— Ну и что? Мне все равно не спится.

— Погоди, я тебе хотя бы чаю налью и… яблок моченых с собой дам.

Матушка незаметно смахнула слезу и вышла из кухни. А я, повинуясь непонятному порыву, открыла сундук с ненужными вещами и вытащила оттуда нож — который относила Климу. Я тогда его в сундук и вернула. А папенька и заметил…

Выпив чаю со вчерашними пирожками, я быстро оделась и огородами направилась к дому Сычихи. В этот ранний час люди выводили коров на улицу, шли за дровами в овин, выходили по нужде — они могли меня заметить. Я еще не знала, что буду делать. Времени у меня было мало. Отец просто скажет сегодня вечером Сычихе: «Маргарита, добавляй теперь этот порошок в питье для Клима каждый день. Надо так». И все. Даже объяснять не будет. А она его будет поить. А через несколько дней Клим умрет.

Я остановилась на минутку. А ведь я даже не знаю, вернусь ли я сегодня домой — вообще, вернусь ли я когда-нибудь домой… Я даже не попрощалась ни с кем … Я отбросила от себя эти мысли. Они могли развернуть меня обратно.

Я почти бежала.

Сычихи не было дома, наверное, она в хлеву, кормит животных. Я достала ключ из потайного места и отперла дверь. Сняла тулуп и тихонько спустилась в подпол. Клим еще спал. Я аккуратно присела возле его кровати.

Он дышал глубоко и шумно, как будто его легкие раскрывались с трудом. Но все же раскрывались… Вот он, оказывается, какой — тот, кого я люблю всем сердцем, за кем пойду на край света, кого я узнала-таки, пусть и не в огромной толпе, зато в таком обличье… Любит ли Он меня больше жизни?.. Впрочем, это уже не важно… Мне было так легко, тепло и спокойно рядом с ним — в этом холодном, неуютном подвале…

Мое дыхание постепенно замедлилось и, немного понаблюдав за спящим Климом, я закрыла глаза.

Я пыталась нащупать нить колдовства, почувствовать связь. Я ни разу, еще ни разу не применяла свои способности. Но я их ощущала. И раз во мне есть дедушкина сила, раз лишь я одна могу снять проклятие… значит все сейчас в моих руках.

Я расслабилась и откинула голову назад. Я медленно плыла в своих мыслях и воспоминаниях: Клим, матушка, отец, дедушка, Ханна, мое детство, яркие вспышки событий прошлого. Потом я представила только одного Клима. Как тогда — во сне — в светящемся солнечном шаре. Вот он — передо мной. Я охватила взглядом все его раны и мысленно резко рванула их в сторону. Панцирь из больной кожи треснул, ссыпался — и Клим стал здоров. Передо мной стоял мужчина, которого я обрела, которого я спасу, которого я скоро потеряю. В моем видении взгляд приковал мой нож, который, как и во сне, висел на его ремне. Тут же пришел ответ на мой незаданный вопрос. Нож. Он его чинил. Он хотел меня порадовать. В нем — часть его души.

Я открыла глаза и увидела, что Клим уже проснулся и смотрит на меня.

— Ты давно здесь?

— Не знаю. Я не знаю, сколько я здесь сижу. Я была далеко.

Мы смотрели друг на друга и улыбались.

— Как ты себя чувствуешь? — спросила я.

— Теперь — хорошо. Ты пришла и у меня ничего не болит.

Мы смотрели друг на друга.

— Ты вчера спросила, но я не успел ответить. Ты спросила, нужна ли ты мне…

Он смотрел на меня так, словно в этот момент он распахнул свою грудную клетку и открыл моему взору свое сердце, незащищенное, слабое, никому не нужное. Кроме меня. И, конечно, его матери…

— Знаешь, если тебя не будет в моей жизни, то мне она уже ни к чему.

Что-то очень сильно кольнуло меня в голове и под сердцем в этот момент, мне стало страшно и тревожно, но я прогнала от себя эти мысли.

— Матушка моя уже измучилась, и тебя я не хочу мучить, Грета.

Я замотала головой, но он не дал ничего сказать.

— Тебе надо забыть… все это. Вернуться домой, вокруг тебя, наверное, много парней вертится.

Я поморщилась. Он прикрыл мне рот рукой.

— А я… А мне хватит, пожалуй… Долго я уже живу, бесполезно, бесцельно… только последние две недели появился смысл в моей жизни. Но тянуть дальше нельзя, только хуже будет.

«Как же они с батюшкой похожи…» — подумала я.

Я отодвинула его руку.

— Клим. Ты знаешь, что в моей жизни тоже смысл появился только тогда, когда я тебя узнала? Что мне теперь обратной дороги нет, знаешь? Что мне, кроме тебя, никто уже не нужен? И не говори мне больше таких глупостей никогда. Никогда! — слово это отразилось во мне, несколько раз гулко прозвучав в глубине: «Никогда! Никогда! Никогда!..»

Я замолчала. Он смотрел на меня, а я на него. Наконец, я не выдержала и, зажмурившись, обняла его. Под правой рукой, которая легла ему на затылок, я почувствовала ворс густой жесткой шерсти. Он прижал меня к себе крепко, и так сидели мы несколько минут. Потом я прошептала:

— Клим, я могу спасти тебя. Я могу вернуть тебе твой облик.

Он отстранился и с изумлением и тревогой взглянул на меня.

— Что?

— Я — колдунья. Это у меня в роду. Просто я раньше была к этому дару равнодушна, а теперь… решила попробовать свои силы. Я хочу снять проклятие.

Естественно, я не сказала, что даже в случае удачи мы все равно не сможем быть вместе…

Мы пробирались по глубокому снегу, держась за руки. У нас было все, что необходимо: тот самый нож, кремень для высекания огня, немного поленьев для его поддержания, горсть гусиных перьев из его подушки, небольшая кучка земли в тряпице. Связующая наши души вещь, огонь, перья, символизирующие воздух, земля. Воды кругом — в избытке, благо зима, и снега хватает. И деревья, конечно. Что мне подсказывало, что меня вело? Не знаю. Что-то из глубины меня, из глубины времен словно диктовало мне мои действия.

Мы нашли опушку, окруженную деревьями. Соорудили четыре шалашика для костров и оставили место в центре между ними, чтобы там могли поместиться два человека. Я торопилась.

Мне нужна была помощь четырех стихий, и деревьев. Еще мне нужно было смешать нашу кровь — мой нож, который Клим чинил и в который вложил часть своей души, как нельзя лучше подходил для этой цели. Он свяжет нас, а потом разведет в разные стороны.

Мы разожгли костры, встали в центр круга друг к другу спиной, и я подбросила в воздух горсть перьев, а под ноги нам высыпала землю, которую мы взяли из сада Сычихи. Клим послушно выполнял все мои указания. Еще я помню, как сделала нам с Климом порезы на запястьях. Мы соединили руки и я начала тихо напевать. Я уже не помню, что я пела, по-моему, что-то незначимое, какие-то песенки из детства… Важно то, о чем я думала, куда я направила все свои силы.