Вздохнув, и проворчав что-то на счет гниющего капитализма, Морокл положил в лоток два с половиной косморубля. Лоток бесшумно растворился в воздухе.

Пока Морокл надевал тапочки, Алексей осмотрелся.

Похоже, они зависли где-то между землей и небом. Облака проплывали над головой едва не задевая макушку, а серо-зеленая земля с редкими кляксами воды слабо виднелась где-то внизу. Зато край дорожки неожиданно уперся в материализовавшуюся неизвестно откуда металлическую дверь. Весомая была дверь, судя по виду — пуленепробиваемая. Ручек на ней никаких не было, зато виднелся глазок и висела табличка, сообщающая, что это "Главная Регистратура Совета", и часы работы (четыре дня в неделю, до обеда). Под дверью лежал резиновый коврик, на котором было что-то написано на незнакомом языке. Около коврика стояли тапочки.

— Что там написано? — спросил Крюков.

— Это по бурхуйски, — ответил Морокл, — вытирайте ноги, пожа.

— Пожа? Что такое пожа?

— Ну, дальше затерто. Видно часто вытирают. Видишь тапки? И мы вытрем, не гордые. На Совет летают все, кому ни лень. Даже бабушки летают, чтобы совета спросить, когда им лучше этим летом маго-маго посадить. На планете, знаешь ли, любой совет дать могут. За определенную плату, конечно.

— Я очень рассчитываю, — сказал Крюков, и почувствовал, что начинает сильно волноваться.

Подобное волнение обычно возникало у него при виде подобных дверей и подобных же ковриков. Они означали, что за дверью находится кто-то, несоизмеримо выше по должности и значению. Даже молоденькие девушки, печатающие ИНН, или выдающие зарплату в бухгалтерии заставляли Крюкова безумно волноваться. В такие моменты он ощущал себя мелкой песчинкой, застрявшей в огромном механизме Общества, и угодившей в глаз какой-нибудь Важной Персоне. Однажды зайдя на пять минут в кабинет к директору, подписать кое-какие бумажки, Крюков едва не потерял сознание, но сдержался ценой неимоверных усилий, хоть и пропотел насквозь.

Проглотив несуществующую слюну, Крюков помялся с ноги на ногу:

— Ну, пошли что ли?

— Пошли, — Морокл ухватился за дверную ручку и потянул ее на себя.

Дверь бесшумно отворилась.

За дверью обнаружился небольшой кабинет, залитый мягким светом неоновых ламп. Около одной стены стоял аквариум литров на пятьсот, в котором плавали редкие (двухголовые и пернатые) рыбы. Другая стена была заставлена шкафом с папками. А посередине стоял стол.

А за столом… сидела, видимо, секретарша.

Крюков почувствовал, как ему стремительно становиться плохо.

Секретарша подняла одну из шести голов и улыбнулась левым (в нижнем ряду) ртом:

— Морокл? Чертяка! Вас-то мне и надо!

Глава четвертая, в которой дают советы, но совсем не те, которые хотелось бы.

Не привыкший к виду секретарш с далеких планет, Крюков схватился за сердце и попятился назад. Однако спина его уперлась в нечто шероховатое и необычайно твердое. Обернувшись, Алексей увидел, что дверь исчезла, а ее место заняла кирпичная кладка (прескверно, стоит заметить, сложенная). Еще не успевший как следует взяться цемент размазывали лопаточками два паукообразных существа маленьких размеров с голубыми кепочками на головах и в голубых же костюмах рабочих.

— Что за фамильярность, осмелюсь спросить? — между тем возмутился Морокл, который, наверное, видел существ и похлещи секретарши, — прошу обращаться ко мне не иначе, как господин Эдуард Ф. Морокл.

— Эдик, значит? — сощурилась одновременно нескольким десятком бусинок-глаз секретарша.

— Никакой не Эдик. В крайнем случае — Эдуард. По бабушке.

— Это неважно, — секретарша отложила в сторону несколько ручек, — будьте так добры, подождите секундочку, мне надо разобраться…

Только сейчас, оторвавшись от созерцания секретарши, Крюков заметил, что в комнате они не одни. Около стола переминался с ноги на ногу и мял в руках шапку, видимо, обладатель тапочек перед ковриком у двери. На него-то и обратила взор всех своих глаз секретарша:

— Так что, писать будем? — грозным голосом осведомилась она.

— Ч-что? — спросил обладатель тапочек, испуганно поджав уши.

— Кляузу! — рявкнула секретарша, — только что грозился тут мне писать кляузу, жаловаться в вышестоящие инстанции, а теперь ишь!

— Я г-говорил? — пискнул обладатель, — п-позвольте, сударыня, я всего-навсего пришел, ч-что бы, это, ну, п-попросить…

Несколько пар глаз оценивающе посмотрели на Морокла.

— Значит так, уважаемый Андрей, как вас там по батюшке, Попов. Уж не знаю, чего вы хотели спросить, но у меня тут черным по белому написано — кляуза! — черный карандаш с хрустом воткнулся в лист бумаги на столе.

Обладатель тапочек громко сглотнул:

— Я х-хотел про д-дрова… нельзя ли конвенцию, это, созвать, что бы не д-дровами топили, а? Что ж это происходит, граждане? Всюду цивилизованный мир, звездные корабли бороздят, эти, просторы, бегущие дорожки выдумали, а у нас в деревне Сабантуево до сих п-пор дровами топят! Непорядок!

— Я же говорю — кляуза! В крайнем случае — жалоба, — оживилась секретарша, — сейчас оформим по статье двенадцать бэ. На кого жаловаться будем?

Несколько секунд обладатель тапочек обалдело смотрел на секретаршу, потом спохватился: