Мне хочется рассказать об еще одном досадном происшествии. Это уже не с ребятами, а со мной с одним…

Осенью восемьдесят пятого года меня послали в Ленинград, на очередное совещание по детской литературе. Я был рад командировке. В ту пору я работал над романом «Острова и капитаны», где речь шла о кругосветной экспедиции Крузенштерна и Лисянского. В публичной библиотеке имени Салтыкова-Щедрина, в отделе редких рукописей, мне удалось почитать многие интересные документы. Например, непубликовавшийся вариант «Путевого журнала» купца Ивана Шемелина, который был в экспедиции главным комиссионером Российско-Американской компании. А еще – дневник первого лейтенанта «Надежды» Макара Ратманова, тоже нигде полностью не печатавшийся. И на многие события стал я смотреть по-новому.

Но кроме документов, меня интересовали и другие вещи, связанные с Крузенштерном. Долгое время он был директором морского кадетского корпуса, где нынче всем известное военно-морское училище. Я знал, что в училище есть музей Крузенштерна. Кроме того, хотелось побывать в знаменитом зале кадетского корпуса – о нем я читал у нескольких морских писателей. И у Паустовского. Константин Георгиевич был в этом зале до войны, когда провожал в дальнее плавание четырехмачтовый барк «Товарищ» под командованием капитана Лухманова. Паустовский писал, будто этот зал внутри здания подвешен на якорных цепях. Я думал: узнаю наконец, правда ли это…

Созвонился с дежурным по училищу. Тот не сразу, но ответил, что вопрос согласован, я могу прийти к шестнадцати ноль-ноль, в музей меня пустят и дадут провожатого.

Явился я из минуты в минуту. Парадная дверь училища была заперта. Кнопки звонка я не нашел. Постучал по надраенной латунной оковке. Раз, другой… наконец мне отпер дверь курсант-старшина с повязкой. Я сказал, что меня должны были встретить. Старшина позвонил куда-то. Вышел капитан второго ранга, пригласил в небольшой кабинет с казенными стульями. Захотел узнать, кто я такой и что мне надо. Я снова объяснил. Он стал куда-то звонить. Задал в трубку несколько недоуменных и недовольных вопросов. Потом сообщил, что заведующая музеем о моем визите ничего не знает и никаких посетителей принимать не намерена.

– Но была же договоренность! С вашим дежурным офицером!

– Не могу знать, – сказал капитан второго ранга.

– А кто может знать?

– Тот, с кем вы говорили.

– А где он, этот офицер?

Капитан второго ранга пожал плечами. Видимо, ему было скучно. Я начал тихонько закипать.

– Но эта дама… ваша заведующая музеем, она кому-нибудь подчиняется?

– Заместителю начальника по политической части.

– Так проводите меня к нему.

– С какой стати? Да он вас и не примет.

– Почему он должен не принять писателя, который работает над книгой о Крузенштерне и специально приехал в Ленинград?

– А почему должен? – сказал капитан второго ранга. Видимо, потертый мой плащ и далеко не новая кепка не увязывались в его представлении с маститым писательским званием.

– Мне казалось, что в учреждениях, подобных вашему, должно быть больше понятия о дисциплине и офицерской этике, – сказал я и поднялся. – Честь имею, мой кавторанг…

Тот слегка изменился в лице.

– Проводите посетителя! – крикнул он мне в спину, когда я шагал через порог. Вахтенный старшина ждал за дверью. Видимо, он слышал наш разговор.

– Извините, что так вышло, – произнес он вполголоса, отпирая парадный выход.

– Господи, да вы-то здесь при чем, старшина? – в сердцах сказал я.

Через дорогу я дошел до памятника Крузенштерну. Памятник был в точности, как любимая статуэтка на столе капитана Липшица, только неизмеримо больше.

– Да, вот такие у вас потомки, Иван Федорович, – вздохнул я. Бронзовый Крузенштерн молчал. Но я знал: будь он живым, он устроил бы нынешним начальникам в училище ха-аррошую головомойку. Закачались бы там в зале на цепях.

Головомойку можно было устроить иным способом. Почти сразу я позвонил ленинградскому писателю Геннадию Черкашину, автору книг о бриге «Меркурий» и лейтенанте Шмидте. Тот пообещал, что немедленно позвонит начальнику ленинградской военно-морской базы.

– А он тут же выстроит этих деятелей по ранжиру!

Я сказал, что не надо. Представил, как «выстроенные по ранжиру деятели» будут сопровождать меня по музею и сквозь зубы давать пояснения.

– Наплевать! Допишу книгу и без того.

И дописал. О зале в кадетском корпусе упомянул лишь мимоходом, не так уж он был и важен для сюжета. Хуже другое – этот случай изрядно испортил впечатление от ленинградской поездки.

Ну да ладно, было и хорошее. Настроение мне улучшили несколько старых карт, которые я купил в букинистических лавках. В том числе французская карта острова Гваделупа, которую гравировал в 1802 году мастер Тардье.

А еще я купил в бывшей лавке книгопродавца Смирдина первое издание «Морского устава» Петра Великого. Редкость небывалая! Правда пришлось выложить все деньги, до рубля. Хорошо, что капитан Липшиц был в Ленинграде, в отпуске, он ссудил мне нужную сумму для обратной дороги.