Забродина Марина
Шрифт:
— Грета, это временно. Такое бывает. Не бери на свой счет…
Я перебила его и выдернула свою руку.
— Он повеселел, он радуется мне! Как я могу бросить к нему ходить!
— Грета! Но ты не можешь к нему ходить всю жизнь. Ты скоро выйдешь замуж, заведешь семью…
Меня — как ледяной водой вдруг окатило. Медленно мое сердце заполнила уверенность — она была там давно, просто не показывала себя. Я не спеша встала — спина прямая, будто стержень железный в ней, а пальцы — холодные.
— Я не выйду замуж. Ни за кого не выйду замуж, папенька. Мне нужен только Клим.
Очень серьезной и безвозвратно взрослой чувствовала я себя в этот момент.
— Я люблю его.
Ночью мне приснился сон.
Я шла в лучах света — везде был свет. Но он ничуть не слепил, напротив, моим глазам было легко и приятно, и всему телу тоже. Впереди я увидела силуэт, я сразу его узнала. Это был Клим. Он стоял в чистой, нарядной рубахе. Ремешок кожаный, а на ремешке — нож мой, который он починил. Я подошла — и коснулась его скулы как тогда, в подполе. Он улыбнулся мне и тут… все его раны, и язвы, и болячки, синяки и кровоподтеки — все стало отваливаться, словно скорлупа. И через мгновение он стоял передо мной — в своем настоящем облике. Наверное, такой, каким бы он сейчас был, если бы не проклятие… Лишь глаза его остались такими же, как раньше — только блеск животный потеряли. Обычные серые глаза, но такие родные… Он засмеялся, и я вместе с ним. Потом он протянул руку… но только он коснулся моих пальцев, как меня будто что-то ударило под дых — я судорожно согнулась, упала на колени, из глаз слезы брызнули… Мне было тяжело дышать, для устойчивости я оперлась руками в пол, а тело мое крутило и выворачивало. Не успела пройти и минута, как я уже стояла не земле, опираясь на нее всеми четырьмя лапами, из пасти вырывался сип, тело страшно чесалось — потому что на нем за доли секунды выросла шерсть. Я превратилась в зверя…
Я проснулась в поту, лицо и подушка были мокрыми от слез. Еще я дрожала.
Я встала с постели, завернулась в одеяло и отправилась на кухню — попить воды, а еще — просто походить, ощутить себя дома, в безопасности. Когда я выходила в коридор, то заметила слабый свет из папенькиной комнаты. Я хотела пойти туда, но меня опередила матушка. Она вышла из спальни и, зевая, направилась в кабинет. Я успела спрятаться. Случайно. Но решила себя не выдавать. Когда матушка закрыла дверь, я тихонечко подошла и встала рядом.
— Вером, ты не засиделся ли? Уже давно за полночь. Пойдем спать.
Отец уставшим голосом проговорил:
— Беда у нас, Беата.
— Что? Что случилось?!
— Прошлое. Нас настигает прошлое…
— Какое прошлое, Вером? О чем ты говоришь? — матушкин голос звучал встревожено, но настойчиво.
— Скажи мне, зачем ты отправила Грету к Сычихе?
— Как… она незанята была, а Сычиха стара уж, пожалела я ее… О, боже ж… — наверное, в этот момент матушка прикрыла рот рукой, — только не говори, что… она увидела его…
— Увидела, — тусклым голосом сказал папенька, — это полбеды… Ладно б увидела, испугалась, как любая нормальная девка на ее месте. Сознание бы потеряла. А я бы сделал, чтоб она забыла об этом… Грета говорит, что любит его.
Матушка только ахнула.
— Н-да… Такие дела, Беата. И сила в ней просыпается… отцова. Хоря нашего.
Отец перешел на шепот, но я расслышала каждое слово.
— Она ж теперь не бросит его, ты свою дочь знаешь. А потом, когда пройдет какое-то время, она догадается, как проклятие снять, не даром отец ее наследницей своей называл!
Я еле сдержала свой изумленный крик.
— А ты знаешь, как снять проклятье, Беата? Не знаешь? А я скажу тебе. Она его на себя может взять, все это ужасное, страшное, злое, черными мыслями рожденное, понимаешь?! И только она одна! Потому что кровь… Парень человеком станет, а она — зверем, если ее проклятье, сдерживаемое мной годами, не раздавит, понимаешь?! И он тогда тоже погибнет.
Матушка сдавленно рыдала, папенька тяжело дышал. Я собиралась уж уходить, и тут он сказал:
— Есть только один выход.
Я задержала дыхание.
— Я приготовлю зелье, и через несколько дней… он тихо и безболезненно умрет.
Матушка тихо вскрикнула.
— Да не кричи ты. Он может неожиданно умереть, я предупреждал Сычиху, — батюшка помолчал, — Я сам уже не знаю, что делать. Но другого выхода у нас нет. Понимаешь, может быть, мне давно следовало это сделать — прекратить его мучения. Может быть, это и есть настоящее милосердие… Да — на болото надо будет сходить, и на могилу к отцу. Завтра же и пойду. А ты отпускай ее. Пусть навещает пока… Просто однажды она придет, а он… умер. Так бывает…
Я, не сдерживая слез, тихо ушла в свою комнату.
Рано утром батюшка уехал в лес. Только его сани скрылись из виду, как я скинула плед, которым укрывалась, глядя в окно, и пошла на кухню. Матушка готовила завтрак.
— Ты куда?
— Мамочка, ты знаешь… я решила покончить с этими хождениями… мне нужно попрощаться с… Климом. Просто не хочу папеньку лишний раз расстраивать — схожу, пока его нет.
Матушка смотрела на меня удивленно.
— Так ведь рань какая…