– Но немки... – начал было Богурджи, но был немедленно перебит окончательно перехватившим инициативу визирем:

– Эти бюргерши давно заплыли жиром! Что телесно, что мозгами. Кухня, церковь, дети – это, знаете ли, просто смешно! Зато у нас, у русских... – Подберезовский картинно закатил глаза и почмокал губами, – у меня просто нет слов... В общем, сделайте правильный выбор, господа. Настоятельно вас к этому призываю.

– Хм... – Бастурхан задумчиво погладил коротковатую пока бородку, которую недавно начал отращивать, пожевал губами... – Желаю услышать от тебя еще какие-нибудь доводы в пользу выступления на Россию, – наконец сказал он. – И учти, что я очень и очень зол. Неизвестно как, но тебе удалось проникнуть в военные секреты высшего руководства Великой Орды. Потому доводы твои должны быть очень и очень весомыми, тогда, возможно, тебе удастся реабилитироваться – то есть, сохранить жизнь. Итак, я слушаю.

Подберезовский выслушал эту тираду со снисходительной улыбкой. Ему почти удалось склонить монголов к походу на Россию, и сейчас оставался сущий пустяк – найти дополнительный, весомый для Повелителя довод в пользу своего предложения.

– Значит, довод следующий... – пребывая в эйфории, бойко начал он и вдруг запнулся – ничего путного в голову не лезло. Он напрягся, впрочем, не слишком сильно, будучи заранее уверенным, что озарение придет очень быстро и очень вовремя, как уже четырежды случалось на станции. – Довод, значится, такой... – Отщелкивали секунды, а голова по-прежнему оставалась пустой. Он напрягся уже всерьез, но вдохновение все равно не приходило. Возможно, потому, что его жизни не угрожала опасность.

Словно решив помочь ему справиться с неожиданно возникшим затруднением, Бастурхан деланно зевнул и нарочито лениво процедил:

– Я не шутил. Если ты сейчас же не приведешь хоть сколь-нибудь весомого аргумента, я немедленно прикажу столь же немедленно тебя...

Он не договорил, только сделал знак начальнику охраны. Тот поклонился, выскочил из юрты и вскоре с улицы послышался звук заводимых мотоциклетных моторов. Тренированное ухо визиря насчитало таковых ровно четыре и он побледнел.

– Моторы разогреты, – нехорошо улыбнулся тоже прислушивающийся к происходящему на улице Бастурхан. – Итак...

Заметив вернувшегося начальника охраны, кивнувшего Повелителю в знак того, что распоряжение выполнено, Подберезовский, расплескивая остатки чая, испуганно вскочил на ноги.

– В России есть огромная площадь! – выкрикнул он, ловко увернувшись от приблизившихся к нему с непроницаемыми лицами монголов. – Она называется Красной!.. – Один из монголов наконец изловчился поймать его за рукав. – На Красной площади стоит огромная юрта!.. – Затрещала ткань дорогого пиджака. – Она сделана из красного кирпича!.. – Заинтригованный Бастурхан сделал знак рукой и ткань перестала трещать. – Это очень престижная юрта, Повелитель!.. – Дрожащей рукой Подберезовский нашарил в кармане носовой платок и приложил его к взмокшему лбу. – Очень, очень престижная! Только эта юрта достойна человека вашего ранга, только эта!

– Красная юрта престижней, чем Белый дом Сбуша? – напряженно спросил Бастурхан и обратил загоревшийся взор к открывшим рты друзьям. Все находящиеся в полководческой юрте люди замерли и притихли, ловя каждое движение и слово расцветающего на глазах визиря. Даже моторы на улице как будто стали звучать более приглушенно, словно воины, готовившиеся к четвертованию провинившегося перед Повелителем, каким-то образом могли знать о происходящем за позолоченной юртовой тканью.

– Бастурхан Бастурханович, о чем вы говорите! – с укоризной посмотрел на него визирь и, почувствовав, что угроза его жизни миновала окончательно, расправил плечи. Посмотрел на рукав пиджака, треснувший по шву, зло посмотрел на порвавшего ткань монгола и не отказал себе в удовольствии бросить: – Извините великодушно, Бастурхан Бастурханович, но вы меня разочаровываете. Просто не знаю, чему вас учили в школе... Тут и сравнивать нечего. Американская Белая юрта – просто тьфу по сравнению с Красной российской. У американцев – штамповка, массовое производство, а у русских – ручная работа, штучный товар. Она высокая, на ее крыше сияют пять пятиконечных звезд, внутри роскошь, которая простому смертному и не снилась, а живет в ней российский хан по фамилии Подпутин. Он занимает эту юрту незаконно! В ней по праву может находиться только один человек, и человек этот – Повелитель вселенной, то есть, Бастурхан Бастурханович, вы! Исключительно, и еще раз – вы!

– Ты говоришь о Кремле, – запоздало догадался Бастурхан. – Мы про него в школе проходили. Просто я забыл. К тому же, – он посмотрел на друзей, – в тот день мы, кажется, прогуляли урок. – Богурджи и Таджибек синхронно кивнули.

– Мы бегали на ферму, смотреть на родившегося жеребенка, – припомнил последний.

– А этот Подпутин – он... – задумчиво проговорил Бастурхан.

– Он будет крутить динамо вместо немецкого канцлера! – выкрикнул, перебивая, вдохновленный Подберезовский. – Он очень спортивный, занимается дзюдо и горными лыжами, у него очень хорошо получится крутить динамо, обеспечивая не принадлежащую ему по праву юрту электричеством! В самую темную ночь в Кремле будет светлее, чем самым светлым днем на самом ярком солнце, вот увидите!

– Хм... – Бастурхан посмотрел на соратников, те посмотрели на него, Подберезовский посмотрел на них троих, охранники цепкими взорами – на всех сразу. Лица присутствующих в юрте излучали восторг.

– А еще… – У Подберезовского было ощущение, что чего-то не хватает, какой-то самой малости, некоего циммеса, наподобие лаврового листа, который придаст почти законченному блюду недостающие вкус и остроту. Его лоб покрылся традиционными при тяжких раздумьях мелкими морщинками, мозг, при полнейшем, согласно физиологии человека, отсутствии мышечной массы, тем не менее каким-то образом напрягся… – Еще в этой юрте стоит золотой унитаз! – внезапно выкрикнул он так громко, что замечтавшиеся военачальники вздрогнули, а охранники инстинктивно сделали движение к нему. Лоб мыслителя разгладился. – Представляете! Золотой!

– Золотой унитаз? – недоверчиво переспросил Повелитель, которому и на обыкновенном-то довелось посидеть меньше какого-то десятка раз за всю его насыщенную жизнь.

– Мне как-то раз, в гостинице Улан-Батора, посчастливилось переночевать в комнате для почетных иностранных гостей – меня случайно перепутали с кем-то, – так там, представляешь… – начал было шептать Таджибек на ухо Богурджи, но тот убрал со своего плеча руку товарища и приложил палец к губам:

– Тише.

– Золотой? – повторил вопрос Повелитель.