Я лежал, не ощущая привычной тяжести боевого костюма, зато чувствуя растекающееся по жилам блаженное тепло. Обеспечивал его, во-первых, спальный мешок, а во-вторых, небольшой костерок, самым наглым образом трещавший неподалёку.

— Вы что, идиоты? — прохрипел я, пытаясь выбраться из мешка. — Зачем вы его разожгли?

Открытый огонь — верное средство демаскировать себя, и поэтому сталкеры им почти никогда не пользуются.

— Лежи спокойно. — Синдбад появился откуда-то сбоку. — Мы в подземелье, и здесь нас никто не заметит.

— Э… ну… — Только тут я сообразил, что улетающие вверх искры разбиваются о бетонную плиту, а за кругом света прячутся стены. И ещё я понял, что совершенно лишён одежды — эти гаденыши содрали с меня не только костюм, но и всё остальное. — В подземелье?

— В подвале, если быть точным, — сообщил бритоголовый. — Счастье, что мы наткнулись на него так быстро.

На то, чтобы оглядеться, мне понадобилась пара минут: капитальные стены и потолок, в дальней стене — дверь, в углу груда ящиков, заваленный разнообразным мусором пол.

— Это верно, — сказал я. — А зачем вы меня раздели?

— А что, нужно было оставить тебя в холодной и мокрой одежде? — Синдбад поглядел на меня скептически. — Проведи ты в ней ещё часок, точно схватил бы какую-нибудь гадость, и система подогрева не помогла бы.

Это верно — боевой костюм не рассчитан на зимние купания в Оби.

— А где Колючий?

— Сторожит наверху. Скоро я его сменю. А ты приходи в себя, одевайся, и двинем дальше.

Комбинезон и прочие шмотки лежали на ящике рядом с костром, и от них валил пар. Само пламя было светлым и очень жарким, и это означало, что горят таблетки универсального топлива.

Места они занимают немного, весят вообще мизер и очень выручают в локациях, где набрать сушняка — большая проблема.

— Обязательно приду, — пообещал я, понимая, что на самом деле вовсе не желаю куда-то идти, что бешеная погоня за самим собой утомила меня даже не столько телесно, сколько душевно.

Хотелось вот так лежать, ничего не делать, смотреть в огонь…

Но я также прекрасно понимал, что дубля нужно уничтожить как можно быстрее, что он — зло. Не абстрактное, всеобщее и глобальное, а, так сказать, частное, причиняющее неприятности лично мне.

Кто знает, что он выкинет в следующий момент? В присутствии егерей плюнет на портрет Хистера? Или пришибёт «чистильщика» из Барьерной армии так, что это увидят его соратники? Или выдумает нечто такое, что мои банально человеческие мозги не в состоянии измыслить?

Всё возможно.

А обвинят в произошедшем сталкера-проводника по прозвищу Лис.

Так что разлёживаться мне некогда, надо подниматься, собираться и вновь вставать на тропу войны.

— Ты как? — спросил явившийся в подвал Колючий. — Может, тебе нужно помочь?

— Сам справлюсь, — ответил я, выбираясь из спального мешка и думая, что бионик мне сейчас бы не помешал, но бионик не раненый и полный сил. — Как думаешь, твои единоверцы… бывшие, они ещё гоняются за мной?

— Не знаю. — Беглый праведник пожал плечами и нахмурился. — Дьякон любит, чтобы успех приходил сразу… ему не хватает терпения. Но если его разозлить, тогда… Но мне не хочется это вспоминать.

— Ладно, — я кивнул и сморщился от дёрнувшей лицо боли: её полоса протянулась ото лба до правой щеки, но при этом совершенно не затронула глаз. — Ого… что это у меня там такое?

И уже задав этот вопрос, я вспомнил — обжигающе холодная вода, тёмная туша, проносящаяся мимо, нечто вскользь касается моей физиономии, и я замечаю тёмное облачко…

— Рана. Мы её обработа… Не трогай! — воскликнул Колючий, но было поздно, я поднял руку.

Глубокая царапина или скорее даже разрез протянулся от границы волос почти до угла рта. Мне невероятно повезло, что гидробот из Оби, нанёсший эту рану, не зацепил мой глаз.

— Ничего, я не маленький. Не расковыряю, — проговорил я, осторожно обследовав полоску застывшей крови.

Одно из преимуществ наличия метаболического импланта — раны быстро затягиваются и вообще заживают. Но я знал, что эта, когда зарастет, не исчезнет полностью, что останется шрам, отметина, которой будет лишён дубль.

— А, ну ладно… — Колючий вздохнул и принялся рассказывать, что он начал молиться за меня ещё на реке, когда я провалился под лёд, и что они увидели, как я вылез, и вовремя вытащили меня, и что не иначе как Божий Промысел в том, что я вышел из этой передряги живым…

Стоило отметить, что приступы «проповедничества» нападали на мальчишку нечасто, но уж если нападали, то превращали его из нормального парня в подобие религиозной радиостанции.