Шрифт:
— Ах, ты, гнида несчастная! Скажи, пожалуйста, чего надумал, а? — возмущенно говорила Агаша.
Высокая, на целую голову превосходившая Калмыкова ростом, раскрасневшаяся от гнева, гордая и сильная, Агаша действительно была прекрасна в этот момент. Это была настоящая вольная казачка, способная постоять за свою честь.
Депутация, теперь уже в полном составе, оторопело глядела из-за дверей.
— Ах, господи, вот шельма! Как она его хлещет. Ка-ак хлещет, — в совершенном восторге шептал атаман из Графской. — Ну, девка. Огонь!
Смолин из-за его спины делал Агаше устрашающие знаки. Но та не замечала.
Архип Мартынович еле сдерживал разбиравший его смех.
Все члены депутации отлично понимали щекотливость создавшегося положения. Трудно было сразу сообразить, как лучше выйти из него.
Агаша наконец сочла, что покушение на ее честь достаточно отомщено, и оставила есаула в покое.
— Застрелю-у! — вдруг страшным голосом закричал Калмыков, когда Агаша нагнулась, чтобы поднять с полу ведро.
— Вот я тебя стрельну — ведром по башке, — спокойно ответила она, не удостоив его даже взглядом.
Калмыков сразу притих и начал одергивать на себе шаровары.
Агаша тряпкой сгоняла разлившуюся на полу воду.
— Иди, подлая! Иди сюда, слышь, — шипел из-за двери хозяин, делая Агаше знаки обеими руками.
Агаша с досадой передернула плечом и с тряпкой в руках, как была босая, с подоткнутым подолом, вышла в горницу пред очи депутации.
— Али нагайки захотела, негодница? — грозным шепотом спросил Смолин.
— А пусть не лезет. Пусть не насильничает, — вызывающе громко сказала она. — В другой раз я его, мерзавца, в ведре утоплю.
— Ну, ты гляди...
Смолин явно не знал, как ему быть.
Атаман из Графской шептал на ухо Иннокентию:
— Ядреная девка, черт побери! Вот такую, паря, обратать — это да... С нею в воде не утонешь, в огне не сгоришь.
Видно было, что Агаша произвела на него сильное впечатление.
Архип Мартынович густо кашлянул.
— Вы ко мне, господа казаки? — спросил из-за двери несколько оправившийся Калмыков.
— Так точно, господин есаул! Дозвольте? — обрадованно и громко сказал Смолин.
Все делали вид, что ничего не заметили.
Калмыков поспешил перейти на затемненную половину дома.
— Черт знает, зуб б-болит, — хмуро пожаловался он, перешагнув порог и держась рукой за ту щеку, по которой Агаша била наотмашь.
— И что же он, зуб, ноет али стреляет? Который зуб?.. — ехидно справлялся атаман из Графской, не упуская случая лишний раз позубоскалить.
Калмыков лютым зверем посмотрел на него, но смолчал.
Архип Мартынович хотел начать речь по всей форме, как подготовился, да догадался, что это поставит его в смешное положение. Он хмуро буркнул:
— Докладываю: назначили вас исполняющим... войскового атамана.
Калмыков подпрыгнул, как резиновый мячик:
— Назначили, ну?.. Черт побери! Все-таки назначили... — Пробежался мелкими шажками вокруг депутации, точно собака, обнюхивающая след, радостно тявкнул: — Хлобыстнем по стаканчику, а? Есть четверть крепчайшего ханшину.
— Один момент, господин атаман! Сооружу закуску. — Смолин засуетился и выскочил в дверь.
Остальные стали усаживаться вокруг стола.
Неделю спустя Архип Мартынович, покончив с неотложными делами в войсковом правлении и оставив Варсонофия в иманском конвойном эскадроне, возвращался поездом домой, в Чернинскую. Был он теперь напыщенный и важный. Даже голос у него стал будто басовитее.
Он сидел на трясучей скамейке, стесненный с боков чужой рухлядью, и с удовлетворением перебирал в памяти события последней недели. Добрался наконец и до сцены, когда он пришел с депутацией к Калмыкову. Вспомнил — и плюнул.
За окном на склонах сопок маячили желтые кусты дубняка, убегали назад телеграфные столбы. Поезд прогрохотал по мосту. Архип Мартынович посмотрел в окно на застывшую, покрытую снегом речку, и мысли его отвлеклись к домашним заботам.
Предаваясь в пути приятным мечтаниям, Тебеньков не знал, что беднейшие казаки станицы Чернинской сходятся в этот час в дом его соседа, чтобы послушать однорукого хоперца Коренева. Тот не стал дожидаться окончания Войскового круга. В каждом поселке у Коренева находились сослуживцы-однополчане: было с кем потолковать по душам. И прежде чем сюда дошло воззвание Войскового круга, большая часть казаков низовых станиц решительно осудила попытку казачьей верхушки толкнуть уссурийцев на братоубийственную войну. Знай об этом Архип Мартынович, не стал бы он задерживаться в Имане ни одного лишнего дня. Да что мог изменить его приезд?