Шрифт:
Наконец малыш понял, что подзывают его или их с теткой вместе, а тетка ничего не замечала, все внимание ее было приковано к тому, что происходило в таверне, она смотрела туда и приговаривала:
— Сосут и сосут эти гринго!
«Сипе»!.. «Си…си…пе!» — сорвался с места мальчуган и, звонко отшлепывая босыми ногами по сырому от ночной росы асфальту, подбежал к велосипедисту и только тут узнал его…
«Сиииии… пе… сиииии… пе… сиииии… сиииии… пе… сипе!..» — как бы нажимая на педали, притоптывал мальчик по земле, возвращаясь после разговора с велосипедистом к тетке. А та зевала, зевала все чаще, все шире, и вот уже лицо ее казалось огромнейшим ртом — нельзя было понять, от голода это или от недосыпания, не то от того и другого сразу: пусто в желудке, пусто в глазах, пустота во всем теле, однако язык без устали работал:
— Сосут и сосут эти гринго!
— Тееееенька! — потянул ее за руку мальчуган. — Там сеньор Непо. Говорит, чтобы подошли к нему!
— Сеньор Непо?.. Раз зовет — значит, надо!.. — Мулатка оторвалась от двери и пошла к велосипедисту, больше не слушая продавщицу фиалок, незабудок, жасмина, гвоздик, «морских игуанит», девиц непорочных и замужних женщин, которая хотела ей что-то рассказать. Опять, вероятно, вздумала что-то такое ляпнуть, как тогда, под сочельник, когда, изрядно хлебнув, вылезла она на улицу и завопила: «Хочешь верь, хочешь не верь, а это я, Гумер, с самого неба свалилась и здесь объявилась!.. Сколько же там рыжих ангелочков-янки!.. Все равно что в кино…»
«Вино в голову, видать, ударило — увидела то, чего и в помине нет… тоже мне, сравнила с ангелами этих белобрысых болванов, рожи под фуражками точно задницы!..» — отрезала ей в ответ Анастасиа и сейчас за словом в карман не полезла бы, да недосуг — пошла, не дослушав болтовню Ниньи Гумер.
— Два колеса — два башмака, а молодец молодцом один… Кто угадает!.. Только я, только я… — приветствовала мулатка сеньора Непо, который, придерживая за руль велосипед, легко катившийся под гору, спускался к Почтовой арке.
— Попросил разрешения прийти на работу попозже…
— А поскольку работа — преступление, — прервала его Анастасиа, — и преступник всегда возвращается на место преступления, то и вы никак не могли удержаться, чтобы не сунуть сюда свой нос!
— Мимоходом, просто мимоходом. И задержался здесь потому, что увидел, что ты торчишь в дверях…
— Сосут и сосут эти гринго!
— Эка новость!
— Новость не новость, зато истина!
Мальчик следовал за ними мелкими шажками, семеня маленькими босыми ножками, — доволен он был, что идет рядышком с задним колесом велосипеда, которое вертелось, вертелось, вертелось, а дон Непо, как заправский бедняк, топал по земле пешком. Недаром всякий раз, как разговор заходил о том, что кто-нибудь завел себе сипе, тетка говаривала: «Топай, деточка, по земле, нажимай, земля — велосипед бедняков».
— Вы сейчас домой направляетесь?.. — Мулатка прибавила шагу — мужчина шел так быстро, что ей тоже пришлось «поднажать на педали».
— Домой. Правда, дома я уже был, потом уезжал, снова вернулся и снова уехал. Ищу внука, нынче он уехал спозаранку и до сих пор его нет как нет. Хуже всего то, что уехал он на телеге — мало ли что могло случиться в пути. Уже спрашивал о нем и на строительстве, куда он возит известь. Был в Гуарда-Вьехо, в Ласарето, [62] повсюду был — нигде нет. На Марсовом поле был, в Санта-Кларе, [63] в Вилья-де-Гуадалупе, [64] даже там, где монахи-салесианцы строят… [65]
62
62. Ласарето — больница для бедных в Гватемале.
63
63. …в Санта-Кларе… — Церковь Санта-Клары — на Шестой авениде.
64
64. Вилья-де-Гуадалупе — восточный район г. Гватемалы.
65
65. …там, где монахи-салесианцы строят… — Речь идет о строительстве церкви Святой Сицилии к югу от центра столицы и платного колледжа «Дон Боско».
— На вашем месте я обратилась бы прямо в полицию…
— Почему прямо?.. — Холод сжал его сердце, как только он вспомнил о своем помощнике, об этом беглом заговорщике, которого разыскивает полиция, хотя, по правде говоря, мулатка права: из полиции сразу дали бы знать, если бы что-нибудь произошло с Дамиансито, а что касается помощника, то лучше о нем не спрашивать даже по телефону.
— Конечно… — настаивала Анастасиа. — Полиция все знает, она знает, кто и где «отсиживает», кто ранен и лежит в госпитале, а кто уже стал закуской для могильных червей…
— Типун тебе на язык!
— Я же пошутила!.. Как он может погибнуть!.. Известно бы стало… Вести перелетают быстро, тем более теперь, когда есть эта балаболка — радио!
— Радио не по мне! Радио?.. — скривил в усмешке губы дон Непо, даже усы зашевелились. Он поморщился от отвращения, которое тут же сменилось раздражением. — Радио?.. Довольно с меня и той шлюхи, что от радио пошла — этой «Роколы»! Как услышу, так тошнота подступает!
— Конечно, вам по вкусу, плут вы этакий, больше эти пон… пон… пон… на маримбе, в три утра. Вы же человек старой закваски и предпочитаете вальсы…
— Даже маримба, Анастасиа, даже маримба. Раньше она мне нравилась, а теперь слушаешь, слушаешь без конца — оскомину набил…
— Рааааадиогазеееета!! — завопил мальчишка, выбежав вперед и изображая хромого — одна нога на тротуаре, другая — на мостовой.
— Вот видите, даже мой цыпленочек помешался на «Радиогазете»…
— А то еще говорят, те-е-нька… — обернулся мальчуган. — Лоте-лоте-лоте… рея… на билет — велосипед!..
— А у меня аж челюсти сводит, как услышу: «Доктор, не могу ходить, чем болезнь эту лечить? — Ха, пользуйтесь голубыми такси».