Клейпас Лиза
Шрифт:
Привыкшая к постоянному прихорашиванию подруги Беатрис усмехнулась и покачала головой:
— Ладно. Если ты так уверена и не против того, чтобы я прочитала письмо капитана Фелана, то я прочту только ту часть, что о собаке.
— Ты заснёшь, прежде чем дойдешь до собаки, — сказала Пруденс, ловко втыкая шпильку в заплетённые косы.
Беатрис посмотрела на небрежно написанные строчки. Слова теснились, готовые вырваться со страницы.
Дорогая Пруденс,
сидя в этой пыльной палатке, я пытаюсь думать о чём-то интересном, чтобы написать вам, и понимаю, что моё остроумие иссякло. Вы заслуживаете красивых слов, но мне приходит в голову только одно: я постоянно думаю о вас. Я думаю об этом письме в вашей руке и аромате духов на вашем запястье. Я хочу тишины и чистого воздуха, и постели с мягкой белой подушкой…
Беатрис почувствовала, что её брови поползли вверх, а горячий жар быстро распространился ниже высокого воротника ее платья. Она помедлила и посмотрела на Пруденс:
— Тебе это кажется скучным? — мягко спросила она, в то время как румянец продолжал заливать ее, словно пролитое на скатерть вино.
— Начало — единственно хорошая часть, — сказала Пруденс, — продолжай.
…Два дня назад на марше, вниз к побережью Севастополя, мы приняли бой с русскими возле реки Альма [3] . Говорят, мы победили в том бою. Но я этого не чувствую. Мы потеряли, по крайней мере, две трети офицеров нашего полка и четверть унтер-офицеров. Вчера мы рыли могилы. Назвали окончательное число мертвых и раненых. Триста шестьдесят англичан погибло и еще больше страдают от ран.
Один из павших, капитан Брайтон, завел терьера по кличке Альберт, который явно самый невоспитанный из всех псов на свете. После того как Брайтона опустили в землю, пёс сидел рядом с его могилой и скулил в течение многих часов, и пытался покусать любого, кто подходил к нему. Я совершил ошибку, дав ему кусочек булочки, и теперь несносное существо повсюду следует за мной. В этот самый момент он сидит в моей палатке, уставившись на меня полусумасшедшими глазами. Его скулёж прерывается лишь изредка. И каждый раз, когда я подхожу ближе, он пытается вонзить зубы в мою руку. Мне хочется застрелить его, но я так устал от убийства.
Многие семьи горюют о жизнях, которые я отнял. Сыновья, братья, отцы. Я уже заработал место в аду за то, что совершил, а ведь война только началась. Я меняюсь — и не к лучшему. Человек, которого вы знали, ушёл безвозвратно, и, боюсь, вам не понравится тот, кто пришёл ему на смену.
Запах смерти, Прю… он всюду.
Поле битвы усеяно кусками тел, одежды, обуви. Представьте взрыв, который может оторвать подошвы ботинок. Говорят, что после сражения дикие цветы в изобилии растут на следующий год — почва так сбивается и перемешивается, что это дает новым семенам возможность пустить корни. Я хочу горевать, но в душе не осталось места. И времени. Мне нужно что-то чувствовать.
Неужели где-то на земле есть ещё мирное место? Пожалуйста, напишите мне. Расскажите о своём рукоделии, над которым работаете, или о вашей любимой песне. Идёт ли в Стоуни-Кросс дождь? У листьев начал меняться цвет?
Ваш
Кристофер Фелан3
Битва на реке Альма (20 сентября 1854), которая обычно считается первой битвы Крымской войны (1853-1856), прошла к югу от реки Альма в Крыму. Англо-французские силы под командованием генерала Санкт Арно и лорда Раглан победил русскую армия, возглавляемую Меньшиковым, которая потеряла около 6 000 солдат.
К тому времени, как Беатрис закончила читать письмо, она знала, что за чувство заставляло сжиматься её сердце — неожиданное сострадание.
Казалось невозможным, что такое письмо пришло от высокомерного всезнайки Кристофера Фелана. Оно вообще было не таким, как она ожидала. Там была уязвимость, молчаливая потребность в утешении, которые тронули её.
— Ты должна написать ему, Прю, — сказала она, складывая письмо с гораздо большей заботой, чем она раньше с ним обращалась.
— Я не буду. Это поощрит его на ещё большие жалобы. Я не отвечу, и, возможно, это побудит его написать что-то более весёлое в следующий раз.
Беатрис нахмурилась.
— Как ты знаешь, я не слишком симпатизирую капитану Фелану, но после этого письма… он заслуживает твоего сочувствия, Прю. Просто напиши ему несколько строчек. Несколько слов ободрения. Это не займет много времени. И о собаке — у меня есть несколько советов, которые могли бы помочь…
— Я не буду писать об этой гадкой собаке, — Пруденс нетерпеливо вздохнула. — Сама напиши ему.
— Я? Но он не хочет получать известия от меня. Он считает меня странной.
— Ничего удивительного. После того как ты принесла Медузу на пикник…
— Она — очень хорошая ежиха, — защищаясь, сказала Беатрис.
— Джентльмен, чью руку она исколола, похоже так не думал.
— Это всё из-за того, что он неправильно с ней обращался. Чтобы поднять ежа, нужно поместить свои пальцы ниже…
— Не рассказывай мне — я никогда не буду этого делать. Что же касается капитана Фелана… если считаешь, что очень нужно посочувствовать, то напиши ему и подпишись моим именем.
— Разве он не обратит внимания на другой почерк?
— Нет, я ещё не писала ему.
— Но он не мой поклонник, — сопротивлялась Беатрис, — я ничего о нём не знаю.
— На самом деле ты знаешь столько же, сколько и я. Ты знакома с его семьей и очень близка с его невесткой. И я не сказала бы, что капитан Фелан мой поклонник. По крайней мере, единственный. Я не буду давать ему надежды на брак, пока он не вернётся с войны в целости и невредимости. Я не хочу ухаживать за мужем в инвалидном кресле до конца моих дней.
— Прю, это мелко.
Пруденс усмехнулась.
— Зато честно.
Беатрис посмотрела на неё с сомнением:
— Ты на самом деле хочешь доверить написание любовного послания подруге?
Пруденс отмахнулась:
— Не любовного послания. Никакой любви не было в его письме ко мне. Просто напиши ему что-то весёлое и ободряющее.
Беатрис спрятала письмо в карман своего платья. В глубине души она спорила с собой, понимая, что никогда не может хорошо закончиться то, что делается исходя из добрых намерений, но сомнительно с точки зрения нравственности. С другой стороны… она не могла избавиться от вставшей перед глазами картины: опустошённый солдат в спешке пишет послание в полевой палатке, а его руки покрыты мозолями после рытья могил своим товарищам. И несчастная скулящая собака в углу.
Она чувствовала себя совершенно не готовой писать ему. И, как она подозревала, Пруденс тоже.
Беатрис попыталась вообразить, каково это для Кристофера, оставившего привилегированную жизнь, оказаться в мире, где ему угрожала опасность день за днём. Минута за минутой. Невозможно представить искушённого красавца Кристофера Фелана, борющегося с опасностью и трудностями. И голодом. И одиночеством.
Беатрис задумчиво уставилась на подругу, их пристальные взгляды встретились в зеркале: