у мсье Станисласа, что это за человек... Мсье Станислас такой любезный — он бы сказал! Странно все-таки, что они знакомы... Ив предпочел сменить тему, которая была ему неприятна. Воспоминание о ночном происшествии, связанное с пробежавшим по двору стариком, вызвало у него смутную тревогу... —Теперь у нас есть прекрасная карта... Но Мари-Франс тут же остудила его. Да, конечно... Только вот что...— сказала она после некоторого раздумья.— Нам нельзя показывать ее другим. Они сразу спросят, где мы ее взяли... Ужасно жалко! А потом, знаешь,— отозвался Ив,— знаки, которые нарисованы на плане, есть и на карте — кроме маленького розового прямоугольника... Но я знаю, где он находится, и дома нарисую его... Вдруг Мари-Франс вскрикнула: Ой! Я потеряла свою красивую косынку! Ив понял: это катастрофа. Косынку ей подарила Софи в день их приезда! Она сразу заметит пропажу... или, что еще хуже, подумает, что кузине косынка не понравилась. Может, ты ее оставила у мсье Станисласа?— сказал он, желая утешить сестру. Может быть... Я не помню... Впереди показались строения фермы, и близнецов охватил страх. Только бы тетя не ругала нас, что мы слишком долго выполняли ее поручение!.. Что ты!— ответил Ив.— Она так занята, что ей некогда смотреть на часы... Как есть хочется! Должно быть, сейчас уже время полдника... "Большие" еще не вернулись из Лошнэ. Близнецы робко вошли на кухню: их мучили угрызения совести. Тетя встретила их ласково, но это их совсем не утешило. Даже наоборот... Им так не хотелось сознаваться в новом проступке!.. Они чувствовали, что хорошее настроение стремительно улетучивается... Может быть, поэтому они с таким энтузиазмом, удивившим тетю Жиль, вызвались натаскать воды из родника в сад, в большой котел, стоящий на треноге. В нем тетя будет кипятить белье. Взявшись за ручку ведра с двух сторон, они изрядно вымокли, пока поняли, что нужно ИДТИ В ногу. Промокшие, они побежали к себе в комнату переодеться. И уже собрались идти обратно, как вдруг дверь распахнулась... Мари-Франс покраснела... За ней залился краской Ив. На пороге стоял Мишель, держа в руке потерянную косынку. Держи! Это, кажется, твоя, Мари-Франс?— сказал он, нахмурив брови.— Мне ее отдала дама, которая сидит в мэрии. Она нашла ее возле кадастровой книги. Ив старательно возился со шнурком. Как бы там ни было,— продолжал Мишель твердо,— хочу вас обоих предупредить, что на сей раз я не стану ябедничать. Но если ослушаетесь еще раз... Вы хорошо меня слышите? Один-единственный раз!.. Тогда я напишу папе, чтобы он приехал за вами. Что касается мсье Станисласа, обществом которого вы, кажется, наслаждались, то хочу вам сообщить: дядя Франсуа в не очень-то хороших отношениях с ним и ему не понравилось бы, если бы он узнал, что вы у него бываете. Они поссорились из-за пастбища, которое тот хочет заполучить любой ценой. Намотайте это себе на ус! Видя сконфуженные физиономии близнецов, он не мог удержаться от улыбки. Тут Мари-Франс немного осмелела и перешла в наступление: А почему вы с Даниелем все время секретничаете? Мы? Секретничаем?.. Что ты имеешь в виду? Я имею в виду коров, которые каким-то образом поранились... Мишель сдвинул брови. Это вам, конечно, мсье Станислас рассказал? Молчание близнецов было равносильно признанию. Чего он все время лезет не в свое дело?..— возмутился Мишель.— В общем, так: чем меньше вы будете общаться с этим господином, тем лучше. А что касается коров, так это просто несчастный случай, и ни к чему вам брать это в голову!.. И он ушел, оставив близнецов в унынии из-за нахлобучки, которую они получили. Правильно мы сделали, что не сказали ему о плане... до того!— пробормотала Мари-Франс после долгого молчания.— Представляешь, что он нам наговорил бы, если бы узнал, что план сейчас находится у мсье Станисласа!.. Раз тот обещал завтра вернуть его... то это не имеет значения,— пытался найти утешение Ив.— В конце концов, это ведь не какой-нибудь секретный план!.. И все-таки мне хотелось бы знать, почему мсье Станисласу так нужно было его получить! Особенно если вспомнить, что участок расположен очень близко к его вилле. Так ведь ты слышала: он его мечтает купить, этот участок! Вот именно,— заключила Мари-Франс.— Его вилла — это не ферма... Зачем тебе горное пастбище, если ты не собираешься разводить коров? Ив не нашел, что ответить. Мари-Франс воспользовалась этим, чтобы лишний раз подчеркнуть свое превосходство. Хочешь, я тебе скажу кое-что? Слушай: я уверена, если мы завтра, когда мсье Станислас вернет нам план, покажем его дяде Франсуа... он будет очень доволен! * * * В эту ночь, как и в предыдущие, Ив, а потом Мари-Франс стояли у окна, наблюдая за двором: не появится ли опять старичок Скок-Поскок? Но небо было плотно закрыто низкими тучами, и двор напоминал темный колодец. Даже если он придет, мы его все равно не увидим,— грустно заметила Мари-Франс.— Пошли спать. Так они и сделали. А Мишель и Даниель в этот момент отправлялись в ночную засаду. Ночная тьма поглотила их; они едва различали дорожку, бегущую между соснами. Никто не встретился им на пути... вплоть до того места, где лес подступал вплотную к дороге. Тут Мишель остановился как вкопанный так внезапно, что Даниель едва не налетел на него и, рассерженный, хотел было высказать все, что он о нем думает... Но Мишель, обернувшись к нему, прошептал: Ш-ш! Впереди кто-то есть! Оно... движется!.. Даниель не мог определить в темноте, куда показывает кузен. И потому последовал его примеру, присев на корточки в зарослях на обочине и замерев. Видишь?..— шепнул Мишель. Сердце Даниеля билось так сильно, что ему пришлось пошире открыть рот, чтобы хватало воздуха; горло сжалось от волнения. На гребне склона, примыкавшего к дороге, проявился во тьме какой-то странный силуэт... Он казался огромным торсом без головы... Даниель подумал: если бы по дороге двигался какой-нибудь трех- или четырехметровый гигант, то его торс возвышался бы над кустами именно таким образом. Таинственный силуэт двигался медленно; можно было подумать, что он раздумывает, куда направиться. Как ты думаешь, "он" нас заметил?— шепнул Даниель Мишелю на ухо. Я уверен, именно эта штука и напугала коров!— ответил так же тихо Мишель. Таинственная фигура медленно, той же нерешительной походкой удалялась. Что же нам делать?—спросил Даниель, не повышая голоса.— Надо бы последить за ним... Разве что издалека...— ответил кузен.— Ведь если он нас заметит, пиши пропало... Можешь быть уверен! Они выбрались из кустов и с бесконечными предосторожностями двинулись по дороге, стараясь не терять из виду темную фигуру, покачивавшуюся впереди. Мишель остановился; Даниель приблизился к нему вплотную. Мы, кажется, где-то недалеко от пастбища,— прошептал Даниель. Да... Теперь надо быть начеку... Они пошли немного быстрее. Тем более что силуэт не был виден: вероятно, он спустился с гребня. Они были уже возле проволоки, огораживающей пастбище; странный силуэт так и не появился... Правда, на этом отлогом участке он, должно быть, полностью сливался с окружающей темнотой, и обнаружить его было куда труднее, чем на фоне неба. Ах ты, хитрец!..— тихо ворчал Мишель.— Напрасно мы тогда остановились! Как теперь его искать в этой тьме? Слушай, сейчас нет смысла зря спорить! Он не успел бы перебраться через изгородь, это факт. Значит, "он" не на пастбище... "Он"— снаружи... Блестяще, старина! Ничего не скажешь!.. Дай закончить, идиот! У нас нет времени,— рассердился Даниель.— Вот что давай сделаем: пойдем вдоль проволоки, я в одну, ты — в другую сторону... Тогда мы его обязательно встретим... так? Будем надеяться... Я пошел! И кузены, пригнувшись, чтобы быть как можно менее заметными, двинулись вдоль изгороди в противоположные стороны. Они ставили ноги с крайней осторожностью, чтобы их не выдал шорох травы. Тишина была полная; ее нарушало лишь звяканье цепей, которыми коровы были привязаны к колышкам... В какой-то момент Мишель уловил медленное, размеренное похрустывание... Он замер, дрожа от напряжения... И — едва не расхохотался, когда понял, что это всего лишь движение челюстей коровы, лежащей около изгороди и мирно жующей жвачку. Он снова пошел вперед — и вскоре достиг края луга. Внезапно в нескольких метрах от себя он увидел неподвижную фигуру... и невольно стиснул кулаки. Но тут услышал приглушенный голос Даниеля: Это ты, Мишель? Ну да! Что у тебя?—спросил Мишель, подходя. Ничего! Просто непостижимо! Исчез, испарился... улетучился! —А может, дематериализовался?.. Несколько минут они стояли, переводя дух и приходя в себя после этого странного преследования. Не хочешь, а поверишь в привидения! Верно, старина?—сказал Даниель. Пока давай бросим взгляд на ту часть луга, которая еще не засеяна... Не мог же этот хмырь взять и вот так исчезнуть! Ты уверен? По-твоему, это... человек? Человек или кто другой... главное — узнать, куда он делся. Ребята исходили вдоль и поперек остальную часть луга — все было тщетно! Встретившись около колючей проволоки, они вынуждены были признать, что потерпели поражение. Остается один выход!— заявил Мишель.— Будем дежурить по очереди... У тебя часы есть? Даниель показал светящийся циферблат своих ручных часов. Хорошо. Давай их мне, я буду дежурить первым. Через час — твоя очередь. Иди ложись! Даниель закутался в одно из одеял, которые они захватили с собой, и поверх него обернулся куском брезента — от холодной росы, лежавшей на траве. Мишель устроился рядом, набросив второе одеяло себе на плечи. Небо постепенно освобождалось от туч. В вышине замерцало несколько ярких звезд. На горизонте брезжило слабое сияние, предвещая скорый восход луны. Час спустя, когда Мишель разбудил кузена, чтобы передать ему дежурство, луна светила вовсю, торжествуя победу над темнотой. Счастливого дежурства, старина!— прошептал Мишель.— Пока никаких перемен... Он прилег и сразу уснул. * * * Когда он проснулся, ему показалось, что свет луны что-то уж слишком ярок... Протирая опухшие со сна глаза, расправляя затекшие ноги, он с трудом сел, выпрямился... и обнаружил, что уже рассвело! В затуманенном сознании мелькнула тревожная мысль: неужели Даниель забыл разбудить его вовремя? Ну-ка, думай!..— прошептал он, стараясь привести в порядок мысли.— Если он не разбудил меня, значит, не мог... Но такое простое умозаключение не удовлетворило его. Или... или,— продолжал Мишель,— он что-то заметил, но у него не было возможности меня предупредить, и он бросился в погоню один... Он вскочил на ноги и огляделся... Сердце его сжалось, он вскрикнул: О Господи, Даниель!.. Кузен, все еще закутанный в одеяло и брезент, лежал в люцерне, в нескольких метрах от него... Одним прыжком Мишель оказался рядом и склонился над ним. И почувствовал такое огромное облегчение, что засмеялся вслух. Потом сильно встряхнул... спящего Даниеля! Вставай, сурок!— воскликнул он.— Пора домой! Даниель пробормотал какие-то невнятные слова и перевернулся на другой бок — с явным намерением поспать еще. Ну нет, старина!— закричал Мишель, энергично тряся его.— Ты оставил свой пост, несмотря на близость неприятеля... Так что теперь — трибунал... и расстрел! А?.. Что?.. Расстрел кого? Ты его видел?.. Где он?—бормотал Даниель, постепенно приходя в чувство. Он был так смешон, с красным пятном от травы на щеке, с недоуменно моргающими глазами, что Мишель опять рассмеялся. До чего же ты ненадежный человек!— заметил он, перестав наконец смеяться.— Из-за тебя мы зря провели ночь под открытым небом. А... коровы?— только и смог промолвить мальчик. Мишель взглянул на коров. Лежа в траве, они по-прежнему мирно пережевывали жвачку. Ничего страшного не случилось,— сказал он.— К счастью... Иначе было бы слишком уж глупо! Столько трудов — и все впустую!.. Даниель, совсем проснувшийся, поднял голову. Ой-ой-ой!..— пораженно воскликнул он.— Я — в лесу!.. Но Мишель вдруг нахмурил брови. Слушай, в самом деле пора уходить! Иначе нас застанут дядя Франсуа с Медаром! Давай поскорее смываться! Эй, погоди!.. Надо же осмотреть тут все! Иначе мы так и не поймем, куда исчез наш призрак! Хорошо, но быстро! Иначе мы рискуем, что дядя намылит нам шею, и будет прав! Они покинули пастбище, стараясь хотя бы приблизительно определить место, где исчез великан. На земле они никаких следов не обнаружили, во всяком случае человеческих. А значит, нельзя было определить, куда и как он пропал. Скалы, возвышающиеся по краям луга, были защищены непроходимыми зарослями кустарника, сквозь которые, по-видимому, пробраться было невозможно. Печально, старина. Кажется, мы упустили прекрасный случай. Вряд ли нам представится еще одна такая возможность! Это я во всем виноват!— признался Даниель.— Что поделаешь... Не спать так поздно выше моих сил. Я даже не заметил, как уснул. Бежим теперь!— повторил Мишель.— И постараемся не встретиться с дядей Франсуа... 8 В это утро близнецы проснулись рано. Сегодня им предстояло многое сделать... Первым делом — сходить в ригу Фонтенов за сыром, который должен был оставить там Бурбаки. И еще им надо было ухитриться сбегать на виллу к мсье Станисласу, чтобы забрать план, который они так неосмотрительно ему доверили. Но сначала они решили рассмотреть карту, которую дал им хозяин виллы. Смотри, вот здесь... точно, вот здесь должен находиться маленький прямоугольник, который есть на нашем плане!— показал Ив. Хм... Это совсем рядом с участком двадцать шесть, то есть с пастбищем дяди... Но... ты же знаешь, там, возле скал, только деревья и заросли кустарника! Знаешь, что мы сделаем?— предложил Ив.— На обратном пути осмотрим это место еще раз. Уже с планом в руках. Мы там наверняка что-нибудь найдем... Если там вообще что-то есть... Мари-Франс была того же мнения. Они еще какое-то время рассматривали карту и условные обозначения, но неосведомленность в топографии не позволяла им сделать какой-нибудь разумный вывод. После завтрака, когда Фанни убирала со стола, Мишель спросил ее: Послушайте, Фанни, в этой истории с Мотэном есть какая-то доля правды? Вы с ним знакомы? Служанка, краснолицая женщина с седыми волосами, перестала собирать чашки и положила руки на стол. Даниель заметил, с каким интересом прислушивается к ним Медар. Конечно, знакома,— ответила Фанни.— Как и все, кто живет в этих краях. И некоторое время спустя добавила: Это плохой человек. Таких никогда не было в Лошнэ, это точно! —Вы думаете, он колдун?—спросил Ив. Фанни, которая, видимо, совсем не была расположена говорить про Мотэна, ответила: Колдун? Не думаю... Хотя, разумеется, они передают друг другу секреты всяких трав и снадобий. Эти секреты переходят от отца к сыну... и среди них есть, конечно, такие, которые идут не от христианства! Возможно, даже... яды! Последнее слово служанка произнесла, понизив голос, словно Мотэн был за дверью и мог услышать ее. Ты... ты в самом деле в это веришь?— проговорила, запинаясь, взволнованная Софи. Фанни пожала плечами. Это так же верно, как то, что меня зовут Фанни!— сказала она.— В этих краях нет недостатка в ядовитых растениях. Вот, например, безвременник... Здесь его называют "убей-собаку". "Убей-собаку"?—удивился Ив.— Он что, убивает собак? Вот именно, мой мальчик! Особенно осенью, в сезон охоты. Сиреневые безвременники опасны тем, что нравятся молодым собакам, которые почему-то любят лакомиться ими! А потом — хлоп, и нету собаки... Бедняжка на следующий день подыхает! Это уж как часы... Я видела их немало, окоченевших, после того как они побегали по лугам... А для людей это тоже опасно?— спросила Мари-Франс. Не знаю, никогда не пробовала. Но, думаю, лучше этого не делать. Тетя Жиль, обеспокоенная, что племянники проявили такой интерес к Мотэну, тоже включилась в разговор. Не думайте об этом, дети,— сказала она, улыбаясь.— Сходите-ка лучше за сыром: Бурбаки, наверно, уже оставил его в риге. Мишель и Даниель встретили это предложение без восторга. После ночных похождений они испытывали такую усталость, что у них не было никакой охоты к новым прогулкам. Но, не придумав никакого благовидного предлога, они согласились. Жаль все-таки: эти безвременники такие красивые! Мне они очень нравятся,— заметила Софи, когда они шагали к риге Фонтенов. Цветы и должны быть красивыми!— произнес Даниель.— Беда в том, что не все они безопасны... Мишель прыснул со смеху. Ого!—воскликнул он.— Таких глубоких мыслей, Даниель, ты еще не высказывал. То ли еще будет!.. Может, сделаем небольшой крюк?—предложила Софи. Ни за что!— закричал Мишель.— Речи быть не может!.. Жаль. А я вам хотела показать жилище Мотэна,— сказала девочка, слегка задетая его тоном. "Большие" переглянулись. Очевидно, они прикидывали, стоит ли овчинка выделки. Что лучше: увидеть колдуна или поскорее вернуться домой и отдохнуть? Хм... Это вообще-то другое дело,— сказал Даниель.— Ладно, пойдем взглянем поближе на пещеру костоправа! Софи, радуясь, что на этот раз "большие" ее послушались, возглавила группу. Согласись, все-таки как-то грустно в двадцатом веке слышать про колдунов и знахарей!— сказал Мишель брату. Полно! Ты что, в самом деле веришь, что люди еще их боятся?.. Ну, может, старики... Те, кто так и остался невежественным, потому что в свое время не хотел ходить в школу. То же относится к их секретам. Держу пари, что, кроме некоторых простых снадобий, известных фармацевтам и сделанных из настоев растений, все их лечебные секреты — липа! Не говоря уж о том, что они еще и опасны! Помню, читал однажды, как один костоправ лечил раны паутиной, полной пыли, разумеется! В общем, чистая антисанитария! Так ничего не стоит гангрену заработать!.. Софи сделала им знак: пришли. И в самом деле, вскоре они увидели хижину с просевшей, как на китайской пагоде, поросшей мхом крышей. В темной стене, тоже испещренной кое-где пятнами мха, было одно-единственное узкое окошко. Две каменные, выкрашенные в синий цвет ступени вели к двери, о которой можно было сказать только то, что она очень давно, а может быть, и никогда не знала такой роскоши, как краска. Бррр... Фанни нисколько не преувеличивала!— шепнула Мари-Франс на ухо брату. Настоящая избушка на курьих ножках!— восхитился Мишель. Проходя мимо дома, они обнаружили, что окошко все затянуто густой паутиной. Вот и запас бинтов!— прошептал Даниель. А заодно — занавеска!—тем же тоном заметил Мишель. Ни в доме, ни на прилегавшем к нему участке они не обнаружили никаких признаков жизни. Близнецы инстинктивно, как всегда в минуты страха, взялись за руки. Зрелище логова Мотэна вызвало у них безотчетное чувство тревоги. И холодный пот выступил у них на лбу, когда несколько минут спустя на тропинке, по которой они шли в обществе Софи, показался... сам старичок Скок-Поскок! Взволнованные, они замедлили шаг, поджидая "больших", которые продолжали спорить, идя позади них. Да, это, по всей вероятности, был тот самый невероятно худой старик с седыми, очень длинными, достающими до плеч, развевающимися волосами, который той ночью пробежал по двору фермы. Однако старик, который шел сейчас им навстречу, передвигался с трудом, опираясь на узловатую палку, волоча ноги в грубых башмаках. —Добрый вечер, мсье,— вежливо поздоровались дети, когда человек подошел ближе. —... вечер!— просипел в ответ старик. Худое лицо его с таким тонким носом, что, казалось, сквозь кожу проступает хрящ, усеяно было веснушками. Глубоко запавшие глаза под густыми бровями смотрели настороженно. Одежда его — пиджак из потертого бархата и суконные брюки — выглядела старомодной и такой ветхой, что ясно было: человек этот меньше всего озабочен обновлением своего гардероба. Пройдя, близнецы незаметно обернулись, и новая неожиданность заставила быстрее забиться их сердца: старичок Скок-Поскок (они были убеждены, что это он и что медлительная походка его — не больше, чем маскировка) вошел в берлогу Мотэна... искоса наблюдая за ними! И тут их осенило: старик, которого они только что встретили,— не кто иной, как сам Мотэн!.. * * * Прогулка завершилась без приключений. Сыр был на месте, в горшочке на окне. Они вернулись на ферму. —Ты видел, как здорово он притворяется, этот Мотэн?— заметила Мари-Франс, когда они поднялись к себе в комнату.— Делает вид, будто не может и шагу ступить без палки! А ведь так быстро бежал той ночью!.. Если бы я сама его не видела, я сказала бы, что тебе это приснилось... Они молчали какое-то время, думая о странной встрече. Вдруг Ив подошел к сестре. Слушай, а ведь вчера, у мсье Станисласа... это ведь был Мотэн! Он открыл дверь, увидел нас — и не стал входить! Мари-Франс вдруг подскочила, вспомнив, что им нужно сегодня сходить на виллу. Пойдем прямо сейчас!—предложила она.— Мы ведь видели, Мотэн у себя, за несколько минут даже он не сможет оказаться на вилле! Ты думаешь, успеем?— только и сказал Ив. Конечно! Во всяком случае, выбора у нас нет! Если мы решили показать план дяде Франсуа, надо пойти за ним немедленно. Может, нам и попадет... Тут уж ничего не поделаешь. Я просто уверена, что эта бумага — очень важная и дядя Франсуа обрадуется, когда ее увидит. Ив не спорил. Они предприняли кое-какие меры предосторожности, чтобы выйти с фермы незамеченными, и со всех ног бросились в сторону виллы. Они прибежали туда запыхавшиеся. И с первых же минут поняли, что сердечный прием, оказанный им вчера Станисласом, был притворством. Насчет плана он помалкивал, словно ничего такого и не было. Поэтому Мари-Франс вынуждена была напомнить ему их уговор. Ах, в самом деле...— пробормотал толстяк, не глядя им в глаза.— Я... не хотел вам говорить... Но произошло нечто очень неприятное... Он подвел их к письменному столу. Вы ведь помните, я положил план в этот ящик, не так ли? Да, мсье Станислас, именно в этот,— ответил Ив, заглядывая в ящик. Толстяк сконфуженно улыбнулся. Представьте: когда я вернулся к столу, после того как проводил вас до двери... плана уже не было! Он исчез... Испарился... Близнецы не могли скрыть своего огорчения. Надув губы, они хмуро смотрели друг на друга. А потом... вы его не нашли?..— спросила Мари-Франс, которая никак не могла поверить в это таинственное исчезновение.— Может, он завалился за ящик? Так бывает... Я уже думал об этом. Я разобрал письменный стол чуть ли не по досочкам... но все напрасно! Я очень удручен, удивлен и огорчен! Думаю, что для вас этот план не имел большого значения, но все-таки он принадлежит вам. Да я и сам не люблю ничего терять, особенно если не понимаю, как это могло случиться. Близнецы не знали, что и подумать. Искренность Станисласа как будто не вызывала сомнений. И все же... Да, действительно, я очень огорчен,— продолжал толстяк.— Нет-нет, мою карту оставьте у себя, я дарю вам ее взамен вашей... Я думаю, она в конечном счете гораздо дороже вашего плана... Не найдя, что ответить, близнецы смирились и, понурые, попрощались с мсье Станисласом, который, стоя на пороге своего дома, снова и снова приносил свои извинения и выражал глубочайшее сожаление... Они ушли, настолько удрученные, что долго не Могли произнести ни слова. Ты веришь в эту историю?— спросил Ив, понимая, что во многом это его вина: он не сумел удержать язык за зубами и выболтал Станисласу, что они хотят посмотреть кадастр. Не все ли равно? Может, он всего лишь заговаривал нам зубы... Но при этом нашел способ зажилить наш план. Значит, ему это было важно! Хорошо еще, что мы ничего не сказали ни "большим", ни дяде!.. Ладно, остается только забыть об этом. Жалко! Не каждый день удается найти секретный план... Дети шли вдоль кустарника и молодых елочек, непроходимым барьером скрывавших склон скалы. Они собирались спуститься к дороге, идущей в лощине. Мари-Франс остановилась взглянуть на тсо-ров, белые и бурые бока которых были разрисованы синим: дядя Франсуа смазал им ссадины мети-леновой мазью. Какие они смешные, бедняжки, с этими полосами!— заметила она. Ив ничего не ответил. Он стоял на краю лощины и терпеливо ждал сестру. Она уже почти догнала его, но в этот момент Ив вдруг задрожал от испуга. Схватив сестру за руку, он бросился на дорогу и побежал, не оглядываясь. Что с тобой?—спросила наконец Мари-Франс. Но Ив остановился, только когда они оказались в лесу. Там — Мотэн!..— пробормотал он.— В зарослях! Я видел его!.. Мари-Франс, тоже запыхавшаяся, смотрела на брата так, словно он внезапно сошел с ума. Мотэн? Каким образом? Это же невозможно! Час назад он был еще... Она замолчала. Взгляд Ива был устремлен к скале, и Мари-Франс, обернувшись, на какую-то долю секунды успела увидеть седые волосы... в самой глубине зарослей. Видение мгновенно исчезло; девочка протерла глаза. Она стояла бледная, не зная, что и подумать. Наконец она прошептала: В конце концов, это возможно... Раз он так быстро бегает, он мог прибежать сюда, пока мы были у мсье... Она вдруг замолчала, потом вскрикнула: Так и есть! Я знаю... это он!.. Он?.. Что — он?—спросил Ив. Это он украл наш план! Вспомни! Вчера, когда мы были на вилле... Ив понял, что хочет сказать сестра. А может, вернемся и сообщим об этом мсье Станисласу? У нас нет времени. Пора возвращаться на ферму, а то нам влетит! Они поспешили в обратный путь, немного беспокоясь о последствиях своего похода. И все-таки мы в первый раз проводим каникулы так здорово!— заявила Мари-Франс, прежде чем войти во двор фермы... 9 Отсутствия близнецов никто не заметил. Они пробрались в свою комнату, чтобы спокойно обсудить последние события. Они высказывали разные предположения, но уверены были лишь в одном: Мотэн способен передвигаться куда быстрее, чем можно судить по его немощной походке... когда он не знает, что за ним наблюдают. И еще: он явно не хочет встречаться с близнецами. Иначе он вчера вошел бы в кабинет мсье Станисласа! Но — почему?.. Он же совсем нас не знает!— удивлялся Ив. Есть только одно объяснение: потому что мы с фермы Франсуа Дарвьера. А еще, я думаю, Мотэн имеет какое-то отношение к несчастью с коровами... И все-таки надо быть настоящим колдуном, чтобы проходить, как он, сквозь такие густые заросли! Мари-Франс еще не думала об этой стороне дела. Она встряхнула своими короткими светлыми кудряшками, словно отказываясь верить словам брата. Должно быть какое-то простое объяснение. Я не верю в колдунов... Чушь это!.. Ив не обратил внимания на ее пренебрежительный тон. Он продолжал размышлять. Послушай,— наконец сказал он.— Я думаю... у нас есть возможность это проверить! * * * Когда Медар, дядя Франсуа и "большие" отправились в конце дня на пастбище, близнецы дали им возможность уйти подальше и только потом попросили у тети разрешения пойти следом за ними. А вы не заблудитесь?— забеспокоилась молодая женщина, которая не знала о походах близнецов на виллу.— Ваш дядя и мальчики, должно быть, уже далеко... Да нет, тетя, мы их быстро догоним!— бодро сказала Мари-Франс. Ну ладно... Но ведите себя хорошо! И будьте осторожны! Близнецы побежали, делая вид, будто хотят догнать старших. Но, едва выйдя с фермы, замедлили шаг. В этот раз тебе пришла в голову хорошая мысль!— похвалила брата Мари-Франс.— Но я кое-чего не понимаю... Ив, гордясь заслуженной похвалой, солидно спросил: И что же тебе непонятно? Вот что. Почему Мотэн коров Арсена убил, а дядиных — только напугал? Как ни велико было желание Ива снова блеснуть сообразительностью, он не нашел никакого правдоподобного объяснения. К-хм... Может быть... Но ни 'одной здравой мысли ему в голову не пришло. А может,— продолжила Мари-Франс,— просто побоялся?.. В первый раз люди могли подумать, что колдовство — это так, болтовня, а настоящая причина — этот... как дядя говорил?., метеоризм. Потом, дядюшка Арсен был старый, он, наверно, не очень-то мог за себя постоять. А дядя Франсуа — совсем другое дело. И если коровы на том же самом пастбище погибнут во второй раз, это всем покажется странным! Да и жандармы заинтересуются, расследование начнется... Вот именно!— воодушевился Ив, готовый присвоить версию сестры.— Он напугал коров — и подумал, наверно, что дядя на пастбище больше их не оставит... Может, он хочет заставить дядю Франсуа продать землю, чтобы ее купил мсье Станислас... Тогда понятно, почему Мотэн был вчера у Станисласа. Они должно быть, сообщники!.. Дети долго молчали; потом Ив заметил: В сущности, нет ведь никаких доказательств, что коров напугал не какой-нибудь зверь... Например, волк... Перспектива встречи с волком, видимо, не очень-то улыбалась девочке, и она быстро ответила: Ну, во-первых, во Франции волков больше нет, если хочешь знать! Есть! Нет!.. Тут они подошли к дороге, бегущей по дну лощины, и спор сам собой прекратился. Прежде чем ступить на дорогу, они внимательно огляделись. Можно идти!— сказал Ив. А если мы кого-нибудь встретим и что-нибудь будет не так, всегда можно позвать взрослых... Дядя, Мишель и Даниель были в общем-то недалеко, и это придавало близнецам смелости. Не доходя до пастбища, они поднялись на гребень холма и пошли вдоль меловой скалы, нависающей над дорогой. Надо бы теперь подойти поближе...— пробормотал Ив, храбрости у которого, когда пришло время решительных действий, значительно поубавилось. Он вдруг остановился и подождал сестру. Смотри...— сказал он. Мари-Франс увидела между скалой и зарослями кустарника узкий проход. В некоторых местах его перегораживали еловые ветки, но в общем это был настоящий коридор, идущий вдоль скальной стены. Теперь ты. видишь, что никакого колдовства тут нет?—тихо торжествовала Мари-Франс.— Вот так он и исчез!.. Она колебалась недолго. Время шло, медлить больше было нельзя. Им еще нужно было догнать дядю, чтобы их уход с фермы не выглядел самовольной отлучкой. Девочка скользнула в проход; Ив последовал за нею. Они быстро продвигались вперед, отводя рукой ветви, иногда преграждавшие им путь. Под ногами шуршала сухая хвоя. Ив чуть не налетел на сестру, когда та внезапно остановилась. Он сразу заметил расщелину в скале, достаточно широкую, чтобы в нее могли войти сразу два человека. Хотя близнецы были готовы к чему-то подобному, удивление их не стало от этого менее сильным. — Что будем делать?— спросила Мари-Франс.— Посмотрим, что там? Надо бы сбегать за фонариком,— сказал Ив.— Может, там какая-нибудь яма... Мари-Франс, однако, уже вошла в коридор, который начинался за расщелиной. Правда, выступ скалы загораживал свет; дальше мрак становился все гуще. Ты прав,— признала она.— Мы потом придем сюда с фонариком. И еще возьмем веревку, спички и свечу, на случай, если фонарь погаснет,— заявил Ив; решительные действия откладывались, и воодушевление вернулось к нему. Не теряя более времени, они вернулись к дороге и быстро догнали остальных. * * * На следующее утро Франсуа Дарвьер отправился доить коров только с Медаром. Молодой работник, казалось, забыл о своей обиде; во всяком случае, он уже не твердил, что его зря обвинили в недобросовестности. Надеюсь, на этот раз,— сказал он шутя,— я хорошо забил эти чертовы колышки! Стало быть, можно надеяться, что несчастного случая больше не будет... Да, Медар, конечно, ты тут ни при чем... Но все ведь могло кончиться куда хуже. Особенно мне не нравится, что мы так и не знаем, чего так испугались коровы. У тебя нет никаких мыслей на этот счет? Дядя Франсуа не обратил внимания, что Медар, прежде чем ответить, как-то странно замялся. Нет... к сожалению... Небо было затянуто тучами; утро выдалось прохладным. Видно, без дождика нынче не обойдется...— заметил Франсуа Дарвьер. Когда они добрались до поворота, откуда открывался вид на пастбище, оба остановились как вкопанные: ограда была открыта, а коровы исчезли! Франсуа Дарвьер взглянул на Медара, который вдруг сильно побледнел. Ну что, опять скажешь, что вечером хорошо закрыл ограду?.. Коровы, должно быть, сами сняли с себя цепи и пошли посмотреть, не лучше ли травка по соседству?.. Я точно...— начал было Медар. Но замолчал на полуслове и пошел осматривать пастбище. Вот, глядите!— закричал он, поднимая конец цепи, который был закреплен на колышке.— Если ваши коровы сумели сами отстегнуть карабин, то почему бы им не открыть и ограду? Франсуа Дарвьер понял, что был несправедлив к молодому работнику. И даже потрясение, которое он испытал, не могло служить ему оправданием. Это же черт знает что!..— прорычал он, подойдя к Медару.— Ну все, с меня хватит!.. Медар видел, что его горящий гневом взгляд направлен в сторону виллы. Ладно, придется идти искать,— сказал Медар.— Пока они не успели набить брюхо не тем, чем следует... Где ты их будешь искать в такое время? Надо собрать побольше народу...— ответил Медар.— И еще сказать Бурбаки и хозяину виллы... Я бы предупредил еще и жандармов!— проворчал Дарвьер. Можно и жандармов,— согласился Медар.— Но вы же знаете, они вам не приведут коров живыми и здоровыми... В общем, я сбегаю на ферму, позову ваших племянников и мадам Дарвьер. Лишние люди не помешают. Жаль, у наших буренок нет колокольчиков... Несмотря на свое отчаяние, фермер невольно улыбнулся: Медар принимает случившееся так близко к сердцу, что называет коров "нашими". Он должен был признать, что молодой батрак решил правильно: лучше потратить немного времени и сходить за подмогой — тогда поиски могут что-то дать. Ладно, ступай! Да попроси Мишеля или Даниеля забежать в ригу Фонтенов и предупредить Бурбаки. А потом пускай обойдут ферму с тыла— может, коровы там. Они не должны были уйти далеко... Медар скрылся в лесу. Хороший малый!— пробормотал Франсуа Дарвьер.— Такой преданный — прямо диву даешься!.. И он зашагал по дороге, пытаясь отыскать какие-нибудь следы, которые помогли бы найти коров. Будем надеяться, они держатся вместе!— говорил сам с собой фермер, глядя по сторонам.— Иначе когда мы их отыщем?.. Ну а что касается того, кто сыграл со мной эту шутку... у меня найдется для него пара ласковых... * * * Когда запыхавшийся Медар появился на ферме, там поднялась настоящая суматоха. Срывающимся от волнения голосом бедный парень поведал о новом несчастье, свалившемся на них. Мадам Дарвьер в первые минуты совсем растерялась, но потом стала действовать быстро и решительно. Софи и близнецы, сказала она, останутся на ферме, а она с Фанни и Медаром отправится в лес помогать мужу. Мишель и Даниель побежали к Бурбаки. Все же надо было бы нам продолжить наблюдение. Теперь бы мы знали, чьих это рук дело! Если бы да кабы, во рту бы росли грибы!— усмехнулся Даниель.— Раз мы с тобой такие спокойные, то и получили, что заслужили! Погоди, вот узнают об этом твои родители!.. Они побежали; но когда склон стал крутым, им пришлось ,п ер ей ти на шаг. Мальчики удалились от фермы всего метров на двести... Вдруг они остановились и замерли на месте, готовые в любой момент кинуться в заросли молодых елочек. Впереди, медленно передвигаясь, вырисовывался на фоне неба какой-то причудливый силуэт. Открыв рот, дрожа от возбуждения и, надо честно сказать, от какого-то непонятного страха, они смотрели на странную фигуру, которая так заинтриговала их накануне, в тот вечер, когда они устроили неудачную засаду на лугу. Это, как оказалось, был вовсе не великан, а человек обычного роста, одетый в широкий плащ. Верхнюю часть плаща составляла пелерина, которая топорщилась на плечах, делая их огромными и бесформенными. Полы плаща доставали почти до земли. Человек продолжал медленно двигаться вперед; мальчики вдруг увидели подбежавшую к нему черную собаку. Человек наклонился погладить ее — и при этом повернулся к ним вполоборота... Одно и то же имя одновременно слетело с их губ: Бурбаки!.. Они ускорили шаг. Что же он в прошлый раз делал возле виллы?—шепнул Мишель кузену. Может, спросим его самого?— иронически сказал Даниель. Пастух внезапно обернулся: должно быть, об их приближении ему дала знать собака. Смотрите-ка!.. Куда это вы в такую рань?— спросил Бурбаки.— Уж не пожар ли на ферме? Нет, мсье Бурбаки,— ответил Мишель.— Дядины коровы пропали. Что, у него на пастбище нет никакой загородки? Или он забыл привязать их к колышкам? Мишель предпочел не вдаваться в подробности. Дядя просил сообщить вам. Вот и все, что я знаю,— добавил он. Дядя сделал правильно. Это очень кстати. Я прошлой ночью был в Лошнэ, и там как раз... В общем, я иду с вами. Турок! Ко мне, собачка! Мишель знал: в деревне сменило друг друга несколько поколений пастухов Бурбаки и им верно служили бесчисленные поколения собак, каждую из которых звали Турком... Пастух двинулся вперед; он шел неторопливым, медленным шагом— так ходят жители гор, которые вроде бы никогда не спешат. Но странное дело: мальчики едва поспевали за стариком. Веревок надо захватить!— объяснил пастух.— Иначе их никогда не загонишь на пастбище. Целый полк потребуется, на трех-то коров... Однако им повезло. Две коровы были найдены быстро: они мирно паслись на опушке леса. Бурбаки отдал Турку какие-то отрывистые, непонятные молодым людям команды. Через несколько минут коровы припустили рысью, причем, к удивлению Мишеля и Даниеля, в нужном направлении. Спокойно, милый, спокойно, Турок!— крикнул собаке пастух. И та, подчинившись, перевела коров на "шаг". Здорово ваша собака обучена!— восхитился Даниель. Дело нехитрое,— спокойно ответил Бурбаки.— Такая порода. Я ей никогда не мешаю. Старые собаки сами учат щенков! Все равно она здорово умная!— искренне признал Мишель. Будьте покойны! Турок сто очков вперед даст какому-нибудь ослу, который выдает себя за человека,— согласился пастух.— Вот вы хотели узнать, что я думаю насчет Мотэна? Так спросите об этом у Турка! Если у него шерсть дыбом и пасть ощерена, стало быть, Мотэн где-то рядом. Турок его за сто метров чует! А я доверяю чутью пса. Если он любит кого, значит, это человек хороший. А если ворчит, то и я ворчу... Мальчики оценили мрачноватый, но располагающий к себе юмор пастуха. Хотя сейчас они совсем растерялись, не зная, что о нем думать. Ведь у них не было никаких сомнений, что это он бродил вчера по дорогам на склоне горы, хотя должен был в это время находиться возле своих овец. Правда, той ночью никаких происшествий не было... но это ничего не значит! В какой-то момент Мишель готов был задать пастуху вопрос, не случалось ли ему в последние дни прогуливаться ночью по лесу; но Бурбаки, будто угадав его мысли, опередил его: Я редко от своего стада ухожу... А вчера у меня табак кончился. Без табака я, считай, не человек! В деревне у меня есть приятель один, я, коли попадаю туда, не упущу случая его навестить, мы с ним вспоминаем добрые старые времена, я у него и сплю немного, прежде чем вернуться в горы. Я уж не так твердо стою на ногах, как в былое время, а ночью легко растянуться, если споткнешься о камень или о пень... Вот уж добрых три недели, как я не спускался в Лошнэ, не покидал своего ночного пастбища. Обычно табак мне доставляли лесорубы. А сейчас они, говорят, перешли на новый участок; я уже три дня как ни одного из них не видел... Они подошли наконец к повороту дороги, откуда видно было пастбище Дарвьера, и мальчики с облегчением увидели, что дядя нашел третью корову. Фанни, мадам Дарвьер и Медар что-то удивленно обсуждали. Видать, у вас скотина ученая!— пошутил пастух после обычных приветствий.— Я еще не имел дела с коровами, которые запросто расстегивают карабин и открывают ворота... Вот что значит — новое поколение!.. Но ему не удалось развеселить фермера. Дайте мне только изловить того, кто это сделал!.. А у вас никаких подозрений нет?— осведомился пастух. Есть одно... Я только что вернулся с виллы. Но мне пришлось поднять Станисласа с постели. Он спал без задних ног — это в восемь-то утра!.. И никакими силами мне не удалось вытащить из него хоть одно разумное слово. Он был совершенно сонный!.. Кто спит днем, тот ест ночью!— совершенно серьезно заявил Бурбаки, набивая трубку.— Кстати, я как раз собирался навестить вас сегодня,— продолжал он.— Хотел поговорить с вами: есть одна вещь, весьма подозрительная... Он говорил не спеша. Вы ничего не видели и не слышали нынче ночью, примерно около часа? На ферме, я имею в виду. Франсуа Дарвьер нахмурился. Надо вам сказать, что этой ночью я был внизу!— продолжал Бурбаки.— А если я не в моей халупе, я плохо сплю. Пастух, казалось, не торопился, желая выражаться как можно более точно. Когда мне не спится, я выхожу на воздух. Это лучшее средство, чтобы заснуть... Словом, около часа ночи я был на улочке Риу, с этой стороны Лошнэ. Поднимаю голову — и что я вижу? А темно было, хоть глаз выколи... Так вот: что я вижу?— продолжал пастух.— Какой-то свет с той стороны, где ваша ферма... Мне немного надо было времени, чтобы понять, что это, должно быть, на вашей голубятне... Но это был не пожар, как я сначала подумал. Ей-богу, я чуть было не поднял по тревоге деревню... Его собеседники переглянулись. Франсуа Дарвьер спросил себя, хотя и не осмелился высказать это вслух: а не ошибся ли пастух?.. И потом, какая связь между светом и перепуганными коровами? Пастух вынул трубку изо рта. Счастье еще, что я не успел этого сделать! Представляете, как вся Лошнэ сбегается среди ночи на вашу ферму, а там все спят! Что касается шутника, который размахивал фонарем на вашей голубятне, так в одном я уверен: он курил сигарету!.. Эти его слова вызвали всеобщее удивление. Неужели вы из Лошнэ увидали огонек сигареты?— спросил Даниель. Франсуа Дарвьер покачал головой. Ничего в этом особого нет, Даниель. Я помню с последней войны: красный огонек сигареты видно на расстоянии более четырех километров, если наблюдателю не мешает никакой другой, более яркий свет. Но Лошнэ же дальше... Нет, Мишель. До деревни больше пяти километров, если идти по дороге, а по прямой — не больше двух. Именно так, как вы сказали!—подтвердил пастух. Франсуа Дарвьер и его племянники стояли, не зная, как быть. Трудно было допустить, что пастух пришел, чтобы рассказывать им всякий вздор, в котором сам не уверен. Но тревожно и неприятно было признать, что он не ошибся, что действительно видел свет, а потом огонек сигареты на голубятне, в нескольких метрах от фермы, в нескольких шагах от каморки Медара... Пастух, казалось, тоже спрашивал себя, что ему теперь делать. Переступив несколько раз с ноги на ногу, он нарушил тягостное молчание: В общем, я вас предупредил... Теперь мне пора обратно. Мы сейчас садимся есть,— сказал дядя Франсуа.— Пойдемте, поешьте с нами, мы будем рады! Бурбаки улыбнулся и покачал головой. Я уже сказал этим молодым людям: если я не со стадом, то я не в своей тарелке. Я бы, конечно, пообедал с хорошими людьми, но мне пора... Он пожелал всем "хорошего продолжения в хорошей компании", свистнул собаку и ушел. Все-таки странно!— пробормотал Франсуа Дарвьер, возвращаясь к племянникам.— Никто из вас не ходил прошлой ночью на голубятню? Конечно, нет, дядя,— ответил, улыбаясь, Мишель.— К тому же мы не курим! Несмотря на всю свою озабоченность, дядя улыбнулся. Конечно... Что же касается близнецов, тут уж огонек сигареты совсем исключается. Но в таком случае... кто же мог подняться на голубятню? Мишель и Даниель обменялись взглядами, потом о чем-то тихо заговорили между собой. Заинтригованный Франсуа Дарвьер спросил: Что это вы там шушукаетесь? Вот что, дядя!— начал Мишель.— Мы должны тебе кое-что рассказать... Мы хртели тебе помочь,— продолжал Даниель,— и позавчера отправились в засаду на пастбище... И заметили Бурбаки, который прогуливался в окрестностях... Почему же он говорит, что не покидал свое стадо уже три недели... до вчерашнего дня? Удивленный Франсуа Дарвьер ответил не сразу. Надо было бы его об этом спросить!— сказал он наконец.— В его возрасте, знаете, можно и перепутать... А может, такая ночная прогулка для него вовсе не означает "покидать стадо"?.. Может, для этого ему нужно спуститься в Лошнэ?.. Мишель и Даниель пришли к выводу, что пастух, кажется, говорил вполне искренне и с самыми добрыми намерениями... Но в это же время у них оставалось ощущение, что не все в его поведении так просто. Они наконец отправились домой. Дядя, оставив все дела, запланированные на сегодняшний день, решил отправиться в жандармерию и заявить, что кто-то предпринимает против него враждебные Действия, нанося ущерб его хозяйству... * * * Вернулся он с бригадиром и жандармом. Они отправились на пастбище осмотреть место происшествия; возвратившись, бригадир ничем не смог порадовать фермера. Скажу вам откровенно, мсье Дарвьер. Моя бригада немногочисленна, как вы знаете, а у вас— ни одной улики. Мы, со своей стороны, тоже ничего не нашли. Выделить вам для охраны скота хотя бы одного жандарма совершенно невозможно. Да это и бесполезно: злоумышленник наверняка будет теперь осторожнее. В общем, я вижу один выход: постарайтесь найти его сами. Несмотря на мрачное настроение, Франсуа Дарвьер вынужден был с ним согласиться. Хорошо, бригадир, я вас понял! Попытаемся выпутаться, как говорится, собственными силами... * * * На сей раз дядя не просил хранить происшедшее в тайне от близнецов и Софи. Слишком велико было на ферме всеобщее смятение. У Фанни, как и у тети Жиль, руки опускались: они не знали, за что браться. Близнецы долго ходили вокруг объемистого пакета, который дядя принес из Лошнэ. "Большие", видимо, знали, что это такое: во всяком случае, любопытства они не выказывали. "Малыши" нашли вскоре другое занятие. Они принялись собирать то, что у них торжественно называлось "снаряжение для похода". В пустой погреб в риге они принесли карманный фонарик, две свечи, коробок спичек, завернутый в лоскут от старого плаща... И еще веревку, связанную из кусков бечевки, какие им удалось найти. Оставалось лишь дождаться подходящего момента. Суетливое возбуждение, в котором они находились, не ускользнуло от внимания других членов семьи. Возможно, поэтому после обеда им не удалось улизнуть. Ну и пусть!— заявила Мари-Франс.— Отправимся вечером! Видела?— спросил Ив днем.— Дядя Франсуа отнес пакет в конюшню. Интересно, что в нем такое?.. Вечером, когда все сидели за столом, дядя сказал: Отныне кому бы то ни было запрещено подниматься на голубятню! Это опасно! Пол там очень ветхий, и кончится тем, что кто-нибудь провалится... Мари-Франс перехватила взгляд, которым обменялись Мишель и Даниель. Она догадалась: у "больших" есть какая-то тайна. Видишь?—сказала она потом брату.— Они от нас что-то скрывают. Так что мы тоже имеем полное право ничего им не говорить!.. Ив подумал, что ночью, когда они с Мари-Франс будут обследовать подземный ход, "большие" окажутся далеко и не услышат, если они с сестрой станут звать на помощь. Ему стало немного не по себе. Но он так и не нашел веских доводов, чтобы отложить поход... Ночью, когда в доме воцарилась тишина, близнецы тихонько вышли во двор, захватив с собой ключ от ворот. Забежав ненадолго в ригу за снаряжением, они выскользнули с фермы. 10 Ух, какой длинный ход! Как, пойдем дальше?— спросил Ив. До пастбища близнецы добрались без приключений. Как только они вошли в пещеру, Мари-Франс зажгла электрический фонарик. Перед ними уходил в толщу скалы длинный коридор с известняковыми стенами. Конечно!— подтвердила Мари-Франс.— Мы пойдем до конца!.. Они двигались друг за другом вдоль галереи и в конце концов вышли в какой-то грот, который был лишь чуть выше, чем остальное подземелье, но гораздо шире. Прежде чем продолжить путь, девочка осторожно обвела "зал" лучом фонарика. В углу она обнаружила штабель ящиков; верхний ряд их был без крышек. Видишь? Видишь?— спросила она брата, невольно понизив голос. С колотящимся сердцем они подошли поближе— и увидели в ящиках черные матовые камни, казавшиеся оплавленными. Значит, это шахта. Она и была обозначена на том плане!— торжествовал Ив.— Вот почему мсье Станислас так мечтает ее заполучить. Ему известно, что она существует! Поэтому он и хотел купить пастбище... Если он знает про шахту, зачем ему нужен план?—как всегда логично возразила Мари-Франс.— И вообще откуда ты взял, что это шахта? Она предположила, что ящики сюда, возможно, принесли из какого-нибудь другого места: ведь в шахте должны быть подпорки, чтоб не было обвала. —А это — просто тайник,— заключила она. Ив, задетый за живое, настаивал, что надо закончить осмотр. В конце зала начинался другой коридор. Они вошли туда и обнаружили, что он разветвляется на три узких прохода. После первой, неудачной попытки, которая привела их к решетчатой двери, закрытой на ключ, они вышли в конце концов к месту, где потолок поддерживали грубые деревянные опоры — то, что шахтеры называют кровлей. Но больше всего их удивили большие металлические цилиндры с медными кранами и круглыми циферблатами, соединенные между собой резиновыми трубками. Ну, что я тебе говорил? Это настоящая шахта!— торжествовал Ив.— А это паяльники! Я знаю, я видел такие в мастерской у нас в коллеже. Ну, что скажешь? Но Мари-Франс ни за что не хотела признать себя побежденной. Потерпев поражение в области техники, она все равно считала, что последнее слово должно остаться за ней. Пусть Ив прав, утверждая, что это шахта; но насчет паяльника — это уж извините! Как бы не так! Паяльник, я тоже знаю, это для того, чтобы паять. А здесь что паять? Эта штука наверняка для чего-то другого!.. Все равно это паяльник!..— настаивал Ив. Какие образованные дети!—раздался у них за спиной насмешливый голос.— Такие юные — и такие ученые! Жаль только, что эти малыши еще и слишком любопытны!.. Ты что скажешь на это, Фред? Ив и Мари-Франс остолбенели. В первый момент у них мелькнула мысль, что это Мишель и Даниель выследили их и решили припугнуть... Но имя "Фред" лишило их этой надежды. Карманный фонарик выпал из рук Мари-Франс и, упав на пол, погас. Лиц пришельцев не было видно: они тонули в ореоле от яркой лампы, осветившей подземное помещение. Второй голос произнес: Что я скажу? Скажу, что любопытство наказуемо. Лучше бы вас этому учили в школе, а не тому, как выглядит паяльник. А ну-ка подойдите ближе, мелюзга! Руки за спину — и поживее! Близнецы, от удивления и страха потеряв дар речи, машинально повиновались. Вряд ли стоит их связывать, Фред,— снова раздался первый голос.— Эти щенки и так едва ли захотят, чтобы с их родственниками на ферме случилось что-нибудь нехорошее! Потому что, если что, мы без раздумий пойдем и скажем: "Ку-ку, это мы!.." Скажем людям на ферме, которые, должно быть, в этот час спят без задних ног... Эти слова обрушились на близнецов, как обвал, и окончательно лишили их воли. Как хочешь...— проворчал Фред.— Но это, мне кажется, неразумно! Главное — убрать их из-под ног, туда, где они нам не будут мешать. Ни этой ночью, ни следующей... А потом... там уже неважно! Крепкие руки бесцеремонно втолкнули близнецов в другой коридор, настолько извилистый, что, оказавшись в конце концов на свежем воздухе, они ни малейшего представления не имели ни в каком направлении шли, ни где теперь находятся. Путь их мог продолжаться и пятнадцать минут, и целый час... Один из мужчин шел впереди, раздвигая ветви; на ощупь ветви были еловые. Но ночь была слишком темна, и смутные очертания деревьев не позволяли определить, где они находятся. Фонарь незнакомцы погасили. Близнецы шли еще долго, пока увидели какую-то темную массу, контуры которой напоминали дом. Их втолкнули в бревенчатую хижину с глинобитными стенами. Лампа осветила деревянные двухъярусные нары. А теперь — молчок! Держать язык за зубами!— приказал тот из двоих мужчин, который отзывался на имя Фред. Укладывайтесь, тут есть одеяла,—более мягко добавил второй.—И постарайтесь уснуть. Минуту!—воскликнул Фред.—Надо кое-что срочно сделать... У тебя есть бумага? Совершенно выбитые из колеи столь плачевным финалом своего похода близнецы увидели очень смуглого человека. Он сел за грубый стол и нацарапал несколько слов. Подойди сюда, девочка!—позвал он Мари-Франс.— Ты умеешь писать? Мари-Франс подошла; ей показалось, что она узнает в этом человеке лесоруба, который как-то, во время одной из прогулок, предлагал им попробовать смолу лиственницы. Вот, перепиши это начисто, да не трясись тут мне! Понятно? Бояться вам нечего! Если будете вести себя тихо, вам ничего плохого не сделают. Но это зависит от вас. Усвоили? Ошеломленная, Мари-Франс, чувствуя комок в горле, кивнула: дескать, да, усвоила. Она приготовилась переписать текст, который показал ей смуглый мужчина. Но ведь это же неправда!— воскликнула она, прочитав его до конца.— Мы вовсе не пошли никуда прогуляться. И — почему нам нельзя вернуться на ферму? Дядя будет очень волноваться, он сообщит жандармам, будьте уверены!.. Мужчина нахмурился. Правильно! Вот поэтому и поторопись! Вы вернетесь на "Голубятню", но немного погодя. А пока, чтобы успокоить родных, пиши!.. Видя, что Мари-Франс все еще колеблется, он добавил: Поторапливайся, тебе говорят! Не забывай: мы могли бы быть гораздо менее любезными... И тогда жандармы напрасно бы вас искали... Его тон и взгляд, сопровождавший эти слова, были достаточно красноречивы, чтобы убедить девочку. Она взяла шариковую ручку, которую он ей протянул. Переписав текст, она прибавила от себя: "Крепко целую!"— чтобы действительно успокоить дядю и тетю. Прекрасно!— одобрил мужчина.— Я и не подумал про поцелуй, а так выглядит более убедительно! Теперь — спать. Я останусь здесь, буду вас сторожить. Ты, Фред, знаешь, что тебе делать. Иди! Фред, надвинув берет на глаза и опустив записку Мари-Франс в карман куртки, вышел из хижины. — Посмотри, кстати, пришел уже... тот?—добавил его товарищ. Хижина погрузилась во тьму; Мари-Франс и Ив под одеялами взялись за руки. Несмотря на тепло и довольно удобные лежанки, они долго еще не могли унять дрожь. Это была реакция на пережитое волнение. Однако усталость скоро взяла верх над страхом, и дети, измученные переживаниями, крепко уснули. * * * Проснувшись на следующее утро, они увидели слабый свет, сочившийся через щель в крыше их тюрьмы. Смуглый человек сидел на корточках перед печкой; хижина была полна дымом, разъедающим горло. Ты думаешь, они нас продержат здесь весь день?— шепнул Ив на ухо сестре. Во всяком случае, пока они спокойны. Если наша записка попала на ферму, никто нас искать не станет... И даже если мы скажем правду, когда вернемся домой, то нам никто не поверит!—вздохнул Ив, представив, какое суровое наказание их ждет. Смуглый человек поднялся на ноги и подошел к ним. —Чего вы там шепчетесь, мелюзга?— спросил он ворчливым тоном, в котором однако не было угрозы.— Завтрак подан! Глаза близнецов постепенно привыкли к полутьме, царящей в комнате, едва освещенной бегущими вспышками раскаленных углей. Чувствуя себя отвратительно оттого, что спали одетыми, они встали и подошли к столу, сколоченному из распиленных пополам бревен. На тарелке лежали бутерброды, козий сыр, рядом стояли стаканы и бутылка воды. Жаль, что мсье Станислас не любит шоколад!— сказал смуглый. Эти слова заставили близнецов задуматься; в конце концов они пришли к выводу, что хозяин виллы является сообщником их тюремщиков и знает о шахте, которую они, вероятно, вместе и разрабатывают. Однако вид пищи вернул их к насущным заботам. Они уселись на стоящие на полу обрубки стволов, которые заменяли стулья. Приятного аппетита! Завтра вернетесь на ферму, даю вам слово! Близнецы сначала ели кое-как. Однако сыр был так хорош, что они на какое-то время забыли, где находятся. Им даже показалось, что новое приключение не так уж и неприятно... Издалека донесся шум мотора. Он удивительно напоминал шум машины мсье Станисласа... Но звук этот был настолько далеким, что они не были уверены, не ошибка ли это. * * * Между тем на ферме дела шли своим чередом. Дядя Франсуа очень удивился, когда обнаружил, что ключ от ворот остался в замке. Он собирался с Медаром на утреннюю дойку и, не найдя ключ на месте, долго ворчал, пока ему не пришла в голову мысль подойти к воротам. Я уверен, что вынул вчера ключ из замка. И хорошо помню, как повесил его на гвоздь возле камина... Ты не брала его, Жильберта? Нет, конечно... А ты, Медар? Медар покачал головой и насупился. Тогда кто?!— воскликнул фермер. Потом он подумал, что это, наверно, племянники опять решили дежурить на пастбище, подкарауливая злоумышленников. Он тихонько открыл дверь комнаты Мишеля и Даниеля; но те спали так сладко, что он не решился будить их. "Впрочем,— подумал он,— тот, кто взял ключ, наверняка еще не вернулся. Иначе он позаботился бы повесить его на прежнее место, чтобы никто ничего не заметил. Но тогда кто же?.." Мимо двери близнецов Дарвьер прошел не задерживаясь: ему даже в голову не пришло, что это может быть дело их рук... Но потом он спохватился. В конце концов, почем знать?..—проворчал он. . Франсуа Дарвьер толкнул дверь... и остолбенел, увидев пустые, неразобранные постели. Какое-то время он пытался собраться с мыслями и понять, что случилось. Сначала он подумал, что дети, горя желанием показать, какие они молодцы, с рассветом покинули ферму, застелив постели... Но он тут же отбросил это предположение: слишком неправдоподобным оно выглядело. Он уже закрывал дверь, когда до него донесся тихий голос жены: —Франсуа, есть новость... Он бросился к лестнице... Жильберта, бледная как полотно, протягивала ему записку. Эти дети... просто невыносимы!— прошептала она со слезами в голосе.— Смотри, что они придумали! Франсуа взял записку и, издавая возмущенные возгласы, прочитал вслух: "Дорогие дядя и тетя! Мы ушли на весь день гулять. Возможно, мы не вернемся вечером. Не беспокойтесь, вы будете довольны, когда узнаете, куда мы пошли! Крепко целуем. Мари-Франс, Ив". Ну и дела!.. Этого только недоставало! Такого даже представить себе нельзя!— бормотал дядя, ошеломленный и растерянный. На весь день!.. И еще, может быть, не вернутся вечером!..— простонала тетя Жиль.— Но где же они, Боже мой? Где они могут быть?.. Франсуа Дарвьер покачал головой. Не знаю, где они сегодня... но точно знаю, где они будут завтра. В поезде! Будут ехать в Корби, к родителям! Это так же верно, как то, что я — Франсуа Дарвьер!.. Если они потеряли голову от наших неприятностей, то я не могу взять на себя ответственность за все, что может с ними случиться. Это слишком большая ответственность!.. Высказав таким образом свое возмущение, фермер вынужден был взяться с Медаром за повседневные дела. Тетя Жиль осталась с Фанни, которая только что встала. Хорошую трепку, вот что они заслужили,— проворчала служанка, когда ей рассказали о выходке близнецов.— Разве в наше время мыслимо было такое своеволие? Да меня тут же посадили бы на хлеб и воду — вот что я вам скажу... Тетя Жиль старалась умерить снедавшее ее беспокойство, занимаясь обычными делами. Но, не в силах удержаться, снова и снова перечитывала записку. Может, надо бы сообщить в жандармерию?..— время от времени бормотала она. * * * Мишель и Даниель встали еще до того, как вернулся дядя. Тетя Жиль тут же сообщила им новость. Может, они к Бурбаки пошли?—предположил Мишель. Не думаю, что пастух оставил бы их у себя,— возразила тетя Жиль.— Он хороший человек и знает, что мы будем из-за них беспокоиться. Нет, он обязательно отправил бы их домой! Ну, они бы придумали какую-нибудь небылицу... Если Мари-Франс взбредет что-нибудь в голову, она уж найдет способ, как добиться своего! Но его доводы тетю не убедили. Нет, это было бы слишком просто... И она вернулась к своим делам, оставив мальчиков одних. Послушай, Даниель!—сказал Мишель, как только тетя Жиль оказалась за пределами слышимости.— Посмотри-ка на эту записку... Тебя ничего тут не удивляет? Даниель внимательно прочитал текст, написанный Мари-Франс, еще раз и покачал головой. Во всяком случае, почерк это ее. И девчонка она отчаянная... Да, почерк в самом деле ее... Но орфография!.. Ты ничего не замечаешь? Даниель не нашел, что ответить. Тут нет ошибок, если ты это имеешь в виду! Вот именно! Я уверен, что самостоятельно моя сестренка никогда не написала бы так грамотно. Маму она с ума сводит своими ошибками!.. Хм... Понимаю... Ты хочешь сказать, что она переписала записку с какого-то образца? Что кто-то заставил ее писать?.. Заставил? Может, и нет... Допустим, тот же мсье Станислас, например, пригласил их на какую-нибудь прогулку, чтобы досадить дяде. Он же мог посоветовать им написать записку, чтобы избежать неприятностей. В общем... не стоит беспокоиться раньше времени? Хотел бы я быть в этом уверен! * * * Когда Франсуа Дарвьер вернулся на ферму, лицо его выражало тревогу и недовольство — как он ни старался скрыть их от близких. Медара здесь нет?—спросил он. Нет. Он же ушел с тобой!— ответила, сразу встревожившись, тетя Жиль. Парень исчез, когда я собрался заскочить на виллу. Я думал, он уже вернулся. Это уж слишком! Ну ничего, я ему выскажу все, что о нем думаю... Ты видел мсье Станисласа?— спросил Мишель. Черта с два! Ставни в доме закрыты. Я колотил, колотил в дверь, но никто так и не ответил. Или его нет дома, или он не хотел открывать. Хотя могу поклясться: его машина выезжала из гаража сегодня утром. Перед гаражом совсем свежее масляное пятно... оно еще не полностью впиталось. Мишель бросил на Даниеля многозначительный взгляд. "Ну, что я тебе говорил!"— читалось в этом взгляде. Может, стоит сообщить жандармам?— отважилась предложить мужу Жильберта Дарвьер. Сообщить жандармам...— буркнул Франсуа.— Легко сказать! А если эти озорники в самом деле отправились погулять?.. Хорошенькое впечатление это произведет в деревне. У нас и так уже достаточно неприятностей!.. Впрочем, не знаю, Мишель, сказала ли тебе тетя,— продолжал фермер,— что завтра я отправляю твоих брата и сестру домой. Я не оставлю их здесь ни при каких обстоятельствах!.. Мишель согласился, что это разумно. А Бурбаки? Может, они у него?— опять вспомнила тетя Жиль. Я зайду к нему. У меня и так есть о чем с ним поговорить — после того, что рассказали Мишель с Даниелем. Я имею в виду происшедшее прошлой ночью. Тут все не так просто, как кажется! В конце концов, он, может быть, тоже считает нас "чужаками". Он же местный, как и остальные... Франсуа Дарвьер отправился "поговорить" с пастухом. По пути он встретил Медара, который бегом возвращался с пастбища. Красный и запыхавшийся, Медар терпеливо сносил упреки хозяина; он лишь пробормотал: Там что-то лежало, на другой стороне дороги. Я туда отошел, а вы, должно быть, как раз прошли... Я вернулся и стал ждать вас... но вас уже не было. Франсуа Дарвьеру показалось, что Медар избегает встречаться с ним взглядом; можно было подумать, что молодой работник отчаянно лжет. Бегом на ферму! Когда вернусь, мы еще об этом поговорим... Вперед! 11 Пока Франсуа Дарвьера не было на ферме, там, казалось, вся жизнь остановилась. Тетя Жиль объявила, что у нее "голова идет кругом"; все валилось у нее из рук. Мишель и Даниель что-то обсуждали, забившись в угол. Фанни уверяла, что у нее "кровь холодеет", когда она видит хозяйку в таком состоянии... Один лишь Медар с совершенно невозмутимым видом трудился в сепараторной. Правда, Даниель и Мишель каждый раз, предлагая ему свою помощь— они искали себе хоть какое-нибудь занятие — и прося разрешения покрутить ручку сепаратора^ замечали в глазах Медара странный блеск. Но, зная мальчика, они не могли представить себе, что он находит эту ситуацию забавной! Наконец вернулся хозяин. Вид у него был не менее озабоченный, чем до ухода. Бурбаки, разумеется, в глаза их не видел!— сообщил он.— Но это еще не все... Вы ведь говорили, что видели пастуха прошлой ночью, когда устроили засаду на пастбище? Все точно, дядя,— удивленно посмотрел на него Мишель. Так вот: вы ошиблись! Или Бурбаки — отъявленный врун! Он мне клялся всем, что есть в жизни святого: в тот вечер он не покидал своих овец! Ну, наглец! Его же легко было узнать по его балахону! Сомнений не может быть!— поддержал брата Даниель. Дядя только развел руками: он уже отказывался что-либо понимать... Их отвлекла тетя Жиль: завтрак, хотя на сей раз с опозданием, был готов. Атмосфера за завтраком была мрачной; каждый сидел, погруженный в свои мысли. Фанни стала собирать чашки, чтобы поставить их в мойку, когда дверь распахнулась и в кухню вошел Бурбаки. На лице у него не было обычной улыбки. Пастух, казалось, утратил свое добродушие. Он встал в дверях, подпирая косяк, вынул изо рта трубку и, никого не приветствуя, заговорил: Не дает мне покоя эта ночная история... Вы тут поди вообразили невесть что... Вообще-то мы...— попытался вставить фермер. Та-та-та! Не морочьте мне голову, я сам понимаю , что к чему, вот так! Я и без очков вижу, что у иных в голове! Уверяю вас...— пытался успокоить его дядя. Но все было напрасно. Бросьте вякать, послушайте лучше меня, черт возьми!— рассердился Бурбаки.— Эти молодые люди очень в себе уверены, так, что ли? А как, я вас спрашиваю, они узнали меня? Ночью все кошки серы, и один человек — что другой... На вас был ваш плащ... это ваш балахон,— возразил, краснея, Мишель. Бурбаки описал своей трубкой широкий круг. Одновременно лицо его озарила широкая беззвучная улыбка. Он подошел к Мишелю и ласково похлопал его по плечу. Из одной клетки, да не равны детки, мой мальчик! К твоему сведению, ошибка, значит, вышла! Теперь-то я знаю, кого вы приняли за меня, молодые люди! Здесь только один человек есть, который мог вырядиться в такое пальто... или в балахон, как ты хорошо сказал. И этот человек — Мотэн! Слова его прозвучали как гром среди ясного неба... Все смотрели на старика, округлив в изумлении глаза. Мотэн? Что он делал в такой час на моей земле?..— пробормотал Франсуа Дарвьер. Это уж точно — у него, считай, почти нет практики после смерти Арсена,— продолжал пастух.— По-моему, вам надо с ним потолковать. Насчет всех этих неприятностей с вашими коровами... Кажется мне почему-то, что совесть у него, костоправа несчастного, нечиста... Франсуа Дарвьер почесал в затылке. Совет, конечно, хороший... Я и сам об этом подумывал... Только не выговаривать же ему за то, что он прошел по тропе, которая лежит на моем участке!.. И то правда,— согласился пастух.— Но вы не беспокойтесь! Мне пора свое стадо проведать, и я туда отправлюсь не позднее, чем после полудня. Уж я-то сумею все у него выведать, каким бы он колдуном ни был! Пусть впервые за десять лет, но я его заставлю заговорить, да и он от меня кое-что услышит... До свидания! А о шалопаях ваших не тревожьтесь! Они большие прохиндеи, эта парочка, я сразу понял... Пастух ушел так же внезапно, как и пришел... * * * Бурбаки сдержал свое обещание. Испытывая приступы крайнего негодования при одной лишь мысли о том, что темные делишки Мотэна могли бросить тень на его, Бурбаки, репутацию, он вечером того же дня решительными шагами направился к хижине колдуна. Нет, ты у меня получишь по заслугам, парень!— бурчал он.— Я тебе задам такую головомойку, что ты ее никогда не забудешь! Ишь, балахон на себя напялил!.. Клянусь, он сделал это нарочно, чтобы его приняли за меня, чтобы добрых людей ввести в заблуждение!.. Не переставая ворчать, Бурбаки без стука распахнул дверь хижины костоправа. Кислый запах прошлогодних яблок и дыма ударил ему в нос. Он остановился на пороге, пораженный увиденным. Конечно, он ожидал, что "берлога" Мотэна похожа на своего хозяина, что она столь же грязна и запущена. Но она была даже хуже, чем он мог предположить. Комната напоминала мрачную пещеру, сплошь затянутую густой паутиной. На скамье валялась ветхая одежда, на столе стояли какие-то пустые бутылки и немытая посуда. Но нб это поразило пастуха больше всего. В глубине комнаты он увидел лежащую на расшатанной кровати человеческую фигуру с длинными волосами, обрамляющими рябое лицо. Увидев посетителя, Мотэн тихо, еле слышно застонал. Смущенный Бурбаки сразу забыл, зачем пришел, и медленно приблизился к убогому ложу. Мотэн слегка пошевелился, его губы задвигались. Что это с тобой?—резко, спросил пастух, недовольный тем, что его гнев куда-то улетучился. ...мер человек... Арсен,— пробормотал костоправ.— ...огонь... в коже! Бурбаки морщил лоб, силясь понять, что хочет сказать Мотэн. ...мрет... человек Арсен...— повторял больной.— ...черный... мень... Пастух почесал себе нос. Он понемногу разбирал слова, но не мог разгадать их смысл. Ты хочешь сказать, что умрешь, как Арсен, старина?—спросил он. Человек медленно кивнул. Огонь в коже... черный камень!.. Опять твои штучки?.. Я попрошу врача из Лошнэ зайти к тебе. Если только ты не пьян в стельку... Огонь в коже...— простонал Мотэн. Бурбаки, ошеломленный увиденным, отступил к двери и, чувствуя явное облегчение, вышел. Он ворчал всю дорогу, а когда пришел на ферму Дар-вьера, все встревожились, увидев его опрокинутое лицо. Ах ты, Господи!.. Ах ты, Боже мой!..— повторял он, не в силах произнести что-нибудь вразумительное. Жильберта Дарвьер усадила его, налила ему стакан вина, который он выпил залпом, кажется, не поняв, что пьет, и даже не поблагодарив. Ну как, видел Мотэна?—спросил Франсуа Дарвьер. Пастух грустно покачал головой. Конечно, я его видел! Как вас вижу, черт побери! Но, с позволения сказать, он был мертвецки пьян! Валяется на вшивой постели, которой побрезговали бы даже мои овцы... И стонет, жалуется, хотя сам костоправ!.. Что с ним? Он болен? Конечно, болен. Да дело в том, что болезнь его — здесь! И Бурбаки постучал себя по лбу трубкой. Все время бормочет, что у него огонь в коже! Скажите на милость!.. Огонь в коже... А самое странное, что в безумии своем не перестает повторять: как дядюшка Арсен... И еще — черный камень! Больше я ничего не разобрал. Он не меньше десяти раз повторил, что умирает, как дядюшка Арсен, от огня в коже, из-за черного камня... Вы что-нибудь понимаете, а? У меня прямо голова идет кругом!.. Жильберта Дарвьер, ее муж, Мишель, Даниель— все они смотрели на пастуха с недоумением и тревогой. Не верилось, что этот обычно флегматичный человек способен настолько потерять равновесие! Огонь в коже... черный камень?— задумчиво повторил Франсуа Дарвьер.— Вы уверены, что хорошо расслышали? Будьте покойны, уверен. Слышал так же, как слышу вас!.. * * * Пастух ушел. На ферме жизнь шла своим чередом, не в ее монотонном течении появилась какая-то странная нервозность. Скорее от безделья, чем из любопытства Мишель поднялся в комнату близнецов и машинально открыл ящик комода. Несмотря на терзавшее его беспокойство, он улыбнулся, увидев сокровища Ива: камешки, найденные в русле ручейка, сухие сосновые шишки, старые почтовые открытки, раскопанные, наверно, на чердаке. Тут же лежала совсем новая карта местности. Мишель развернул ее и от нечего делать попытался определить местонахождение их фермы. Вдруг у него вырвался удивленный возглас: он увидел какой-то красный прямоугольник, начерченный шариковой ручкой примерно на равном расстоянии между фермой и виллой Станисласа. Но это же совсем рядом с пастбищем!— воскликнул он.— Откуда у этих сорванцов такая карта? И потом... что означает этот квадратик? Эй, Мишель!— послышался с лестницы голос Даниеля. Мишель положил карту в карман куртки и побежал вниз. Что случилось?—встревожился Даниель.— У тебя вид какой-то странный... Потом объясню. Ты звал меня? Да. Идем!.. Он повел его к конюшне и толкнул дверь каморки, которая служила жильем Медару. Представь: дядя попросил меня сходить за Медаром, которого с тех пор, как пришел Бурбаки, никто не видел... Прихожу я сюда и что вижу? Смотри! На кровати Медара Мишель увидел косынку своей сестренки. Косынка Мари-Франс! Откуда она здесь? Очевидно, Медар нашел ее. Вот так, старина! Нашел?.. Где? Слушай, не задавай идиотских вопросов! Давай сначала найдем Медара, а там видно будет. Мишель задумался; он уже совсем ничего не мог понять. Ты сказал об этом дяде Франсуа? Нет, конечно! Если Медар что-то знает и молчит, значит, у него на то есть серьезные причины. Не хватает еще, чтобы он по нашей вине получил нагоняй. Что нам это даст?.. Мишель ничего не ответил. Ты мне что-то еще собирался сказать...— напомнил Даниель. Вот, смотри... Я нашел это в вещах Ива. Возможно, это ничего не значит, но все равно тут есть над чем подумать... Где они раздобыли такую новую карту?— поразился Даниель.— В Лошнэ такие не продаются... У дяди такой нет, это точно. Я спрашивал у него в первый же день, как приехал. Ты не считаешь, что тут торчат уши нашего дорогого Станисласа? Что, если нам прогуляться к его вилле? Неплохая мысль! Но надо бы сначала рассказать все дяде Франсуа, ты не думаешь? Играть в прятки сейчас не время. Согласен. Идем к нему сейчас же! * * * Однако дяди уже не было: он ушел на вечернюю дойку. Придется дожидаться его возвращения. Тетя Жиль так переволновалась, что была на грани нервного срыва, ее никак нельзя было оставлять на попечении Фанни и Софи. Братья ничего не сказали женщине, чтобы не усугублять ее и без того тяжелое самочувствие. Ситуация еще больше осложнялась исчезновением Медара. Братья поставили в курс дела лишь Фанни. Кончится тем, что он испугается и совсем уйдет,— сказала Фанни, которая и сама выглядела не очень спокойной.— Вот увидите, вернется он к своим родителям, как пить дать!.. Наконец пришел с пастбища Франсуа Дарвьер. Сначала он без всякого восторга отнесся к идее племянников пойти разведать, что происходит вокруг виллы. Лучше бы сидеть нам спокойно на своем месте,— недовольно проворчал он.— Я ведь все равно должен обо всем сообщить в жандармерию. А ты не думаешь, дядя, что с этим успеется, когда вернемся? Вдруг близнецы просто катаются где-нибудь на машине с мсье Станисласом... В конце концов Мишель и Даниель вынудили дядю сдаться. Но будьте очень, очень осторожны, ладно? Я не хочу, чтобы вы попали в какую-нибудь переделку... Хватит мне Мари-Франс и Ива!.. * * * Направляясь к вилле, мальчики пересекли пастбище. Коровы мирно щипали траву. Нет, ты задумайся, Даниель!— воскликнул Мишель.— Что, если красный прямоугольник что-то означает?.. Вдруг Ив нарисовал его там не случайно?.. Давай еще посмотрим!.. Карта у тебя с собой? Держи, вот она... Близился вечер, но было еще довольно светло. Мальчики определили, где они находятся, и, посовещавшись, пришли к выводу, что красный квадратик указывает на известняковую скалу, которая выступала справа от них в густых зарослях елочек и кустарника. Все это выглядит как-то странно... И еще эти заросли... Через них ведь не продерешься!.. Все равно надо взглянуть, что там находится... А что, если подняться на скалу и посмотреть оттуда? Тогда заросли не будут помехой... Они вернулись немного назад; но проход, которым накануне воспользовались близнецы, они не смогли обнаружить. Вскарабкавшись на скальный откос, они попали на отлогую площадку. Западный край ее был увенчан глыбой, нависающей над зарослями. Эй, посмотри-ка сюда!— воскликнул Мишель, перегнувшись через край выступа. Даниель тоже наклонился и с удивлением обнаружил, что за стеной кустарника... прячется протоптанная дорожка. Давай посмотрим, куда она идет!—предложил он. Конечно, посмотрим! Уже что-то брезжит, старина! Если квадратик на карте что-нибудь обозначает, мы скоро это узнаем... Они спустились, нашли тропинку и двинулись вдоль известняковой стены. Мишель, шагающий впереди, вдруг остановился. Стой! Кажется, вот оно... Теперь и Даниель увидел вход в подземный коридор. Дай-ка фонарик!—сказал Мишель. Они без колебаний углубились в подземелье и прошли тем самым путем, который накануне проделали близнецы. Братья добрались до подземного зала и уже приближались к ящикам, когда их ослепил неожиданно вспыхнувший яркий свет и перед ними выросли два смутно различимых, но от этого еще более пугающих силуэта. И тут же загремел громкий насмешливый голос, гулким эхом прокатившийся по широкой пещере и вызвавший отголоски в примыкающих к ней коридорах. Что, молодые люди, гуляем?.. Не лучшее место выбрали для прогулок, детвора!— раздался второй голос. И вообще, любопытство — большой недостаток! Вам никогда об этом не говорили? Жаль, жаль! Ну-ка, подойдите сюда!.. Да поживей, поживей... пожалуйста! Как видите, мы обращаемся с вами очень вежливо — однако мы вооружены... Так что давайте без хитростей! Ну, подходите!.. Послушай, Фред, эта ферма Дарвьера — не просто ферма. Похоже, это еще и детский сад. Вчера двое, сегодня двое — это уже четверо! Много там у вас еще малышей?.. Мишель и Даниель молчали. Они уже поняли, что люди, которые держат их сейчас в луче своего фонаря, захватили и близнецов. —Ага... Я вижу, молодые люди не желают с нами разговаривать... Ну что ж, не желают так не желают! Нам спешить теперь некуда!.. Но мы терпеть не можем слишком любознательных детей, а потому примем некоторые меры предосторожности. Руки за спину, молодые люди! Фред, займись-ка гостями... Один силуэт переместился вбок и оказался у братьев за спинами. Мгновение — и руки у них были крепко связаны. Готово!— объявил Фред. Теперь отведи их в апартаменты! Довольно поговорили!.. Мишель и Даниель, бесцеремонно подталкиваемые человеком, который отзывался на имя Фред, двинулись по подземному коридору и вскоре уперлись в дверь из неструганых досок, которую они прежде не заметили. Дверь закрылась за ними. Они слышали, как повернулся ключ в замке, как звякнула задвижка. Через щели плохо пригнанных досок мальчики видели, как слабеет, удаляясь, свет фонаря. От потрясения, так внезапно обрушившегося на них, они какое-то время не в силах были сказать ни слова... Даниель первым обрел дар речи. Дядя Франсуа словно чувствовал, когда просил нас быть крайне осторожными!.. Вроде так хорошо все шло! Мы так много всего обнаружили! Если я и ожидал кого-нибудь встретить, то уж никак не этих молодчиков!.. Кто же они такие, как ты думаешь? Люди, которые терпеть не могут любопытных. Они ведь прямо сказали! Не ворчи, старина! Сейчас не время. Ты как там, надежно связан? Надежней не бывает. Этот Фред, видно, мастер своего дела. Я не могу даже шевельнуть руками! Могли бы хоть свет нам оставить, скоты! Конечно. И еще ножницы, чтоб было чем перерезать веревки!.. Интересно, куда они дели Мари-Франс и Ива? Будь спокоен, в такое же тихое место... Но Мишелю было не до шуток. Он впервые попал в подобное положение, будучи совсем не готовым к этому. К тому же, как старший, он тяжело переживал ответственность за судьбу близнецов: ведь родители были далеко. Он уже сожалел, что не поставил в известность тетю Жиль и дядю Франсуа о том, что малыши самовольно отправились в мэрию, чтобы смотреть какой-то кадастр... Вспомнив об этом, Мишель задумался: собственно, что за дела были у близнецов с хозяином виллы? Черт возьми!— заговорил он наконец.— Готов пари держать, Мари-Франс и Ив давно уже что-то замышляли. Эта история с кадастровой книгой, встречи со Станисласом... Нет, не нравится мне все это!.. Не говоря уж... Ты как считаешь, Даниель: это естественная пещера? Естественная?.. Ты что имеешь в виду? Тебе не кажется, что подземелье, где мы находимся, вырыто людьми? Оно слишком правильной формы, чтобы быть пустотой между скалами. Ты хочешь сказать, это какое-то тайное укрытие? Место, где укрывают товар? Например, контрабанду... Правда, это далековато от швейцарской границы... А если это какая-то шахта? Нашли же недавно золото в горном массиве Монблан. Шахта? Тогда — соляная... Тут ведь недалеко Лон-ле-Сонье... [3] Ты все шутишь... Соляная или нет, все равно ничего не понятно. Но Мари-Франс и Ив — ребята себе на уме, и я уверен, что они забрались сюда не случайно. Они долго молчали. Все гипотезы и предположения никаких ощутимых результатов пока не давали. В общем,— продолжал Мишель,— если это шахта, то многое объясняется... Предположим, мсье Станислас пронюхал о ее существовании: тогда понятно, почему он так упорно стремился купить этот участок... Шахту ведь можно разрабатывать и дальше. 3 Префектура в горном массиве Юра, где имеются соляные копи. Я начинаю думать, что ты уловил самую суть, старина,— признал Даниель.— Ведь твоя версия позволяет понять и странное поведение дядюшки Арсена. Он, должно быть, знал, что тут есть... шахта, если угодно. И не хотел общаться с местными жителями потому, что боялся, как бы его тайна не была раскрыта!.. И, как говорится, унес свою тайну в могилу... Стоп! Минутку, старина!— воскликнул Даниель.— Хоть так и говорится, это еще не значит, что так и есть. Ты забыл про Мотэна! Человека, который один продолжал приходить на ферму к Арсену и лечил его... пока тот не умер. Бедный старик, вполне возможно, доверил ему свою тайну; пусть даже невольно, в бреду... Потрясающе, Даниель! Со-вер-шен-но по-тря-са-ю-ще! Конечно, Мотэн в курсе дела! Или, во всяком случае, о многом догадывается, многое подозревает! Ведь именно он приходил сюда той ночью... Одну вещь ты все-таки не учитываешь, Мишель! По-моему, никакая это не шахта... Представляешь, какой шум должен был бы тут стоять: кирки, то, се... Я уж не говорю про отбойные молотки! Это насторожило бы любого прохожего, а уж Бурбаки — точно! Да ведь и руду надо было бы вытаскивать... Вывозить ее, продавать... Тогда остается контрабанда. Ты, надеюсь, не думаешь, что Фред и его сообщник заперли нас тут без серьезной причины? Кстати... Не пора ли нам подумать, как избавиться от их приятного общества?.. А потом будем ломать голову над этой тайной. Подумать, старина, можно. Но, боюсь, все наши раздумья не заменят нам хорошего ножа! 12 На ферме царило смятение. Франсуа Дарвьер не находил себе места — и все больше склонялся к тому, чтобы вызвать жандармов. Жена его, бледная от волнения, ходила взад и вперед по кухне, погрузившись в мрачные мысли. Зловещие слова Бурбаки насчет черного камня и жара в коже, терзающего Мотэна, не шли ни в какое сравнение с гложущей ее тревогой за судьбу близнецов. Хоть бы Мишель с Даниелем вернулись!..— вздохнула она. Да, меня тоже начинает беспокоить, почему их до сих пор нет,— признался Дарвьер.— А Медар? Этот-то где пропадает? Будь он здесь, я бы его хоть в Лошнэ послал, в жандармерию... Сам я боюсь оставлять ферму: вдруг еще что-нибудь вечером произойдет!.. Может, мне сходить в Лошнэ?—предложила Жильберта Дарвьер. Нет, Жильберта... Тут ведь Софи... Ты должна быть с ней. Фанни, которая стояла у раковины и мыла овощи, повернулась к ним. Давайте я пойду, мадам,— сказала она. Дарвьер понял, что сегодня ночью она предпочла бы быть подальше от фермы. У нее, видимо, тоже на душе было не очень спокойно. Ну, если вы не против, Фанни. Тогда я напишу записку, а вы отдадите ее жандармам. Записка была написана и вложена в конверт, и Фанни собралась уходить. Главное, Фанни, ничего не говорите в деревне! Я не хочу, чтобы пошли пересуды о пропаже детей: пускай сначала они найдутся. Ведь неизвестно, чем обернется дело... Фанни ушла. Было семь часов вечера. Если ничего не случится, жандармы могут прийти часов в одиннадцать — одиннадцать тридцать...— прикидывал фермер. Надо бы что-нибудь по хозяйству сделать,— вздохнула мадам Дарвьер,— но у меня совсем нет сил. Все из рук валится. Ужин прошел в подавленном настроении. Софи, чувствуя серьезность момента, помалкивала. Жильберта, убрав со стола посуду, опять заметалась, не зная, что предпринять. Уложи Софи и погаси свет,— распорядился ее муж.— Пусть будет все, как обычно... Не надо, чтобы те что-нибудь заподозрили. Мадам Дарвьер вздрогнула. Те?.. Что ты хочешь сказать? Франсуа Дарвьер был в замешательстве. С того момента, как стало известно о пропаже близнецов, он перебрал в голове множество гипотез, но не остановился ни на одной. И все-таки в глубине души он не переставал рисовать себе вероятного врага... который озлоблен тем, что ему помешали угнездиться на ферме, потому что присутствие Франсуа Дарвьера стесняло его. Как раньше стесняло, быть может, присутствие дядюшки Арсена... Поэтому вместо ответа он лишь вздохнул. Ничего... Вспомнилось кое-что. Иди уложи Софи! В кухне слышен был лишь неспешный, солидный стук маятника больших фламандских часов. Оставшись один, Франсуа почувствовал, что нервы у него натянуты до предела. Все, что произошло на пастбище, не предвещало ничего хорошего. Нет, он был, конечно, человек не трусливого десятка. Но его выводило из себя то, что он не знал, с кем должен бороться! "Возможно, именно на это те и рассчитывают!— думал он.— Просто идет война нервов, чтобы заставить меня продать ферму..." Новая мысль мелькнула у него в голове. "А может, чтобы заставить меня продать пастбище, что находится рядом с виллой?.." В его сознании возник образ мсье Станисласа — как воплощение того, его таинственного врага. Он понял, что именно о нем безотчетно думал весь день. "Надо было бы мне обходиться с ним осторожнее... и присматриваться к нему..." Но сожалеть было слишком поздно. И совершенно бесполезно... Жильберта Дарвьер, по совету мужа, тоже собралась лечь спать. Но перед этим все же пришла в кухню и спросила, не хочет ли Франсуа, чтобы она подежурила вместе с ним. Не стоит, Жильберта,— сказал он.— Я уверен, ничего не случится... Время тянулось невыносимо медленно. Луна еще не взошла, темень во дворе была непроглядной; Франсуа Дарвьер, сидя у окна кухни, следил из-за занавесок за каждым подозрительным движением... * * * Мишель и Даниель в их импровизированной тюрьме быстро поняли, что никакой надежды освободиться без посторонней помощи у них нет. Путы, которыми стянуты были их руки, оказались слишком крепкими. После нескольких безуспешных попыток они пришли в полное уныние. Какое-то время они молчали; потом Мишель сказал: Честное слово — хоть вой!.. Попасть в лапы к людям, о которых ничего не известно!.. Просто какое-то издевательство! Самое скверное, по-моему, то, что мы оказались такими наивными. Нас поймали, как младенцев... Мне надо было идти вперед, а тебе остаться снаружи, на всякий случай. Тогда ты мог бы позвать на помощь дядю Франсуа... Он наверняка подождет немного — и пойдет нас разыскивать. Представь: именно этого-то я и боюсь! Наша история ужасно напоминает историю единоборства Горациев с Куриациями [4] . Мы попадаем в руки этих негодяев маленькими группами! 4 Горации — древнеримский патрицианский род. Его легендарные представители, трое юношей-близнецов, победили в единоборстве трех близнецов Куриациев из Альба-Лонги. Мишель задумался: сравнение было точным. Правда, трудно было предположить, что в таком тихом месте, вдали от цивилизации, нас ожидает такое... Во всяком случае, ясно, что в историю мы влипли неприятную! Если бы только узнать, с кем мы имеем дело!.. Все разговоры их сводились, таким образом, к одному: они понятия не имели, где находятся и чьими пленниками являются. Они довольно долго лежали на полу своей темницы, когда за дверью послышался какой-то шорох. Через щели между плохо пригнанными досками просочился свет. —Что*такое?..— пробормотал Мишель. Но скрежет ключа в замке заставил его замолить. Даниель,— прошептал он,— не говори ничего! Если он один, попробуем сбить его с ног... Так, чтобы он посильнее ударился... Может, у него найдется нож в кармане! Мальчики затаили дыхание. В глухой тишине подземелья каждое движение пришедшего доносилось до них отчетливо. Тихо скрипнули петли... Сердца мальчиков забились сильнее. Но человек, кто бы он ни был, не вошел в ка-еру. Он лишь тихо позвал: Мсье Мишель!.. Мсье Даниель!.. Вы здесь? Ошеломленным мальчикам потребовалось всего несколько секунд, чтобы понять, кто обращается к ним таким странным образом. Сквозь пальцы Медара, закрывающие стекло карманного фонарика, сочился розовый свет. Молодой работник стоял у двери в странной нерешительности. Не спрашивая, как и почему он тут оказался, Мишель тихо воскликнул: Скорей, Медар! Развяжи нас! С каким удовольствием услышали они щелчок открываемого ножа! Спустя несколько мгновений веревки были перерезаны. Мишель и Даниель мучительно разминали онемевшие от долгой неподвижности руки, растирали затекшие запястья. Здесь нельзя оставаться! Очень опасно!— торопливо сказал Медар; голос его дрожал от нетерпения и тревоги. Как ты здесь очутился? Тебя дядя Франсуа послал? Ты был на ферме?.. Сейчас... Идите за мной... Я все объясню... Но сначала уйдем отсюда! Братья с грехом пополам поднялись на ноги и последовали за Медаром, который старательно запер дверь каморки. Держитесь за меня!— сказал Медар.— Дорогу я знаю, фонарь зажигать не будем... Они гуськом двинулись по коридору, спотыкаясь о неровности пола и задевая плечами о стену. Но братья были слишком счастливы, чтобы обращать на это внимание. Вслепую они шагали вслед за Медаром, даже не спрашивая, куда он их ведет. Время от времени они ощущали перед собой пустоту: это был вход в какой-то другой коридор... Им казалось, они идут гораздо дольше, чем шли сюда. Вроде бы они давно должны были добраться до зала, загроможденного ящиками... Дуновение свежего воздуха подсказало, что они, видимо, находятся вблизи выхода. Медар замедлил шаг, потом остановился. Оставайтесь пока здесь... Я посмотрю, можно ли выходить! Он бесшумно удалился. Мишель и Даниель прижались к стене. Как он здесь оказался?—тихо спросил Даниель. — Спроси чего-нибудь полегче!— ответил Мишель.— Я только знаю, что мы должны за него большую свечу поставить! Если б не он, то не знаю, пришло бы кому-нибудь в голову искать нас здесь? Верно. Но это-то меня и беспокоит,— тем же тоном продолжал Даниель.— Как он узнал, что нас надо искать? И тем более — что искать надо здесь?.. Не забывай, что он местный! Может, им всем известно про эти катакомбы... или шахту... Потому он и исчез после обеда... Когда он услышал, что Мари-Франс и Ив не вернулись домой, он, должно быть, сразу понял, где их искать... Эти ходы, наверно, куда длиннее, чем на первый взгляд кажется... Ив и Мари-Франс вполне могли в них заблудиться... Мишель задумался. Кроме этой шахты, кроме густого соснового и лиственного леса, который, конечно, может скрывать в себе множество тайников, поблизости ведь еще находится вилла, принадлежащая мсье Станисласу. Нет,— наконец сказал он.— Это, скорее всего, никакая не шахта. Возле шахты всегда грохот и суета, они беспокоили бы мсье Станисласа. Его вилла ведь совсем рядом... А может, он просто сообщник этих людей?.. Сам подумай, у дяди Франсуа должны быть какие-то серьезные причины его не любить! Ведь он так любезен, так приветлив со всеми... В общем-то было бы странно, если бы дядя ненавидел человека, который всего-то мечтает купить один из его участков!.. Гм!.. Ты, кажется, прав. А если Станис-лас — сообщник Фреда? Тогда это все объясняло бы. Они, должно быть, эксплуатируют шахту, стараясь не привлекать внимания дяди... Но он все равно догадался, что тут делается... Медара все не было, и они вполголоса продолжали разговор. Но... есть тут какая-то связь с коровами? Что их так напугало той ночью?—спросил Даниель. Хм... Я думаю, им ничего не стоило испугаться какого-нибудь простого факела... Они замолчали: в тишине отчетливо слышался шум шагов. Шаги звучали все ближе; вот в темноте замаячил силуэт Медара. Он был не один. Мишелю и Даниелю показалось, что они услышали тихое рычание, которое тут же смолкло. Пошли!— скомандовал Медар.— Здесь нельзя больше оставаться. Вопреки ожиданиям, они снова углубились в" какие-то ходы. За нами идет Бурбаки со своим Турком,— сообщил молодой работник.— С собакой нам будет спокойнее. У Турка отличный нюх! Медар время от времени ненадолго включал свой фонарик. Потом он замедлил шаг, и они куда-то свернули из главного коридора. Метров через двадцать Медар остановился и зажег фонарь. Они находились в просторном подземном помещении; возле стен виднелись остатки временной крепи. К ним подошел Бурбаки. Он держал на поводке своего пса, Турка, приземистого, похожего на волка. Настороженно подняв уши и свесив язык, Турок, видимо, с трудом терпел поводок, который лишал его привычной свободы. Ну что?— спросил пастух.— Разве годится порядочным людям в такое время быть в подобном месте? Мишель и Даниель улыбнулись. На языке Бурбаки это было лишь нечто вроде вежливого приветствия, и не более того. Может, объясним им?— спросил Медар, показывая на мальчиков. —Объясняй!— кивнул Бурбаки.— Раз начал! Медар вдруг смущенно улыбнулся. Казалось, ему не по себе, и это было странно: ведь это он вывел Мишеля и Даниеля на свободу! Только скажите сначала,— спросил Мишель,— вы знаете, где сейчас Мари-Франс и Ив?.. Конечно... Можешь успокоиться, парень,— ответил Бурбаки.— Сейчас им ничего не грозит... Но пока еще не момент... Всякому овощу свое время! Мишель, вынужден был смирить свое нетерпение. Валяй, Медар, расскажи им... Медар уже не улыбался. Опустив голову, он наконец решился. Я знаю, что случилось с дядюшкой Арсеном,— начал он,— и с Мотэном... Это то же самое! Мишель и Даниель поежились. В общем, дядюшка Арсен и Мотэн...— снова заговорил Медар — и осекся, словно не находил слов. Вы только не торопите его!— сухо сказал пастух.— Торопить потом будете... А сейчас вам надо знать главное... Ведь это ваши брат и сестра сидят под замком... и вам решать, что вы будете делать... Мы находимся в шахте, вот!— выпалил Медар. В какой шахте? Я думаю, в радиевой. Может, все-таки в урановой?—поправил его Мишель. А не один черт? Мне это все равно!— ответил Медар.— Хочешь знать точно — спроси у своего дяди. Спорьте потом сколько влезет, а пока дайте Медару сказать!—рассердился Бурбаки. Услышав, что его хозяин чем-то недоволен, пес грозно зарычал. Так вот, это — шахта. Здесь и Арсен работал, вместе с Фредом и еще с одним. Мотэн приходил им помогать. Они добывали руду паяльником. Чтобы не было шума. Они, должно быть, ее расплавляли... Вот и все... Мишель раскрыл рот, чтобы спросить, что это за способ — расплавлять руду? Он впервые слышал о подобном... Но вовремя вспомнил, что Бурбаки требовал не перебивать Медара. Только они обожглись, и от этого Арсен умер... Мишель все же собрался было задать вопрос, но тут издалека донесся рокот мотора. Все четверо озадаченно подняли головы. Тысяча чертей!— разозлился Бурбаки.— Это еще что? Но Медар уже принял решение. —Уходим все!— крикнул он.— Рвем когти!.. Кажется, медлить действительно было нельзя. Голос Медара свидетельствовал о том, что дело плохо и надо рвать когти... Возникла некоторая паника. Турок, очень довольный тем, что можно наконец подвигаться, чуть не вырвал поводок из рук своего хозяина. Он прыгнул, но попал между стеной и Даниелем и свалил беднягу на землю. Медар, услышав, что позади что-то не так, вынужден был вернуться, чтобы посветить остальным. Когда они двинулись наконец в путь, шум мотора затих. Тем не менее они торопились, едва поспевая за Медаром, который буквально летел вперед. На сей раз они, выйдя из-под земли, оказались в лесу. Медар велел им, несмотря на темноту, не терять его из виду и не отставать. Он ловко пробирался между деревьями; мальчики, тяжело дыша, спешили за ним. Бурбаки не отставал лишь потому, что его тянул за собой верный Турок. На опушке леса Медар остановился. Мишель смутно различил какую-то темную массу. Он молча толкнул Даниеля. Это, должно быть, вилла...— прошептал Даниель. Мишель подумал, что шум мотора, который заставил их выйти из подземелья, мог исходить только от машины Станисласа. Однако дом был погружен во тьму. Нигде не видно было ни луча света. Слишком поздно!..— буркнул Бурбаки, наконец-то снова почувствовавший себя хозяином своей собаки, которая села у его ног. Мишель и Даниель не поняли, что означают его слова, и решили, что они, скорее всего, адресованы мсье Станисласу, чью машину теперь различали их привыкшие к темноте глаза. Она стояла, как обычно, перед домом; хотя дом казался необитаемым... "Наверно, Станислас еще не вернулся,— подумал Мишель.— А может, он нас услышал?.." Ему не давало покоя, что Медар так ничего и не сообщил о судьбе Ива и Мари-Франс. Однако и его поведение, и присутствие Бурбаки внушали доверие к молодому работнику. Да и разве не сказал он, что близнецам, где бы они ни были, ничто не грозит? Но почему он тогда промолчал, где они находятся?.. 13 Долго ли будет еще продолжаться его бдение, спрашивал себя Франсуа Дарвьер. В тишине, нарушаемой лишь размеренным тиканьем часов, он начинал жалеть, что послушался племянников и отпустил их на виллу. "Пора бы им уже вернуться,— сказал он себе.— Как бы с ними чего-нибудь не случилось!.." Луна еще не взошла; напряженно всматриваясь во мрак, Дарвьер время от времени вздрагивал. Что там: какая-то тень шевельнулась?.. Нет, это всего лишь обман зрения; уставшие глаза шутят с ним. Раза два или три он ловил себя на том, что уснул сидя, и принимался себя корить. — Нет-нет, только не это!—ворчал он.— Еще не время... Он был совершенно убежден, что не видел, чтобы кто-нибудь прошел через двор... Но вдруг тишину нарушил страшный вопль. Дарвьер вскочил. Сердце его бешено колотилось; волнение лишь усиливалось долгим ожиданием и тишиной, которая была так внезапно и грубо нарушена... Не зная еще, откуда донесся крик, он бросился во двор. На какой-то момент ему показалось, что крик прозвучал за пределами фермы... Сердце его сжалось. Может быть, это его племянников, возвращавшихся с виллы, догнал тот, кто напугал его коров на пастбище?.. Он стиснул кулаки и побежал к воротам, но, обернувшись, увидел: сквозь круглые отверстия в стенах голубятни струится яркий свет, освещая листву деревьев даже по ту сторону дома... Не теряя ни секунды, фермер бросился к конюшне и быстро взбежал по винтовой лестнице, ведущей на голубятню. "Бурбаки не ошибся!—подумал он.— Свет на самом деле горел..." Он добрался до голубятни — и остановился перед распахнутой дверью, ошеломленный открывшимся ему зрелищем. Огромный детина с длинными волосами, настолько светлыми, что они казались седыми, с хриплым стоном пытался разжать "челюсти" волчьего капкана, острые зубцы которого впились в его ногу. Увидев фермера, детина выронил карманный фонарик, который освещал голубятню. — Ради Бога, освободите меня!..— завопил незнакомец, извиваясь от боли; на лбу его блестели капли пота. Дарвьер кинулся было на помощь... Но в следующий момент, преодолев сострадание, сурово посмотрел в лицо незнакомцу. Нет, погоди, милок!— произнес он.— Я тебя освобожу — если ты скажешь мне, что ты здесь делаешь и куда дели детей! Франсуа Дарвьер задал этот вопрос наудачу. Он вовсе не был уверен, что детина имеет какое-то отношение к исчезновению близнецов. — Я вам все... скажу!.. Обещаю! Но умоляю вас, снимите с меня это!.. Ничего нет проще, голубчик. Но сперва говори. А там посмотрим, что делать. И учти, что жандармы будут с минуты на минуту... Итак, я жду. Но незнакомец от боли потерял сознание. Фермер сбегал за железным стержнем и, вставив его в "челюсти" капкана, разжал его. Потом поднял раненого и, поднатужившись, взвалил его себе на спину. Нелегкое это было дело — спуститься с такой ношей по узкой винтовой лестнице. Хорошо еще, что Жильберта, которую тоже разбудил крик, прибежала, накинув какое-то попавшееся под руку пальто, помочь мужу; вместе им удалось внести незнакомца в кухню. Принеси простыню, Жильберта!— сказал муж, укладывая раненого на длинный стол.— Я тебе потом все объясню. Он сходил на второй этаж и вернулся с матрасом. Расстелив его перед камином, фермер уложил на него бесчувственное тело. Нога неестественно согнута!— задумчиво констатировал Дарвьер.— Капкан, должно быть, кость сломал... Пойду поищу какие-нибудь дощечки, надо наложить шину. Приготовь бинты. Фермер принес две .каштановые палки, которые служили в саду подпорками. Сломав на колене сначала одну, потом другую, он приложил их к ноге с двух сторон и крепко прибинтовал. Жена принесла кружку холодной воды и смочила лоб и виски раненого. Что он делал на голубятне?— спросила она у мужа. Сам ничего не знаю! Вряд ли что-нибудь хорошее... Когда придет в себя, может, расскажет... Боже мой! Мне страшно!.. Только бы с детьми не случилось ничего серьезного!.. Фермер постарался, как мог, успокоить жену. Как бы там ни было, скоро придут жандармы! Не бойся, все уладится!.. Но, утешая жену, он с содроганием думал: что еще уготовила ему эта ночь?.. * * * Мишель и Даниель теряли терпение: долго ли им еще стоять и чего-то ждать в полном молчании и неподвижности? Конечно, Медар и пастух знают, что делают... В конце концов, они же хотят помочь им... Сознание это кое-как помогало братьям удержаться от бесполезных вопросов. "Всякому овощу свое время",— сказал Бурбаки. Доверие, которое внушал Мишелю с Даниелем этот спокойный, трезвый, здравомыслящий человек, было так велико, что они смирились, ожидая дальнейшего развития событий. Не столь покорно, но все же подчиняясь властной руке хозяина, ждал, лежа под кустом на опушке леса и тревожно прядая ушами, и пес Турок. Внезапно со стороны виллы донесся грохот; кто-то с силой хлопнул дверью. В ночной тишине раздался возглас: Чертов осел! Ты не мог быть повнимательней? Столько трудов, и... Дальше последовало какое-то невнятное бормотание, в котором можно было уловить злобу и нервозность. Во тьме дрожал красный огонек сигареты. Турок глухо зарычал, но хозяин заставил его замолчать. На востоке взошла над горизонтом луна. Ее молочный свет, просочившись сквозь ветви лиственниц, осветил силуэты вышедших из виллы людей. Один, два, три,— тихо считал Медар.— Все сходится... Пошли!.. Бурбаки с Турком останутся здесь. Мишель и Даниель, за мной! Мальчики несколько удивились, когда Медар направился назад, в лес, в сторону, противоположную вилле. Он двигался стремительно и уверенно, как человек, хорошо знающий местность. Лишь минут десять спустя, когда они из соснового бора попали в чащу, Медар несколько замедлил шаг. Ветки хлестали их по лицу, однако они быстро двигались вперед, пока не попали на поляну, в середине которой возвышалась какая-то темная масса. Это хижина лесорубов!— кратко пояснил Медар.— Я уверен, Мари-Франс и Ив находятся здесь! Они толкнули дверь хижины, и Медар вынул из кармана коробок спичек. Ив! Мари-Франс!— позвал Мишель, чувствуя комок в горле.— Вы здесь? Никто им не ответил. Мерцающий свет спички осветил деревянные нары, грубо сколоченный стол и глиняный очаг, где еще тлели угли. Спичка погасла; но Мишель воскликнул: Зажги еще одну, Медар! На столе что-то лежит! Медар зажег спичку и подошел к столу. Записка! Такая же, как та, что написала Мари-Франс!.. Значит, они были здесь!—В голосе Мишеля звучали и радость, и разочарование. Почему ты раньше нам ничего не сказал?— спросил Даниель.— Ты знал об этом? Но Медар не ответил. Спичка погасла, и они опять оказались во тьме. Поговорим об этом после. А сейчас — вперед! Нельзя терять ни минуты!.. Из-за темноты они немного замешкались в дверях. 0 Скажи хотя бы, куда мы идем... Медар!..— выговорил Мишель, с трудом переводя дух на бегу. На виллу, черт побери!—бросил через плечо тот. Мишель бежал и ломал голову, с какой целью Медар заставляет их бегать туда-сюда через лес, приводя назад, к исходному пункту? Причем в такой невероятной спешке... Он приготовился снова увидеть Бурбаки, но Медар вел их, видимо, более длинным, обходным путем, и они вышли из леса позади виллы. "Так это все-таки был Станислас!.."— подумал Мишель. Потом они ползли по открытому пространству. Когда они наконец остановились, Мишель не выдержал. Ты думаешь, близнецы там?— спросил он. Может быть,— буркнул в ответ Медар. Он подобрался к одному из окон первого этажа. Вместо стекла там был вставлен кусок картона. Ну-ка, братцы, подсадите меня!— скомандовал он. Даниель и Мишель подняли его. Медар вышиб картон и сунул руку в дыру. Окно открылось, и мальчик, подтянувшись на руках, пролез внутрь. Потом он повернулся и протянул руку Даниелю; тот следом за ним оказался на кухне виллы. Вскоре к ним присоединился и Мишель. Свет не зажигать!— коротко приказал Медар.— И чем меньше болтовни, тем лучше! Они прошли одну за другой три комнаты, но никого там не обнаружили. Хоть этот чертов Станислас-то должен здесь быть!..— пробурчал Мишель. Тише!— шикнул на него Медар.— Они наверняка в подполе!.. Братья подошли к двери, расположенной в* глубине коридора; на нее падал лунный свет, просачивающийся сквозь стекла парадного входа. Дверь не была заперта... Спуститесь на две ступеньки и закройте за собой дверь,— тихо инструктировал их Медар.— Потом зажжете спичку. Слабый желтый огонек осветил лестницу; перед ними открылось удивительное зрелище. Прямо на лестнице были в беспорядке свалены стол, кресло, маленький шкафчик и дубовая скамья. Теперь быстро!— скомандовал Медар.— Нужно немедленно убрать все это! Только тихо! Без шума, чтобы тех не спугнуть! На сей раз Мишель и Даниель воздержались от вопросов. И так было понятно, о ком идет речь. Одна тайна оставалась полностью нераскрытой, и тайна эта называлась — мсье Станислас. Хозяин виллы, должно быть, последовал за своими сообщниками и теперь находился в шахте... Расчистка лестницы заняла добрых пятнадцать минут; узкое пространство и необходимость сохранять полнейшую тишину не облегчали дела. Когда все было кончено, Мишель осторожно открыл дверь, ведущую в подвал, и позвал вполголоса: —Мари-Франс!.. Ив!.. Вы здесь? Никто не ответил. Сердце его сжалось. Это я, Мишель!—добавил он на всякий случай. До него долетели какие-то звуки, напоминающие не то стон, не то фырканье... Он бросился в темноту, туда, откуда они доносились. Медар зажег еще спичку и побежал в том же направлении. Огонек осветил массивную тушу, распростертую на полу... Это был мсье Станислас, связанный, с кляпом во рту. Они там!— воскликнул Даниель, показывая в угол подвала. Спичка еще горела, и Мишель успел заметить на груде сена и старых мешков что-то вроде двух свертков. Это были они, Ив и Мари-Франс. Плотно завернутые в одеяла, они неподвижно лежали рядом... и спали! Медар, не теряя времени, подбежал в темноте к владельцу виллы и стал развязывать спутывающие его веревки. Бандиты! Разбойники!..— прорычал тот, как только Медар вытащил кляп у него изо рта.— Они мне дорого заплатят за это!.. Но его ярость не пошла дальше слов. Онемевшие руки и ноги отказывались ему служить. Задыхаясь от бессильного гнева, он опять повалился на пол. Не надо так кипятиться, мсье Станислас!— посоветовал ему Медар.— Я вам принесу что-нибудь выпить. Только скажите мне, где у вас это находится. Станислас кое-как объяснил, и молодой батрак ощупью двинулся к лестнице. В этот момент ктото из близнецов пошевелился в углу, под ним зашуршало сено. Что это?—послышался сонный голос Мари-Франс. Мишель, подбежав к ней, обнял ее и стал говорить что-то ласковое. Тут проснулся и Ив. Какая трогательная семейная сцена!— проворчал мсье Станислас, слушая сбивчивые реплики, которыми обменивались в двух шагах от него Мишель и близнецы.— Но мне все же хотелось бы знать... Появился Медар, осветив подвал карманным фонариком, который он, должно быть, нашел на кухне. Батарейка была явно на исходе, но фонарик давал еще достаточно света, чтобы мсье Станислас смог выпить рюмку сливовицы. Это все, что я там нашел!— сказал молодой работник. Приободрившийся хозяин виллы распрямился и кое-как встал на ноги. Однако в первый момент ему пришлось прислониться к стене. Шляпа его куда-то делась, и его розовый череп слабо поблескивал, когда он наклонял голову, осторожно проводя по ней ладонью. Эти проходимцы посмели меня избить!— проворчал он.— Где они теперь, вы знаете? Вы в состоянии идти?— спросил Медар. Хм... Надеюсь, да... Тогда в путь!—скомандовал Медар. Мишель и Даниель толкнули друг друга локтем. Энергия и находчивость Медара были по меньшей мере удивительны. Мсье Станислас замыкал маленькую колонну, которая торопливо вышла из виллы. Он ненадолго заскочил в свой кабинет и теперь должен был бежать трусцой, чтобы догнать остальных. Когда шесть силуэтов приблизились к опушке леса, где их ждали Бурбаки с Турком, пес глухо зарычал. Наконец-то! Я уже думал, вы про меня забыли!— буркнул пастух.— Ну что, все в порядке?.. Хотелось бы все-таки знать, что замышляют те трое... которые с сигаретой... Эти мерзавцы устроили мне засаду, когда я вернулся домой, и избили меня,— возмущенно сообщил Станислас.— И вообще мне тоже хотелось бы узнать, как это дети очутились у меня в подвале! Узнаете в свое время!..— ответил Бурбаки.— Парень,— обратился он к Медару,— пора пойти взглянуть, что там делается... И смотри, будь осторожен! Я с тобой!— тотчас вызвался Мишель, который сгорал от нетерпения.— Вдвоем будет надежнее. И я,— добавил Даниель. Двоих достаточно... Здесь тоже дел хватит... Нас и так не слишком-то много! Медар и Мишель покинули группу и быстро подобрались вплотную к скалистому пику, венчавшему гору. Дальше придется ползком... И главное— не шуметь!— прошептал Медар. Мальчики продвинулись еще метров на сто; вдруг Медар поднял руку. Они замерли, прислушиваясь. Откуда-то доносились обрывки невнятного разговора. Те были недалеко! С бесконечными предосторожностями мальчики подползли к самому краю скалы, не рискуя однако придвигаться к нему ближе чем на полметра. Глупо, однако, все бросать!— произнес чей-то голос.— Из-за каких-то мальчишек, которые суют нос не в свое дело, и этого жирного борова, который ни с того ни с сего вернулся домой... Я ведь говорил: давайте сделаем как в первый раз! Но Фред вечно строит из себя умника! У мсье есть идеи... Вот мы и видим, куда они нас завели, эти идеи! Замолчи, идиот! Все будет как надо... Вы же знаете, Мотэн болен, он скоро умрет, как Арсен. Может, теперь ты сам будешь держать паяльник, а? Чтобы сгореть, как они?.. Они помолчали. Мишель, ошеломленный, пытался разобраться в услышанном. А голос продолжал: Ты в общем прав... Ох уж этот толстяк!.. Долго мы таскали для него каштаны из огня!.. . Но через час мы будем далеко с товаром. Зажигаем?.. Подожди минутку! Только когда услышим шум мотора... Тогда мы зажжем фонарь, и он сбросит газ. Ты* же знаешь, он спускается на одном винте, с выключенным двигателем. Тишина и молчание.— Вот девиз нашего дела! Он и так наделает шума при взлете! Представляешь, как разозлится Дарвьер, когда завтра утром увидит, что его коровы опять обезумели... Что делать: мы не можем выпустить их на волю, в горы, как в прошлый раз... И все из-за Станисласа. Если бы он не вернулся раньше времени, мы бы все успели... В конце концов, бедная скотина не виновата... Конечно, не виновата! Но...— перебил другой голос. Откуда-то донесся рокот. Вот он! Зажигать? Не раньше, чем скажу, болван! Ты что, перетрусил? Нет? А чего так торопишься?.. Я перетрусил? Просто хочется уже быть в машине!.. Включай, пора! Пять раз, не перепутай!.. Ясно-Невдалеке пять раз подряд вспыхнул фонарь. Свет его был направлен вверх. А теперь выносим ящики... Быстро! * * * Пилот вертолета, кружащего над виллой, почувствовал смутное беспокойство: внизу он увидел только один сигнал. "Еще слава Богу, что это мой третий полет,— думал он.— Нет необходимости ориентироваться по двум огням, чтобы миновать эту гору, Гран-Коломбье. Еще немного, и я мог бы сюда летать с закрытыми глазами... Кажется, это сигнал от виллы... Видно, Фред решил обойтись без фермы... Да, что говорить, это было немного рискованно..." Для уверенности он решил сделать еще один круг. "Плохо, конечно, когда столько шума... Но это в последний раз... Ладно, пора садиться!" Он сбросил газ и начал спускаться. Увидев темные контуры виллы, совсем заглушил двигатель и приготовился к посадке. Лопасти винта продолжали вращаться, замедляя спуск, теперь совершенно бесшумный. Пилот взглянул на быстро приближающееся пастбище. "Что это? Они опять зажигают фонарь?"— удивился пилот. Луч высветил силуэты троих человек. Значит, все в порядке. Вертолет мягко приземлился метрах в двадцати от скалы. Лопасти винта продолжали еще какое-то время свободно вращаться. Пилот снял шлем, открыл дверцу кабины, легко спрыгнул в траву, зажег сигарету и направился к тем троим, что ждали его в стороне. Как вам моя точность, а?—воскликнул пилот.— Ровно одиннадцать! А фонарь Фреда я не видел. Я даже подумал... Конец фразы застрял у него в горле. Трое "сообщников" вдруг окружили его... Вид у них был угрожающий. Эй, в чем дело?..— начал он. Какой-то твердый предмет уперся ему под ребра... Пилот был в полном замешательстве. Хватит болтать!— послышался за спиной незнакомый голос.— Шагом марш! Направление: шахта! И прежде чем пилот успел понять, что произошло, руки его были прижаты к телу прочной веревкой. Его повели по подземному ходу к шахте. Ошеломленный таким приемом, он не оказывал сопротивления и лишь лихорадочно пытался понять, почему сообщники ведут себя так странно. Когда он вошел в грот, в котором штабелями громоздились ящики с рудой, ему показалось, что у него начинаются галлюцинации. Трое его сообщников — настоящих сообщников!— стояли лицом к стене, подняв руки за голову, со связанными ногами!.. Но особенный ужас вызвал у него какой-то странный старик в диковинном балахоне с пелериной, с охотничьим ружьем в руках... Мальчик и девочка лет одиннадцати, оба светловолосые, освещали пещеру, держа фонарь. Тут же сидела, свесив язык и навострив уши, собака не слишком приветливого вида. Завидев пилота, она зарычала, явно выражая желание перегрызть ему горло. — Черт!.. Вот тебе на!..— не удержался от восклицания ошеломленный пилот. Грубый толчок каким-то жестким предметом в спину напомнил ему о необходимости соблюдать порядок. А ну, поживей! Встать рядом с теми!— командовал мсье Станислас, тыча его в спину черенком огородной тяпки.— Даниель, Мишель, свяжите-ка ему ноги! Когда это было сделано, Бурбаки вдруг разразился своим беззвучным смехом, потом заметил: Хороша четверка придурков! Возьмите, мсье Станислас, ваше ружье! Я не охотник до таких игрушек! Набью-ка я себе трубку... Уф! Можно немного передохнуть!—сказал хозяин виллы, забирая у пастуха ружье.— Медар, беги в Лошнэ, позови жандармов... Да объясни получше, в чем дело! А вы, Мишель и Даниель, пойдите на виллу, поищите там что-нибудь поесть и попить. Сторожить их, наверно, придется долго, а я из-за этих разбойников даже не пообедал... Мишель жестом показал на четверых, стоящих у стены грота. А вы не боитесь, что...— прошептал он. Бурбаки и Турок будут со мной! Не бойтесь ничего... Мы будем начеку! Мишель, Даниель и Медар исчезли в подземном коридоре. Вскоре они оказались на тропинке, бегущей вдоль скалы, и вышли к дороге, что шла к лощине. А может, одному из нас вернуться на ферму?— сказал Мишель.— Дядя Франсуа поди не знает, что и подумать. Согласен. Я пойду, если хочешь... Но Даниель не успел договорить: в глаза им ударил луч света, и какой-то голос закричал: Стой! Руки вверх... Трое мальчиков пригнулись, готовые броситься в чащу. Но хорошо знакомый голос воскликнул: Отставить! Это же мои племянники! Из темноты появился Франсуа Дарвьер в сопровождении двух жандармов, с револьвером в руке. Идемте скорее!— воскликнул Даниель, махнув рукой в сторону пещеры. Жандармы и дядя Франсуа поспешили за мальчиками. Лишь у входа в подземелье они замедлили шаг. Представители закона и фермер вошли в зал, и то, что они там увидели, потрясло их до глубины души. Ну и ну!..— пробормотал бригадир, переводя дух.— Ну и ну!.. Да уж, точнее не скажешь, шеф!—согласился второй жандарм. Что касается Франсуа Дарвьера, то при виде мсье Станисласа, который сжимал в руке охотничье ружье и рядом с которым... стояли близнецы, он просто онемел от удивления. Придя в себя, жандармы не стали терять время. В мгновение ока они сковали наручниками попарно всех четверых изрядно перетрусивших торговцев урановой рудой. Предлагаю пока поместить парней в надежное место. Ко мне на виллу, бригадир!— заявил мсье Станислас.— А завтра утром... Ни в коем случае!— прервал его жандарм.— У вас ведь есть машина, так? Я ее забираю! Я пойду, разумеется, с вами. А вы, Бернье, сходите на ферму за нашей малолитражкой... А вертолет?— забеспокоился Мишель.— Он что, останется здесь? Вертолет? Какой вертолет?.. Бригадир опять испытал шок. Но быстро овладел собой. Насчет вертолета... мы примем меры! Пока я его арестую... Бурбаки, прошу вас, окажите мне услугу: посидите со своей собакой в кабине... Я пошлю кого-нибудь на машине мсье Станисласа: вас сменят. Значит, я могу на вас рассчитывать? Э-хе-хе, не дают старику покоя!— ответил пастух, почесывая в затылке.— Первый раз участвую в такой катавасии. Ну что ж, раз вы говорите, что надо посидеть в той штуковине, ладно, мы посидим. Верно, Турок? Собака, решив, что наконец-то можно сдвинуться с места, радостно завиляла хвостом. Всего хорошего, господа!— И пастух направился к выходу. Приходите завтра к нам на ферму обедать,— крикнул ему вдогонку Дарвьер.— Там и поговорим. Да уж, поговорить есть о чем... До завтра! И Бурбаки с достоинством удалился, чтобы исполнить свою миссию часового. А теперь — в путь!—распорядился бригадир^ Арестованных привели на виллу; мсье Станислас вывел свой автомобиль. К наручникам добавились веревки, и всех четверых преступников усадили на заднее сиденье. По дороге до виллы близнецы успели вкратце поведать дяде о своих злоключениях, а главное, доказать ему, что он напрасно подозревает мсье Станисласа. Прежде чем сесть в машину, тот сам подошел к Дарвьеру. Я хотел бы завтра тоже заехать на ферму. Если вы не против...— сказал он.— Думаю, нам есть о чем поболтать! Я тоже считаю, что это не помешает,— ответил фермер.— А сейчас я спешу домой, надо успокоить жену. Она, наверно, вся извелась, ожидая вестей об этих шалопаях! Я тоже вас навещу!— воскликнул бригадир.— Чтобы составить протокол дознания. Надо будет получить показания этих молодых людей. Я в вашем распоряжении, бригадир! Машина тронулась. Франсуа Дарвьер и его племянники отправились на ферму, обсуждая с жандармом все происшедшее. —Не могу все-таки понять, какую роль в этой истории играл Станислас,— повторял Франсуа Дарвьер.— Ведь вертолет прилетал за рудой не один раз! Не понимаю, как это он его не слышал!.. Завтра он нам все объяснит,— вмешался Мишель.— И нам, и жандармам. И потом,— не мог успокоиться дядя,— если он не сообщник этих людей, то почему так упорно хотел купить мое пастбище?.. Он же просто за горло меня брал!.. Когда они прибыли на ферму, Жильберта Дарвьер сидела у камина с ружьем в руках. Она встретила их с такой радостью, что у нее слезы брызнули из глаз. Детина, попавший в капкан на голубятне, был с грехом пополам посажен в малолитражку жандармов. Выбора у них все равно не было. Ни одна машина "скорой помощи" не смогла бы взобраться на ферму по такой крутизне; а спуск на спине осла или мула был бы еще более рискованным. Так что трястись на машине было, видимо, наименьшим злом. Машина уехала; спустя полчаса на ферме воцарилось спокойствие. Обитатели дома спали... или старались заснуть. Франсуа Дарвьер и его жена не стали требовать объяснений ни у близнецов, ни у Мишеля с Даниелем: пускай бедняжки отдохнут. Но сами они заснули, конечно, последними. Эпилог Завтрак на следующее утро продолжался дольше, чем обычно. Поскольку правила хорошего поведения запрещают говорить с полным ртом, молоко в чашках давно остыло, когда близнецы закончили свой рассказ. Дядя Франсуа слушал очень внимательно, обмениваясь с тетей Жиль многозначительными взглядами. Когда Мари-Франс замолчала, настала очередь Мишеля и Даниеля рассказывать о своих злоключениях. В общем-то,— подытожил дядя,— эти ловкачи не смогли сбежать с рудой только благодаря Медару!.. В самом деле, интересно было бы узнать, что же они добывали в шахте?.. Медар, ты так много знаешь об этом! Может, хоть ты нам что-нибудь объяснишь?.. Медар опустил глаза и покраснел. Глаза его испуганно округлились; он ерзал на стуле, мялся... и наконец решился заговорить. Это все из-за коров,— начал он.— Вы сказали, я плохо выполняю свою работу, плохо забил колышки той ночью, когда коровы поранились о колючую проволоку. Меня это задело за живое, и я сказал себе: если есть этому какая-то причина, то я обязательно найду ее!.. Он долго бродил по пастбищу, но в первые дни ничего не мог обнаружить. И однажды увидел, как из виллы мсье Станисласа вышел Фред, лесоруб с длинными, светлыми, почти белыми волосами. Думая, что его никто не видит', лесоруб направился в рощу, где находился вход в подземелье. От Бурбаки Медар узнал, что в окрестностях есть старая шахта, в которой когда-то добывали слюду. Помнили о ней лишь несколько стариков. Я выждал, пока обстановка будет спокойной,— продолжал Медар,— и пробрался в шахту. В конце концов он обнаружил хижину лесорубов, где Фред и его сообщники устроили себе штаб-квартиру. Они разговаривали там без стеснения, и я подслушал их разговор. Прямо как в кино: вертолет прилетает среди ночи за ящиками!.. Когда я узнал, что Мари-Франс и Ив не вернулись домой, я понял, что они, вероятно, стали жертвами своего любопытства и их надо искать где-нибудь вблизи шахты. А когда я нашел в шахте косынку Мари-Франс, я в этом совсем уверился... Но... почему ты нам-то ничего не сказал?— спросил Франсуа Дарвьер. Медар покраснел еще сильнее. Я думал, вы мне не поверите!.. И потом— надо ведь было все сделать быстро, а окрестности я знаю хорошо... Они смеялись и говорили, что мсье Станислас не будет мешаться под ногами. Я догадался, что Ива и Мари-Франс в хижине нет, и понял, где они спрятаны... Все-таки странно, что Станисласа в самом деле вчера не было... Нет, его роль мне по-прежнему не ясна!.. Что скажешь на это, Медар? Я знаю только, что лесоруб с длинными волосами частенько к нему заглядывал. Вы знаете: это тот самый, которому здорово досталось на голубятне. И все же я бы хотел, чтобы Станислас объяснил нам все это. Ведет он себя по меньшей мере подозрительно... И в конце концов — что за руду они добывали на моей земле? Дядя, это удовольствие у тебя впереди!— воскликнул Мишель.— По крайней мере, в отношении соседа. Вот он! И действительно, на пороге кухни появился хозяин виллы. А мы тут как раз о вас говорили!— напрямик сказал фермер, решив получить разом ответы на все вопросы. Ругали, конечно?—кисло улыбнулся Станислас. Ругали, не ругали... Честно говоря, мы удивлялись, как это вы ничего не слышали, если вертолет приземлялся рядом с вашим домом! Лицо Станисласа омрачилось. Конечно, обычно я сплю чутко! И просыпаюсь рано... Исключая тот день, когда вы пришли и стали барабанить в мою дверь! В самом деле, у вас был очень сонный вид. Однако вчера вас что, не было дома? Как всегда?.. Вовсе не как всегда! Представляете, этот лесоруб, Фред, принес из Лошнэ телеграмму от моего сына... Да, у меня есть сын, он живет в Лионе. В телеграмме сообщалось, что он серьезно болен. Поставьте себя на мое место! Я, разумеется, не колебался. "В путь!"— сказал я себе. И сразу уехал. А в тридцати километрах случилась авария! Катушка зажигания полетела... Просто какой-то рок: машина моя — уже не новая, а механик не сразу нашел замену. Хорош мастер, нечего сказать! Можно было бы попросить какого-нибудь шофера грузовика, чтобы он привез мне катушку, но на это ушел бы целый день. В общем, положение безвыходное... Тут мне приходит в голову мысль позвонить на завод, где работает сын; они-то должны знать, сказал я себе, что и как... Ведь серьезная болезнь — это не шутка!.. Едва я успел назвать себя, как... Что, вы думаете, я слышу? Какие-то помехи на линии — и... голос Шарля! Так зовут моего сына... Он такой же больной, как мы с вами, и клянется, что не посылал никакой телеграммы. Нет, вы можете представить мое состояние?.. Теперь оставалось дождаться катушку; механик ее быстро установил, но это уже было мне ни к чему. Я возвращаюсь домой — и тут меня избивают! О, если бы они попались мне в руки!.. —Кто это мог сделать?—спросил Мишель. Минутку, минутку...— вмешался фермер.— Вы сказали, телеграмму вам Фред принес? Да, конечно. Он хороший парень. Он ко мне часто приходил, пилил дрова, выполнял всякую мелкую работу... Франсуа Дарвьера позабавила наивность мсье Станисласа. "Хороший парень", вот уж точно! Это из-за него я подозревал, что вы входите в банду контрабандистов! Фермер рассказал о происшествии с капканом на голубятне. Станислас побелел; на лице у него было напи§ано крайнее изумление. Ничего себе!..— прошептал он.— Если бы я только знал... Это он украл у вас наш план!— неосторожно воскликнул Ив, к которому тотчас же обратились все взгляды. Что еще за план?—строго спросил дядя Франсуа.— Опять какие-то тайны? Близнецам пришлось рассказать о своей находке. А заодно они рассказали и о появлении на ферме Фреда в ту ночь, когда были ранены коровы. Дядя нахмурился, но в конце концов все-таки улыбнулся. Надеюсь, все это надолго отобьет у вас охоту к приключениям,— сказал он. Хм-м...— усмехнулся Мишель. Как бы там ни было,—продолжал фермер,— я рад, что у меня нет причин не уважать вас, мсье Станислас, и даже наоборот... Именно так, дорогой мсье Дарвьер. И, ей-богу, больше я не буду приставать к вам со своей просьбой... Франсуа Дарвьер снова было нахмурился... Но появление бригадира жандармов отвлекло его внимание. А, вы здесь, мсье Станислас!— воскликнул тот.— Это упрощает мне дело. Не надо будет ходить на виллу... Жандарму предложили сесть, и он продолжал строгим тоном: Кажется, мсье Станислас, по ночам, когда прилетал вертолет, вы очень крепко спали! Несмотря на то что совесть у него была чиста, Станислас криво улыбнулся. Неужели все опять запутается?.. Но тут жандарм вдруг расхохотался. Вы, кажется, каждый вечер выпивали немного апельсиновой настойки?—сказал он. Д-да... А как вы узнали?.. Я как раз гово-. рил, что у меня чуткий сон...— бормотал сбитый с толку Станислас. А она не казалась вам в последнее время горьковатой? Боже мой, в самом деле. Я даже собирался вернуть фляжку аптекарю! У бригадира в это утро явно было хорошее настроение: он опять захохотал. И хорошо, что не вернули. Эта фляжка будет одним из важных вещественных доказательств на процессе... Видя всеобщее удивление, жандарм вынужден был объяснить, в чем дело. Лесоруб Фред, парень со светлыми волосами, которые казались в лунном свете седыми, добавлял в апельсиновую настойку Станисласа сильное снотворное. Облегченный вздох хозяина виллы заставил улыбнуться всех присутствующих. Можно задать вам один вопрос, бригадир?— спросил Франсуа Дарвьер. Сделайте милость... Хотелось бы все-таки знать, почему эта группа, так хорошо оснащенная, с вертолетом и прочим, заинтересовалась старой слюдяной шахтой, про которую я и понятия не имел? Бригадир не заставил себя долго просить. Я допрашивал этих ребят чуть не всю ночь. Надо ведь ковать железо, пока горячо, не так ли? И мне удалось узнать много интересного!.. Так вот... Дядюшка Арсен прочитал где-то статью о слюдяных шахтах, заброшенных в большинстве случаев из-за малой рентабельности. Они стали снова разрабатываться после того, как было замечено, что залежи слюды часто соседствуют с то-рианитом, ценным радиоактивным сырьем. Это было для нево как вспышка света! Кто знает: нет ли торианита в его слюдяной шахте? К несчастью, он не обладал достаточными знаниями, чтобы это установить, а тем более — чтобы разрабатывать залежи, если они обнаружатся. Как-то, поехав в город и основательно там набравшись, дядюшка Арсен неосторожно проболтался какому-то случайному знакомому о шахте и своих надеждах. Тот человек оказался авантюристом, он сразу понял, какую выгоду можно отсюда извлечь, и предложил себя в компаньоны старику-фермеру. Но поступил он хитро: обязанности были распределены таким образом, что на фермера легла задача непосредственной добычи сырья. Правда, способ добычи был очень легкий — с помощью автогена — и к тому же бесшумный, что их очень устраивало. Но дело в том, что длительное воздействие радиации, в том числе и такой, источником которой служит торианит, очень опасно для человека. Если ты будешь неосторожен, то получишь радиодермит, радиационный ожог; сначала он будет поверхностный, потом распространится на весь организм и приведет к смерти!.. Вот почему Мотэн говорил про огонь в коже! Он, значит, "обжегся", добывая руду в шахте?!— воскликнул Мишель. Точно, мой мальчик!— ответил бригадир.— Мотэна дядюшка Арсен пригласил к себе как целителя. Но тот в конце концов узнал про шахту и после смерти фермера продолжал ее разрабатывать, так и не поняв, по своему невежеству, что за таинственная болезнь погубила его пациента. Появление Станисласа, купившего виллу, а затем Дарвьера, ставшего владельцем фермы, очень путало карты дельцам. Чтобы не привлекать внимания новых соседей, им пришлось прибегать к всяческим уловкам и даже подсыпать снотворное в вино... Дарвьер засыпал бригадира вопросами. Племянники мои говорили что-то про план,, спрятанный на чердаке... вероятно, Арсеном. Вы не знаете, что это такое? Ага, вот, значит, как!—воскликнул бригадир.— Представьте, у этого Фреда, которого вы, мсье Станислас, хорошо знаете, действительно был при себе план, и он утверждает, что нашел его у вас. Это, значит, и есть тот самый план, который Арсен набросал, когда нашел шахту... Зачем он его спрятал, мы, конечно, никогда не узнаем. Может, думал о наследниках?.. А как этот план оказался у вас? Станислас посмотрел на близнецов, и им пришлось рассказать историю своей находки, а потом обмена, который они совершили с хозяином виллы. Бригадир делал какие-то записи у себя в блокноте, что несколько обеспокоило рассказчиков. Неужели они, сами того не ведая, совершили какую-нибудь большую оплошность? Но когда бригадир записал еще и показания дяди, а потом — Мишеля, Даниеля и Медара, близнецы почувствовали облегчение. Значит, это просто было частью расследования... В общем, молодчикам не повезло!— подвел итог бригадир.— Шахта, по-видимому, была почти выработана, и они совершали свой последний или, возможно, предпоследний рейс... Да, пока не забыл... Раз речь идет о радиоактивной руде, надо срочно отправить Мотэна в больницу! Он задал еще несколько вопросов, потом попрощался и ушел. Оставшиеся продолжали обсуждать событие; потом Франсуа Дарвьер спросил у Станисласа: Когда пришел бригадир, вы как раз начали говорить... Значит, вы больШе не настаиваете, чтобы я вам продал двадцать шестой участок? Нет, не настаиваю... Я отказался от мысли построить отель на земле, где добывали торианит! Фермер очень удивился. Так вы, значит, хотели купить мою землю, чтобы построить на ней отель? Ну конечно! Но мне не хотелось платить за нее по тарифу, который предусмотрен для земель под застройку. Поэтому я и не стал посвящать вас в свой план. С точки зрения коммерции это честная игра, правда? Пожалуй,— кивнул фермер. Вот почему меня так заинтересовал план, который я увидел у этих детей. Я решил, что угадал причину ваших упорных отказов: вы обнаружили на этом лугу что-то интересное. Но план исчез... точнее, его украл Фред, и я не смог продолжать свои поиски... Франсуа Дарвьер задумчиво покачал головой. Я думаю, после этой истории Мотэн уедет отсюда. Костоправ попал в больницу — что еще нужно, чтобы навсегда утратить доверие местных жителей? Вы считаете?— спросил, улыбаясь, мсье Станислас.— У людей, которые лечатся у таких целителей, запасы доверия неисчерпаемы. Скажем, лысый может продавать средство для ращения волос, а простофили будут у него покупать и покупать... Разговор на эту тему продолжался еще несколько минут. Франсуа Дарвьер казался немного рассеянным. И лишь когда Станислас напомнил слова бригадира о том, что шахта, должно быть, практически истощена, он встрепенулся и поднял голову. Знаете, что я думаю?— сказал он.— Вам следует построить этот отель. А я стану вашим поставщиком. На этом условии я уступлю вам свое пастбище. Вот это мужской разговор, мсье Дарвьер!— воскликнул Станислас.— Шахта станет местной достопримечательностью, постояльцы будут ходить туда на экскурсии... А назовем мы его — отель "Гран-Коломбье". Вот что, оставайтесь, позавтракайте с нами!— сказал Дарвьер.— Без церемоний... За кофе мы все обсудим... Мощный рокот заставил их выскочить во двор. Это летел вертолет; видимо, его отгоняли на военно-воздушную базу. Но машина сделала круг над фермой и пошла на посадку к ближайшей поляне. Обитатели фермы с удивлением наблюдали, как из кабины появляется пастух Бурбаки собственной персоной, а за ним его пес Турок, который, поджав хвост, тут же удрал подальше от вертолета. Затем пилот в жандармской форме помахал рукой, мотор заурчал, и вертолет быстро исчез из виду, на этот раз окончательно. Вот как мы умеем! Здорово, а?— воскликнул пастух.— А все-таки на земле лучше! Нет, такого со мной еще не бывало!.. Он отряхнулся и добавил с лукавой улыбкой: Никогда бы не подумал, что на старости лет начну летать по воздуху! Прямо воздушное крещение, а?.. Мари-Франс и Ив стояли во дворе, взявшись за руки. Слышал, Ив?— спросила девочка.— Без нас не было бы тут никакого отеля! И ведь никто нам даже "спасибо" не скажет... Ив смотрел на нее, округлив глаза и широко раскрыв рот... Но, как ни силился, сказать он так ничего и не смог. Он знал, что его сестра — существо дерзкое и самонадеянное... Но на сей раз она превзошла себя! Гм... может быть, ты и права,— осторожно сказал он наконец. И они удалились, снова в полном согласии друг с другом, тихие и благовоспитанные... в ожидании следующего приключения!