Седло Киприану дали, и он сам споро оседлал коня и через мгновение уже сидел на нем.

— Ловок! — восхитился даже Серкиз. — Эй, поп-бачка, иди в дружину мою, сотником сделаю!

— Вперед! — распорядился Федор Свибло. — Серкиз, перестань зубы скалить! Проводи их до пределов Тверской земли. Да гляди мне, чтоб не утек кто. Заметишь, чего не так, головы руби без пощады!

— А как же, — ответил тот весело. — Конечно, срублю.

Вопреки ожиданиям и твердому обещанию, даже великий князь Тверской Михаил Александрович, давний и непримиримый противник Москвы, не захотел дать приюта опозоренному митрополиту и его присным. Коляску только подарил и три телеги для дальнейшего пути. И поехал Киприан аж до Киев-града, откуда дорога позора его пролегла.

Из древней столицы Руси, будучи под защитой литовского меча, непризнанный митрополит послал проклятие и отлучение от церкви Великому Князю Московскому и Владимирскому Дмитрию Ивановичу, а также верным сподвижникам его, мирским и духовным.

Но на Руси только посмеялись над этим. Злость — плохой помощник во всех делах, а уж в государственных — тем паче! А Киприан заодно проклял и Михаила Александровича Тверского. Тот возмутился:

— Вот паскудник, а я ему еще возок подарил и яств на дорогу дал...

Так впервые столь решительно мирской князь отрек от себя неугодного ему духовного царя всея Руси — митрополита. Самого патриарха Константинопольского не послушался. Да мало ли чего Дмитрий Иванович, будущий Донской, сделал в свое время первым!

Земля Рязанская. Самая горькая и героическая в суровые и безжалостные времена татаро-монгольского господства. Она многие годы грудью закрывала и Москву, и Тверь, и Новгород Великий.

Порубежная застава Северо-Восточной Руси — Рязань первой встречала полчища степняков и последней провожала их, исходя пожарами и кровию людской. Любой другой народ бежал бы отсюда без оглядки. Но руссы оставались и снова, и снова готовы были на подвиг во имя отчих очагов и родины своей многострадальной!

Здесь за много поколений выросла особая порода людей. Они с малых лет становились воинами. Каждый смерд, горожанин, купец сызмальства умел ловко сидеть на коне, на всем скаку врага заарканить, точно и неотразимо нанести удар мечом или копьем, попасть из лука в стремительного степного наездника. Рязанцы знали, как в чистом поле уйти от погони, скрыться в, казалось бы, открытой степи и внезапно напасть из засады. А уж в лесах рязанцы полновластными хозяевами были. Неодолимый полководец Востока Араб-Шах-Муззафар, не раз бивший самого Аксак-Темира, ощутил это на себе: из четырех туменов недавно в степь прорвалась едва половина его воинов, к тому же каждый третий из оставшихся в живых был ранен и неспособен к бою!

На полевых работах мальчишки рязанские следили за окрестностью с вершин высоких деревьев: не подступиться находнику незамеченным. А отцы их и старшие братья рогатины, мечи и щиты к сохам и лошадям приторачивали, чтоб всегда под рукой оружие иметь. Даже особую упряжь изобрели жители земли Рязанской. Мгновения требовались, чтоб выпрячь лошадь из сохи, телеги, плуга и уже верхом, во всеоружии, быть готовым к бою.

Обитателей этого княжества, особенно самых южных его областей, можно было уподобить засечным казакам, появившимся на рубежах Русского государства позже, через много лет. Разница была только в одном: рязанцы сами себя кормили трудами великими и от врагов отбивались.

Алчные-соседи хотели бы прибрать к рукам благодатный край героических людей. Ордынцы — чтоб сборщиков дани посадить хотя бы по градам и весям. А соседние русские княжества — чтоб стать сильнее с приобретением таким и силой новой объединить под десницей своей всю Русь!

Впрочем, с такой же целью поглядывал на соседей и сам Олег Иванович — великий князь Рязанский. То отбиваясь от ордынцев, то мирясь с ними, он искал союза с другими русскими великими князьями, но в кабалу им не давался. Тем более у рязанцев был гневный повод не очень-то считаться с мнением властителей Северо-Восточной Руси: в 1237 году могучий князь Владимирский Юрий Всеволодович оставил Рязань одну перед Батыевыми полками. И более страшного и опустошительного нашествия не испытала тогда ни одна русская сторона. На Рязанской земле тогда погибли почти все!..

Олег Иванович ехал верхом на могучем соловом коне во главе небольшой дружины витязей. Впереди открылась река Воронеж. Весть о новой замятие в Золотой Орде позвала его сюда. Долгий боевой опыт говорил полководцу: если что-то происходит рядом с рубежами его земли в Великой степи, то самое малое — ожидай набега! Тем более июнь минул, июль месяц к середине подошел. Вода в реках давно спала, леса и засеки подсохли, пути открылись. Рязанцы хорошо знали, что Араб-Шах неподалеку обосновался — в Гюлистане ал-Джедиде. Свирепый степной воитель, конечно же, не замедлит при первой возможности расквитаться за весеннее поражение. Купцы, разведчики и просто перебежчики-доброхоты сообщили: воинов у Араб-Шаха Гияс-лид-Дина прибавилось, но его похвальба — «на Асторкан пойдем!» — так и осталась пустыми словами. Султан даже в столицу свою идти побоялся, ибо на пути его стоял незадачливый мурза Бегич с пятью туменами и тоже жаждал отмщения за прошлогодний разгром. Наученный горьким опытом, полководец Мамаев войско свое держал в кулаке неподалеку от города Укека, готовый ударить в левое крыло войск Араб-Шаха, если тот двинется к югу.

Поскольку сам Мамай-беклербек вмешаться в события не мог, ибо опять сцепился с непокорным Идиге-ханом, то два врага стали искать союзников сами. Бегич прислал своего киличу к Олегу Рязанскому, а «великий султан» Араб-Шах Гияс-лид-Дин Муззафар просил подмоги у литовского Великого Князя Ягайлы Ольгердовича. Литве со своими бы междоусобными делами управиться, поэтому, кроме обещаний, она ничего предложить Араб-Шаху не могла. Тогда правая рука султана, его великий карача Аляутдин-мухтасиб в Тверь подался. Михаил Александрович принял мурзу почетно, напоил до колик, кольчугу и меч подарил, но... Тверь в то время смотрела на окружающий мир глазами Мамая — значит, Араб-Шаха врагом считала. Великий карача дальше коней погнал. Властитель Московско-Владимирской Руси Дмитрий Иванович посла султанова выслушал равнодушно, поить не стал и даже не покормил, подарков не дал и даже не пообещал ничего...