Занимался Витя всегда в одном и том же месте — в красном уголке. Здесь на столе лежали журналы и газеты, а на стене висела на больших картонных листах фотовитрина, в устройстве которой и Витя принимал участие. Здесь находилась и часть собранных им снимков.

За Витиными занятиями постоянно наблюдали. Ведь кажется порой, что рядом никого нет, но стоит только Вите заглянуть в журнал или замечтаться, как откроется дверь, войдет кто-нибудь из моряков и скажет: «Занимайся, Витя… Или помочь надо?»

Невольно приходилось откладывать журнал в сторону. А если действительно встречалось непонятное, вошедший садился рядом и объяснял. Объяснял подробно, терпеливо, а если не мог этого сделать сам, то вызывал подкрепление.

Особенно много занимался с ним Курбатов. Он буквально старался использовать каждую минуту. Бывало, только сядет Витя за книжку, а Курбатов тут как тут и спрашивает:

— Слушай, Витя. Сколько мне нужно запросить топлива на весь отряд, если плавать мы будем семь дней, каждый катер сжигает топлива за сутки столько-то, а сейчас имеется…

Витя начинает считать. Василий Николаевич сидит рядом и терпеливо ждет, чтобы занести полученные цифры в графу ведомости. И делает он все это, видимо, нарочно, так как если Витя ошибается, то Василий Николаевич тут же заставляет его пересчитывать, словно правильный ответ ему заранее известен.

Сегодня воскресенье, занятий нет, и сразу после обеда Захар и Витя сошли с катера на берег.

— Возьмем удочки? — предложил Витя.

— Не надо. Чуть что — руками наловим, — ответил Захар.

Тропинка петляет из стороны в сторону, то подходит к самой воде, то круто сворачивает в чащу, а Захар идет по ней широким шагом и так уверенно, словно вырос здесь и давно знает ее каждый поворот. Липы и дубы стеной стоят по обеим сторонам тропинки. У них толстые, морщинистые стволы. Сквозь густую листву сюда не проникает солнце.

Потом тропинка пошла под гору, и начался ивняк, густо облепленный паутиной, замазанный илом. Из-за него реки не видно, хотя она шумит рядом.

И вдруг лес кончился. Большая, залитая солнцем поляна вся в движении. Волнами колышется высокая трава, чередуются темные и светлые краски, и от этого поляна кажется живым полосатым ковром с яркими пятнами весенних цветов. Жужжат шмели, стрекочут кузнечики, и кто-то свистит.

— Захар, кто так свистит? — спрашивает Витя, глазами отыскивая в траве неведомых птиц.

— Лягушки.

— Ну да!.. Они ведь квакают! — протестует Витя.

Однако на этот раз Захар не шутит. Едва они сделали несколько шагов, как в небольшое болотце попрыгали лягушки. Маленькие, под цвет травы, они сливались с ней. Только по белой вздрагивающей грудке да по большим навыкате глазам можно заметить их.

Испуг лягушек прошел скоро. Сначала у одной, а потом и у других под нижней челюстью вздулся шарик величиной с орех, и раздался характерный свист с прищелкиванием. Все это для Вити было так ново и неожиданно, что он готов был смотреть на лягушек, сидя на корточках, хоть до вечера. А тут еще под водой проплыла черепаха. Сама — как лепешка, впереди — змеиная голова, а лапки, как весла, быстро-быстро гребут с боков.

— Иди рыбачить, — торопит Захар. — Смотри, сколько здесь рыбы!

Он уже стоит у ручейка. Витя подбегает к Бородачеву и склоняется над прозрачной водой. Ни одной приличной рыбки! Только мальки стайкой ходят.

— На перекат смотри, — подсказывает Захар.

Перекат — это мелкое место, которое обычно бывает там, где берега низкие, а русло ручья широкое, и Витя быстро находит его. И тут ничего особенного!.. Разве только то, что вода сильно рябит.

— Отчего так, Захар?

— Сам догадайся.

Проще всего добежать и посмотреть. Витя так и делает. По перекату, касаясь нежным брюшком песчаного дна, против течения идут два щуренка. Теперь указаний Захара не требуется: поймав руками щурят, Витя смело идет по ручью, всматриваясь в воду. Она, искрясь, переливается через пеструю гальку или спокойно течет среди покачивающейся травы. И всюду — жизнь. От берега бежит жук на лапках с челноками. Вот он бросается в сторону, испугавшись рыбешки с красными плавниками, которая неожиданно выпрыгивает из воды. Немного дальше два горбатых окуня, как часовые на посту, прохаживаются около травы.

Скоро Витя поймал около десятка щурят. Еще немного — и хватит на уху, но, как назло, кончился ручей. Здесь находился небольшой водопадик, и через него, конечно, рыба не могла пройти дальше. Под водопадиком — водоем, величиной с большой таз, из него-то и вытекал ручей. В водоеме вода тоже очень светлая, и хорошо видно несколько рыбок с толстыми спинками. Едва Витя склонился над водой, как рыбки опустились на дно, уперлись в него головами; еще минута — со дна поднялся ил, замутил воду, и рыбок — как не бывало.