– Да нет, это статья хорошая, мирная, – возразила Петровна. – И умная, потому что умным человеком писана, профессором. Такой в заблуждение вводить не станет.

– Ну хорошо, хорошо, давай свою умную статью. – Кузьминична принялась сноровисто работать острыми спицами...

– Вот такие дела, – закончила Петровна. – Поняла, что на свете творится? Сплошные напасти.

– А что такое творится? – спросила Кузьминична.

– Да ты меня не слушала, что ли! – обиделась Петровна. – А я, дура, читала, старалась...

– Ну увлеклась я, извини. А ты давай лучше своими словами перескажи.

– Ладно. Слушай своими. В общем, этот ученый профессор Шрайбер, ссылаясь на другого ученого профессора из какого-то засекреченного американского университета, утверждает, что, несмотря на несомненные и, даже, можно сказать, убедительнейшие доказательства научной теории, которая, в свою очередь, подтверждает другие, не менее научные теории, которые ранее считались либо ошибочными, либо не совсем соответствующими теориям, которые, в свою очередь...

– Обещала же своими словами! – возмутилась Кузьминична. – А сама словно опять газету зачитываешь. Давай попроще. И покороче.

– Ну, если покороче... – Петровна на миг задумалась. – В общем, появилась подозрительная плесень.

– Где появилась?

– А везде. В мире появилась.

– Эка невидаль! Словно раньше плесени не было.

– Э, нет, не скажи! То плесень особенная.

– Да чем же она такая особенная? – Услышав, что подруга опять зашелестела газетой в стремлении найти нужное место, Кузьминична оторвалась от вязания и протестующе покачала головой: – Нет уж. Так своими словами и продолжай. И чтоб коротко. Не желаю я слушать мудрствования тех ученых профессоров. Что своих, что американских.

– Ну, если коротко... В общем, появилась такая особенная плесень. Откуда появилась, никто не знает. Только было про ту плесень предупреждение. На гробнице одного древнего фараона написано то предупреждение было. Что если ту плесень в мир выпустить, то миру конец. Свихнутся все окончательно. И вот она появилась. Видно выпустил ее кто-то. Может, человечеству насолить захотел, а может, по случайности роковой... Все. Рассказала. Короче уж некуда.

– А что та плесень вредного вытворяет? – заинтересовалась Кузьминична.

– Изменяет сознание, – солидно пояснила Петровна.

– Как это?

– А так. Как ЛСД примерно. А может и того похлеще.

Кузьминична пораженно ахнула и на какое-то время даже прекратила размахивать спицами.

– Неужто как ЛСД? – недоверчиво переспросила она.

– Точно. Так сразу два профессора в один голос говорят. Прям криком кричат. Наш, русский, который Шрайбер, и ихний, американский, который засекреченный. Не могут они оба врать. Чтоб одновременно. Они по разным сторонам океана, им сговориться трудно.

– Ска-а-ажите пожалуйста... – Кузьминична опять принялась шевелить спицами, но теперь делала это словно в замедленных кинокадрах, хотя минутой назад те кадры были ускоренными. – Глупости это, – после непродолжительного раздумья выдала она и, расслабившись, заработала спицами быстрее.

– Насчет чего?

– А насчет ЛСД.

– Почему? – вскинулась Петровна.

– А потому. ЛСД – это такие марки красивые, а плесень – она плесень и есть. Вот почему.

– Так ведь ЛСД – тоже плесень, – возразила Петровна.

– Какая такая плесень! – Кузьминична опять прекратила вязать. – Говорю же, это марки красивые. Дорогие, между прочим, марки. Каждая на две наши пенсии тянет. И никакой тебе на них плесени.

– Но ведь в газете пишут... – начала было Петровна, но подруга раздраженно отмахнулась от нее вязанием:

– На заборах тоже пишут. Не всему верить надо. Ты скажи мне лучше, почему этот, который русский, который Натан, предупреждает об опасности этой вредной для человечества плесени, а тот, который американец, он вроде бы как спокоен?

– А потому, что ты слушать меня не хочешь! – Петровна победно потрясла в воздухе газетой. – Тут же все подробно прописано! Тот, что американец, он говорит, что его нации потому та фараоновская плесень не страшна, что у них в головах давно своя плесень поселилась. Всерьез и надолго прописалась. И никакая другая плесень с той ихней плесенью не уживается.

– Как это? – Кузьминична нахмурилась. – Что у них за плесень такая своя?

– А вот так это. – Петровна пошелестела газетой, отыскивая нужные строчки. – Американец говорит, что нация, которая разговаривает с рисованными бобрами, обращаясь к ним «Господин Бобер» в надежде выпытать секрет, отчего у тех хвостатых господ такие здоровые белые зубы, не подвержена влиянию извне. И тем гордится. Так-то вот.