— Русские хоть? — спросил Вадим, освобождаясь от излишней амуниции. Отдохнуть опять скоро не получится, судя по всему.

— Кто же еще? Танки хоть и немецкие, «Леопарды», а экипажи «наши». Я сам когда-то на подобном «Панцеркампфвагене» развлекался, но эти посовременнее будут. Однако РПГ и козырного туза бьет. Придется всем парням по офицерскому Георгию отвесить… Врангель подпишет, куда денется.

И опять Ляхов изумился фразе, брошенной вскользь, без намерения произвести специальный эффект.

Нет, а что? Ну, Врангель, Петр Николаевич, Верховный Правитель. Ну, закопали его в Париже семьдесят восемь лет назад, а он все равно возьмет и подпишет представления к орденам. Нормально! Пусть попробует не подписать…

Александр Иванович, очевидным образом повеселевший по сравнению с нынешним утром (значит, дела хоть слегка, но налаживаются), попросил минуточку подождать, пока он переоденется.

Вадим в это время успел перекинуться несколькими словами с ударниками, превратившими три гостевых комнаты прилегающих квартир в свою казарму. Вполне приличную, офицеры все же. Оружие развешано на подходящих крючках и иных опорах, обувь составлена рядком вдоль стены, носки у всех свежие, и курят только возле открытого окна. Сверх положенного не пьют, в самоволку в город не собираются. Только прикажи — снова рванутся в бой. Хоть с кем!..

Шульгин вернулся, одетый в полевую генеральскую форму «ВСЮР». При трех крестах, положенных к постоянному ношению. Наверное, считал, что так и надо. Ляхов не вникал. Ему интереснее были пленные танкисты.

Подходящее для допроса впечатление создавал сам Александр Иванович. Кабинет, удаленный от общих комнат и коридора, в самой глубине квартиры, куда не знающий едва ли и случайно забредет. Шторы задернуты. Лампа под зеленым абажуром на письменном столе, не освещающая почти ничего, кроме бумаг и чернильного прибора. Никаких компьютеров.

Золотые погоны и аксельбанты слегка отблескивают. В стеклах книжных шкафов лампа многократно отражается, но не ярко. Шульгин уселся в кресло хозяина, оперся локтями о сукно. Вадим слева, с краешку, перед ним пепельница, коробка папирос. Блокнот, якобы для стенографии. То есть совершенно не из этой жизни картина.

Хорошо, что Фест в таких делах понимал больше, чем Секонд. И фильмов много смотрел, хотя бы и «Белую гвардию», «Адъютанта его превосходительства» и другие тоже. Мозги заморочить очередным подследственным — делать нечего, только не знал он, какие именно они будут. И к чему готовиться. «Свои» — и достаточно. Для него, значит, свои.

Но шеф, наверное, знает, что делает?

— Введите, — железным голосом произнес генерал Шульгин.

Танкистов ввели. Умыться им дали, кое-как привести себя в относительный порядок позволили. Покормили, скорее всего, остограммили. Табачком угостили. Без этого и расстреливать не по-нашему. В то же время комбинезоны на них были по-прежнему грязные, рваные. Пусть желающие попробуют из горящего танка выпрыгивать, где острых железок вокруг до хрена и люки едва ли не уже плеч.

Погон нет, лица если и не конкретно рязанские, как у Крючкова в кинофильме «Парень из нашего города», но явно уроженцев средней полосы.

— Сядьте, — приказал Шульгин, ломая привычную схему допроса, и указал, кому куда.

— Мой чин — видите?

— Не совсем, господин… товарищ… Звездочки, не пойму, чего… — ответил тот, который, наверное, был из двух старше. Года тридцать два — тридцать три на вид.

— Генерал-лейтенант я, деревня! Поперся, не зная куда, хоть бы книжки полистал. Имя, должность!

— Прапорщик Швиблов. Командир танка.

— Какого?

— «Леопард-4».

— Чей? Бундесвера? Власовец? С немцами против Родины воюешь? К стенке! Полковник, распорядитесь! — Шульгин так широко взмахнул рукой с зажатой в ней горящей сигарой, что чуть не попал Ляхову в глаз.

У прапорщика глаза стали не только квадратными, вообще невыразимой конфигурации.

— Господин генерал! Да вы же и не наш генерал! Что я вам сделал? Какие немцы, какие власовцы? Я из приштинского батальона сбежал, признаю. В Иностранный легион хотел. Там в пять раз больше платят. При чем Родина? В легион не взяли. Предложили в Ливии инструктором. Ну и что? Работал, учил арабов на танке ездить. Так они только ездить и могут. По прямой… Где моя вина? За что к стенке?

Ляхова тщательно подведенная к грани истерики позиция Швиблова не растрогала. Шульгина — тем более.

— А какого ж… ты в Москве на своем «Леоперде» оказался, инструктор? Из пушки стрелял, лично меня пытался убить? — в пику Шульгину очень тихо и спокойно спросил Ляхов, — За Ливию к тебе претензий нет…

— Так тут же такое дело. Вербовщик меня в Триполи нашел. Ты, говорит, в Легион собирался? Могу устроить. Еще и получше. В Иностранном французы по две тысячи евро платят и гражданство только через пять лет, а мы пять штук баксами кладем, и через полгода — любое гражданство, хоть американское. Вы б что, не согласились?