Лима его не слушала и с мрачным удовлетворением смотрела на растущую лужу. Тело трясло от желания присосаться к шее поверженного ею мужчины. Темное "я" проснулось и собиралось отобрать у нее контроль, завладеть разумом. Рот наполнился слюной. Может, она не стала прощеной? А просто отсрочила превращение в монстра? Чтобы хоть как-то прийти в себя Олимпиада прокусила себе руку до крови.

Сбежались люди в балахонах. Сразу определив, что случилось, они быстро отдали приказ. Шипящей девушке пульнули нечто в лицо, отчего ее покачнуло, а в глазах помутнело.

– Оденьте ее и переведите в открытый отсек. А этого недоумка в лазарет.

Как ее переносили, Лима помнила смутно. Мелькали камеры разных цветов, испуганные лица, алые прутья открытой клетки, голубое небо. Сознание находилось, словно в дурмане. Отовсюду доносился вой, визг и чей-то голос.

– Эй, подруга, просыпайся, хватит спать! Жратву принесли!

Слипшиеся глаза едва разлепились. Зрение постепенно обретало четкость. Сначала она увидела контур фигуры. Потом то, что это женщина. Чуть погодя, что лысая женщина, остроухая. А после, что вовсе не женщина...

– О, проснулась, я уже думала сдохла.

– Как же, сдохнешь здесь, если только копыта отбросишь и кандалы оденешь.

– Тебе это не грозит, тебе можно отбрасывать только твой противный хвост!
– мистический звонкий голос незнакомки пугал.

Лима приподнялась на локтях. В соседней комнате сидела на огромном теле черного паука половинка лысой красивой женщины. Там где по идее должна быть голова паука крепилось туловище. Кожа серая с разными острыми выступами, руки с длинными когтями. О том, что существо именно женщина говорила большая грудь и голос.

– Приветики, за что сюда посадили такую тощую? Да еще с обозначением "А-7"? когда у меня "А-6"!
– грозно поставила руки на тонкую талию в твердых наростах.

Лима постучала по голове кулачком. Но галлюцинация не прошла, да еще и улыбалась сквозь прутья теперь уже в клеточку. Глаза у галлюцинации яркие, синие.

– Охраннику... чуть кишки не выпустила, - сдавленно выговорила Олимпиада, стараясь не вспоминать жажду. Ей становилось жутко от осознания того, что она сделала с охранником.

– А почему чуть, я бы выпустила!
– надула губки паучиха.

– Он, кажется, был в доспехах.

– Не хило, - кивнула девушка-паук, - каптюры даже мои сломаются. Кстати, меня зовут Экрис, а тебя?

– Крик или Лима, можно еще Олимпиада.

Экрис посмаковала серыми губами.

– Лучше Крик, звучнее как-то. А меня сюда посадили за то, как я выгляжу. Да и вот какую клетку тесную дали, гады! Ни лапу выпрямить, ни пошевелится!

– По-моему здесь ничему нельзя удивляться.

Паучиха захохотала.

– А вон того хвостатого придурка звать Горлун.

Лима развернулась и ей помахала когтистая лапа мохнатого человека. Он смахивал на волка, вставшего на здание ноги, но с человеческим лицом монгольского типа.

– Надеюсь, ты не такая болтунья, как она?

– Не думаю, - медленно повертела головой и поправила белую прядь.

С противоположной стороны раздались глухие стоны. Олимпиаду передернуло. К ней тянулось из прутьев нечто с обвисшей мутно-желтой кожей с большим беззубым ртом. Маленькие, далеко расставленные черные глазки неотрывно следили за каждым ее движением. С очень длинными пальцами, сгорбленное тело, лысая голова с шишками вместо волос.

– Что ЭТО?
– спросила испуганная Лима, сморщившись от отвращения. В нос ударила отвратительная вонь. Обоняние заметно стало сильнее.

Экрис развернула голову в сторону страшного существа.

– Вот кто-кто, а эта сучка сидит в тюряге на законном основании, - ответила отнюдь невесело.

– И что это?

– Древний хищник. Видишь? Ей стоит обозначение "Г-10".

– Ну?

– Она тупая и кровожадная. Она только стонет и жрет, стонет и жрет. Единственная ее цель - пожрать живой плоти. Поэтому она и тянется. Пусти ее так она сожрет здесь всех.

– Ты сказала "она"?

– Не удивляйся, но эта чмошница действительно баба. Когда ее сюда поместили, она снесла яйцо. И из него вылупилось подобие ее самой, только без обвисшей груди.

– И что с ним случилось?
– спросила Лимка, подняв бровь.

Экрис скривилась, сморщив красивый носик.

– Она его сожрала. Он хотел сбежать, но не получилось, прутья помешали. И успел еще, кстати, с ней спарится. Представляешь? Она потом еще одно яйцо снесла. Оттуда баба вылупилась.