Станислав».

Вовка тянул шею из кухни, где только что расправился с яичницей.

— Смой с любопытной физиономии желток и собирайся в путь.

— Куда? — подскочил он с веселой готовностью.

— До-мой, — веско сообщил я. Он помигал. Кажется, что-то понял.

Но на улице Вовка, разумеется, пристал с вопросами. Пришлось объяснить. Он… ускакал вперед, развернулся и, пятясь, вперил в меня синие смотровые щели. Но тут же глаза распахнулись и сделались… да, наверно, как у Карузы-Лаперузы в момент получения медали.

— И это будет совсем-совсем наш дом?

— Да. Вроде дачи… По сути дела, это будет твой дом. Как и был…

— Нет, наш!.. А мама Лидия знает?

Ох, «мама Лидия» еще не знала о моем безумном поступке. Но… я знал Лидию, и моя интуиция подсказывала, что этот поступок она признает закономерным, хотя сначала и подвергнет сокрушительной критике.

— Мы убедим ее. К тому же дело сделано… А через неделю мы с тобой на несколько дней съездим в Тальск…

— К твоей маме?

— И к Лёльке…

— А как ты объяснишь, кто я?

— Для начала скажем, что дальний родственник Лидии. А потом — что наш приемный сын.

Продолжая пятиться, этот обормот осмелился на замечание:

— Мама Лидия вполне как мама. А ты на папу, наверно, не тянешь. Скорее как старший брат.

— Это не помешает мне накрутить твои ухи за нахальство!

— Крути, — покладисто сказал он. — Такое у старших братьев право. Но когда мы приедем в Тальск, я наябедничаю на тебя твоей маме. И она накрутит ухи тебе.

— Сроду она так не делала!

— Ну и зря… Ой, я хотел сказать, что правильно!

— Вредина.

— Да… То есть нет! Я уж-жасно хороший… Ваня, а что мы будем делать в Тальске? Ну повидаемся. А еще?

— Посмотришь на большую реку, на пароходы… На теплоходы то есть. Покажу те места, где было… ну, многое из того, как в моей истории…

Вовка перестал пятиться. Снова пошел рядом. Показалось мне, что он хочет о чем-то сказать и боится. И все же он сказал, поглядывая нерешительно, как-то по-птичьи:

— То, что было в твоей истории, было не в Тальске, а здесь…

— С чего ты взял?!

— Так… взял, вот и все… Ну да, там тоже было многое, но главное все же здесь. Сейчас.

Я с полминуты морщил лоб, пытаясь найти в Вовкиных словах какой-то смысл или подтекст (ведь говорил-то он серьезно!). Ничего не нашел. И повторил:

— Интересно, с чего ты все это взял?

— Я не взял. Это само… взялось…

— Ну и ладно, — сказал я примирительно.

Мы повернули было с Тургенева на Магнитную, к автобусной остановке, но Вовка вдруг тормознул сандалией и взял меня за руку.

— Ваня, пойдем пешком! Ну и что же что далеко? Зато интересно…

— Пойдем…

В самом деле, чего маяться в бензиновой толчее, когда погода чудесная и никто нас не торопит…

Вовка потянул меня через Гагаринский сквер, на старую Знаменскую улицу с ее покосившимися особняками и недавно отреставрированной церковью восемнадцатого века. Начинали цвести высокие тополя. Местные власти еще не успели повырубать здесь эти «сорные» деревья, и от них веяло прохладой. Пахли тополя так, словно недавно прошел дождик, хотя с утра не было ни облачка. Вовка отдувал от лица редкие пушинки. За церковью улица стала совсем деревенской, одноэтажной. А рядом с дорогой потянулась заброшенная трамвайная линия — такая же, как недалеко от озера.

Мы перешли с тротуара на эту линию, в лопухи и зацветающий иван-чай.

— Похоже на узкоколейку, — сказал Вовка. — Рельсы лежат широко, но такие же заросшие.

— Похоже, — сказал я.

— А вон совсем похоже …

Слева от линии были сложены штабелем длинные оструганные бревна, они золотились на солнце. На бревнах шеренгой сидели пятеро. Двое — мальчишки лет двенадцати, в подвернутых джинсах и выгоревших сизых майках. Один светловолосый, стриженный ежиком, другой темный и кругловатый. Слева от них — девочка в синем сарафанчике, с короткой стрижкой и решительным лицом. А левее девочки — тощий длинноногий мальчуган в летнем костюмчике, словно сшитом из сине-белой тельняшки, и вплотную к нему смуглая полная девочка с темными косами и в пестром, как восточный ковер, платье.

Кругловатый мальчишка, нагнувшись вперед, убеждал остальных:

— У Портоса фамилия была дю Валлон. Почти как моя. Меня даже в школе так называли. Гад буду, не вру!..

— Дю Валлон, я тебя убью, — сказала девочка в синем сарафане.

Мальчик в «тельняшечьей» одежке тоже нагнулся вперед. Спросил сипловато:

— А может, он и правда поедет по этим рельсам? Тот паровоз…

— Посидим еще, — решил стриженный ежиком мальчик. Похоже, что он был главный.

Мы прошли метрах в трех от штабеля, но ребята не обратили на нас внимания.