Лица многих побледнели. Бродик не испытывал жалости к ним.

— Вы должны сказать, в чем причина такого неуважения. Моя жена… трудна в общении?

Некоторые из молодых девушек посмотрели в сторону Байд и Джинни — старших по возрасту и положению. Обе женщины молчали.

— Я узнаю правду об этом деле уже сегодня.

Окинув взглядом строй одетых в форму девушек, которые получали плату из его казны, Бродик указал на одну из них.

— Моген, скажи мне, что заставило вас не оказывать услуг. Если это был диктат моей жены, то так и скажи.

— Это ничего не решит, милорд.

Его жена гордо и решительно вошла в кухню.

— Я велел тебе не отпускать ее! — сердито воскликнул Бродик, обращаясь к кузену.

Друс мрачно взглянул на мило улыбающуюся Анну, поднял палец и показал на нее.

— Она укусила меня.

— О Господи! Остался ли хоть один человек в этом замке, который помнит, что я здесь хозяин?

— Вы можете отчитывать ваших слуг, но это не изменит их истинного отношения, милорд.

Бродик уставился на жену, на лбу у него появилась морщина.

— И что ты этим хочешь сказать?

Он старался сдерживаться, но Анна все равно почувствовала его раздражение.

— Я могла бы отругать их сама, если ты хочешь услышать ответ.

— Так почему ты этого не сделала? — осторожно спросил он.

Разведя руками, Анна покачала головой.

— Это не мой метод — приказывать другим любить меня, милорд. Я предпочитаю, чтобы меня уважали за мои собственные заслуги. Будь это во благо или на беду. Я уверяю тебя, что достаточно сильна, чтобы выжить без огня или без свечей. Весеннее солнце теплое и ясное, а я не столь тупая, чтобы не воспользоваться накидкой, когда наступает ночь.

Он снова уставился на жену, в его глазах читалось восхищение. Увидев это, Анна слегка застеснялась, но в то же время это добавило ей решительности.

— Не надо так сильно беспокоиться обо мне. Как сказала тебе Агнес, я вполне здорова.

Бродик снова повернулся к Байд:

— Объясни причину твоей неприязни, женщина.

Кухарка напряглась, прищурилась.

— Вы говорили, что она пыталась отравить вас. Прямо за столом. Многие это слышали. Жена она или не жена, но вы мой хозяин, и я вам верна.

— Да ты никак рехнулась! — Слова Друса прозвучали с такой силой, словно он готов был лично оттащить кухарку в Бедлам. — Она англичанка, но у нее нет никаких таких зловещих качеств!

— Она укусила вас.

Друс покачал головой и засмеялся. Смех его был настолько громким, что закачались даже медные крышки, которые висели на стене между плитами.

— В этом нет ничего зловещего. Это просто говорит о том, что мой кузен на редкость счастливый человек, поскольку в его девчонке столько огня.

Друс проговорил это с таким жаром, что Анна невольно взглянула на него. Громадный шотландец одарил ее таким горячим взглядом, что Бродик хмыкнул. В ответ Друс пожал плечами.

— Ты не можешь ругать мужчину за то, что он это заметил. Ты ведь сам толкнул ее в мои объятия.

— Не надо мне говорить, на что я должен обижаться. У меня своих забот вполне достаточно в этот момент.

Бродик снова сосредоточил внимание на Анне. Челюсти у него были напряжены, поскольку он сдерживал желание поговорить с горничными так, как ему самому хотелось. Однако Анна этого не хотела.

— Успокойтесь, милорд. Есть такие вещи, которые не происходят по приказу. Я предпочитаю самостоятельно заработать расположение. Несколько недель — это так мало, а каждая малая толика уважения, проявленная ко мне, стоит по-настоящему многого.

Некоторые из девушек вздохнули. Байд выглядела смущенной.

— Вы сказали об этом при многих, милорд, и отказались есть. Я слышала рассказ об этом от двадцати различных мужчин и женщин.

— Она не пыталась меня отравить, но вполне возможно, что эта женщина хочет свести меня с ума. — Бродик вскинул бровь и покачал головой. — Она готовила под самым носом у тебя. Или ты хочешь сказать, что ты не знаешь, что происходит у тебя на кухне? — Он указал на связку ключей, висевшую на поясе кухарки. — Или ты настолько небрежна, что любой может достать травы без твоего разрешения?

Байд прикрыла губы рукой, которая дрожала. Бродик окинул взглядом остальных девушек.

— Вам никому не приходило в голову, что, случись такое дело, нашлось бы множество свидетелей? Или я должен предположить, что подобные вредные травы хранятся незапертыми?

Лицо у Байд покраснело, она прикрыла рукой связку свисающих с ее пояса ключей. Быть кухаркой означало распоряжаться дорогостоящими травами, которые служили приправами, а также лекарствами. Никто не мог без нее отпереть маленький ящик, в котором они хранились. Ключи были символом ее положения в Стерлинге, они никогда не оказывались вне поля ее зрения. Она открыла рот, но не смогла ничего сказать от ужаса. Анна отвернулась. Ее вина стала еще более очевидной.