— Вам нравится то, что вы видите, мой юный друг?

Вздрогнув, я только сейчас заметил, что органист уже не играет, а обращается ко мне. Это был Немо. На его тонких губах появилась мягкая улыбка, гордая и в то же время печальная. Он встал и подошел ко мне.

Я невольно кивнул. Его вопрос развеял чары, и, хотя я понимал абсурдность своих чувств, на мгновение возненавидел его. Ко мне вернулась тошнота, а с ней и мрачные мысли, преследовавшие меня с того момента, как я попал на этот корабль. Я бросил еще один взгляд на синий иллюминатор, а затем повернулся к Немо.

— Весьма впечатляюще, — коротко сказал я, а затем обвел рукой обстановку салона и добавил: — Как и все здесь, капитан Немо. Вот только не знаю, уместно ли называть меня вашим юным другом.

Немо вздохнул. На его лице читалось разочарование, словно ничего другого он и не ожидал от меня услышать. Покачав головой, он подошел ко мне, поднял руку, видимо собираясь отеческим жестом похлопать меня по плечу, но я поспешно уклонился, отступив на шаг, и мрачно взглянул на него. Немо какое-то мгновение смотрел мне прямо в глаза, затем вновь покачал головой и кивнул на бар возле двери.

— Могу ли я предложить вам бокал хорошего портвейна, друг мой? — спросил он.

— Вы могли бы предложить мне объясниться, — проворчал я.

От моих слов Немо вдруг вздрогнул, и мне даже стало немного жаль его. Он производил впечатление человека, который помог подняться на ноги упавшему ребенку и вместо благодарности получил пинок. Однако я почувствовал, как к горлу вновь подступила тошнота, и забыл о возникших было сантиментах.

— Что все это значит? — выдохнул я. — Что это за похищение? Куда вы меня везете и почему?

На лице Немо все явственнее проступала обида.

— Вы разочаровываете меня, Роберт, — сказал он. — Я вас не похищал. Если вы еще помните, — обиженным голосом добавил капитан, — я спас вам и вашему другу жизнь.

— Этого никто и не оспаривает, — выпалил я. — И я благодарен вам за это, Немо. Но почему вы вынудили меня и Спирса подняться на борт этого корабля? Я должен вернуться в Абердин. Один мой друг в опасности.

— Я знаю, — печально ответил Немо. — Вы говорите о капитане Баннерманне.

— Вы об этом знаете? — удивленно вскинулся я.

Немо тихо рассмеялся.

— Я многое знаю, мой дорогой юный друг, — ответил он.

Постепенно этим своим «мой дорогой юный друг» он начал действовать мне на нервы. Но я проглотил вертевшуюся на языке колкость и лишь молча посмотрел на него.

— Судьба капитана Баннерманна — это одна из причин вашего пребывания здесь, — продолжил Немо. — Он уже давно не в Абердине. Там вам все равно не удалось бы ему помочь.

— А Спирс? — спросил я.

Вид у Немо стал совсем обиженный. Он взглянул на меня потемневшими от боли глазами, а затем резко повернулся к иллюминатору, сцепив руки за спиной.

— К чему все эти вопросы? — внезапно спросил он каким-то надтреснутым голосом. — Вам что, нравится причинять мне боль?

Я уже набрал в легкие воздуха, чтобы яростно возразить ему, но вовремя остановился. Неожиданно для себя я подумал о том, что поступаю подло, и пожалел о своих словах.

— Мне очень жаль, Немо, — запнувшись, сказал я. — Я не хотел вас обидеть. Но все так запуталось.

Вздохнув, капитан стал ко мне вполоборота. Вид у него был немного странный, так как голубой свет, проникавший сквозь огромный иллюминатор, отбрасывал глубокие тени на его лицо и от этого морщины казались глубже, чем были на самом деле, и напоминали тонкие шрамы от ножевых ранений.

— Я знаю, мальчик мой, — глухо произнес он. — Для вас это, конечно, все очень запутано. Но поверьте, так будет лучше для всех.

— Вы знаете, почему Спирс и его люди прибыли в Абердин? — спросил я.

Немо печально кивнул.

— Я знаю, Роберт. Я знаю также, что Спирс, должно быть, ненавидит меня. И я не могу винить его в этом. Я убил его брата.

Он сказал то, о чем я давно уже подозревал. И все же я испугался.

— Это был несчастный случай, Роберт, поверьте мне. Недоразумение, оправданий которому быть не может, но не более. В свое время я возьму на себя ответственность за это происшествие. Но сейчас у меня есть дела поважнее.

— Значит, вы потопили «Серебряную стрелу»? — спросил я очень тихо, но едва сдерживаясь. — Остальные корабли тоже?