— И это меня несказанно радует. Пусть уж лучше оборотнем считают. Так оно спокойней…

Император писал: «Мы ежечасно ожидаем нападения. С надеждою на Единого и Великого, готовимся отразить атаку неприятеля», а маршал Северной армии князь Арсений Балей читал между строк другое: «Возвращайся. Ты и твоя армия нужны здесь».

Но он не мог вернуться и не мог привести за собой армию. Война с северо-восточным соседом подходила к своему логическому завершению.

Победа.

Он должен был подписать мир — есть вещи, которые не сбросишь на плечи своих генералов, как бы хороши они ни были. Уехать сейчас и увести за собой армию означало заявить о слабости империи, о ее неспособности защищать одновременно ВСЕ свои границы. Этим не преминули бы воспользоваться.

И Арсений, сцепив зубы, оставался на месте. Константин понимал мотивы маршала, и прямого приказа оставить северо-восточную границу не было до последнего. Князь Балей подписал мир с султаном Хелигата и отбыл в свою ставку, где его ждало письмо.

Арсений вчитывался в знакомые названия городов, областей, рек и деревень и чувствовал, как внутри все холодеет. Маршалы первой и второй западных армий шли на соединение и отступали. Отступали к столице.

А маршал Балей высочайшим рескриптом назначался главнокомандующим империи — ему надлежало без промедления отправляться в столицу и принимать командование.

Утро следующего дня застало князя уже в дороге.

Он мчался к столице, меняя лошадей, не давая отдыха ни себе, ни сопровождавшему его отряду, и понимал, что безнадежно опаздывает. Принимать командование!.. Командование кем? Двумя армиями, которые то ли смогут сойтись, то ли нет? Глупость какая. Константин — блестящий политик, но в войне он не понимает ничего. Неужели император искренне рассчитывает, что присутствие одного человека сможет переломить ход событий? А северная армия присоединится к своему маршалу не раньше конца осени… То есть месяца через три. Ну хорошо, через два. Что за это время успеет произойти, один только Искуситель и знает…

По мере приближения к столице им все чаще встречались беженцы из захваченных, разгромленных западных провинций. Тогда-то Арсений и услышал впервые, как Александа Лайгара, прозванного Линтеанским Львом, называют колдуном и чернокнижником. И тогда же впервые увидел знак, изображенный на штандарте Лайгара и носимый всеми солдатами и офицерами армии захватчика. Им встретился обоз, перевозивший раненых, и кто-то показал князю прихваченный с одежды убитого врага «сувенир».

Арсений помнил, как держал в руках холодный кусочек металла, и тревога, уже почти месяц не отпускавшая его сердце, сменялась ледяной злостью. «Двойной» крест — две вертикальные полосы, пересеченные наискось еще двумя такими же. Древний знак, очень древний. И злой. Знак чужой смерти.

Много позже генерал Ардо посетует на мракобесие и темность, свойственные черни, упорно называющей захватчика колдуном. И князь рассеянно объяснит другу про «злой» знак и его значение. К счастью, их почти сразу же отвлекут, и Георгий не успеет спросить Арсения, откуда бы черни знать про значение древних символов западных колдунов. Ведь на этот вопрос у князя не нашлось бы ответа. Действительно, откуда черни знать такие тонкости, про которые только в редчайших старинных книгах сказано?..

Да ниоткуда. Но для понимания того, что зло — это именно зло, а никак не наоборот, совсем не обязательно знать его правильное название.

С императором они встретились в двух днях пути от Маестаны, и это стало для Арсения настоящим ударом. Когда правитель покидает столицу, это говорит о многом… И это страшно.

Впрочем, хорошая новость все же была. Последняя попытка неприятеля помешать соединению двух имперских армий провалилась с треском. Хотя вернее было бы сказать «с плеском». Рассказывая, Константин не скрывал недоумения.

— Он намеревался переправиться через Ниту в Нижнем Заречье. Удалось бы — и нам конец, это даже я понимал…

Половодье. Посреди осени. Всего-то после одного ливня. Нита — широкая, спокойная река, не намного поднимавшаяся даже во время весеннего таяния снега, — вышла из берегов и затопила пойму. Схлынуло через неделю, и Александ Лайгар все же перешел на восточный берег… Только к тому времени маршал первой западной армии Раич уже успел выпить на брудершафт за будущую победу с маршалом второй западной армии Новелем. Дорога к Маестане была перекрыта.

— Единый услышал молитвы нашего народа и сотворил чудо, — набожно проговорил император, осеняя себя святым знамением.

Арсений последовал его примеру.

Маршал Балей прибыл в расположение армии и принял командование.

А спустя еще неделю произошло сражение у села Малые Рябинки, которому суждено было стать решающим.

И была победа…

Наверное, все-таки победа. Ведь враг так и не прошел, отступил, потеряв почти половину армии убитыми и ранеными. Вот только защитники империи потеряли не меньше.