Шрифт:
Ну, скажем, не совсем загрызли, а похватали.
Но чувствительно, за икры и, прошу простить, за ягодицы.
Какой же жених тут выдержит?
Никакой не выдержит!
Я бы и сам не хотел оказаться на месте этих полоумных женихов.
Но дело даже не во мне, хотя я вам многое мог бы рассказать, а в таинственной, почти ошеломительной истории, происшедшей с Елизаветой Крючковой, можно попросту — Лизой.
Выгуливая, однажды, своих собачек, сучек и кобельков, по пресловутой Таганке, Лиза увидела странное зрелище. Огромного роста мужчина, с черной курчавой бородой, отблескивающей проседью, с расчесанными бровями над пронзительными глазами, вел на поводке целую свору, целую, не побоюсь этого слова, шоблу кошек.
Тут были: и персы, и сибирские мохнатые, и египетские голые, конечно, сиамцы, а также кошки из породы “маркиз”, да и просто дворовые пегие кошки с глумливо улыбающимися усатыми мордами.
Собачки Елизаветы Крючковой, видя такое кошачье вавилонское столпотворение, слегка заволновались и зарычали.
Лиза крепко-накрепко держала поводок.
Но тут чернобородый пришелец повернул к Лизоньке свое чело, и как гаркнет, как лязгнет золотыми зубами:
— Ату их, робя! Жива-а!
Стая кошек без малейшего промедления кинулась на жалкий собачий выводок.
Песики затряслись от страха, завизжали, и вырвав поводок из рук оторопевшей Елизаветы Крючковой, понеслись куда-то вверх к Андроновскому монастырю.
Малиновым звоном ударили колокола.
— Что вы наделали?! — сжимая маленькие, но увесистые кулачки, подступила Лизанька к таинственному незнакомцу.
— Позвольте представиться, — незнакомец приподнял с лохматых и жестких кудрей теннисную шапочку с надписью “ЦСКА”. — Григорий Распутин. Честь имею!
— Как?! — только и нашлась что вопросить бедная Лиза.
Четвероногие друзья Елизаветы Крючковой так и не нашлись. Женщина решила подать на осатанелого старца в муниципальный суд.
А что бы вы сделали?
Ведь ей был нанесен моральный и, что не менее важно, материальный ущерб.
— Лизка, голубка, одумайся, — отговаривали Крючкову мудрые подруги. — У этого мужлана с паранормальными способностями Государственная дума и Совет Федерации в ногах ползают. А сам министр юстиции ему эти самые ноги шампунем “Сибирский ландыш” моет.
— Вы как хотите, — дрожащим голоском произносила Лизанька, — а я все-таки подам в наш родной Таганский суд. Я верю в спасительную слепоту Немезиды.
— Ну-ну, — нукали мудрые подруги. — Смотри, останешься и без квартиры, и без машины. За счастье будешь почитать ночевку на заплеванном Курском вокзале.
— А я к вам буду ходить, — отшучивалась Лиза. — В гости! На ночь!
Подруги, как по команде, вдруг замолкали и уже с подозрительностью, словно в первый раз, рассматривали Елизавету Крючкову, в недавнем прошлом удачливую собачницу, еще вчера крепко стоящую на своих красивых ножках.
И вот в слякотную осень грянул день суда, как водится, беспощадного и, увы, несправедливого.
Подруги были правы — судьи буквально ползали в ногах грозного старца.
Присяжные подносили ему огонек для подкуривания гаванских сигар. Генеральный прокурор бегал в ближайший магазин за пивом “Три слона” для опохмелочки. Адвокат же, взяв на себя прокурорские полномочия, в пух и прах громил Елизавету Крючкову, требуя для нее, в лучшем случае, смертного приговора.
Пришел час оглашения высокого решения Таганского муниципального суда.
— Всем встать! — козлом проорал секретарь с фиолетовым чирьем на носу. — Суд идет!
Все встали.
В зале, давно требующем капитального ремонта, повисла тягостная тишина.
— Учитывая величайшие заслуги Григория Распутина, — поэтическим речитативом изрекла председатель суда, женщина массивная, с агрессивно выдающимся бюстом, — суд постановляет сослать Елизавету Крючкову, лицо без определенного рода занятия и места жительства, на вечное поселение в мордовскую деревню Кокуй. Постановление вступает в силу в зале суда и обжалованию не подлежит.
Лизанька вскрикнула и чуть не упала в обморок.
— Секундочку, — басом пророкотал Григорий Распутин. — Решение суда будет отменено при одном условии.
— Каком же?! — радостно всполохнулась председатель суда, нервно поправляя накрахмаленную манишку.
— При условии, если она выйдет за меня замуж, — паскудно усмехнулся старец.
— Ах, — всплеснула ручками Лизанька, и тут уже решительно упала в обморок.
И вот, увы, настал день свадьбы.
Опять грянули малиновые колокола.