Именно потому, что в содержание прекрасного в природе всегда входит момент человеческий, общественный, без которого нет самой красоты, отражение природы в искусстве всегда имеет исторический характер, связано с общественно-эстетическими идеалами людей.

Так, например, идеал «подстриженной», «украшенной» природы, нашедший свое выражение в искусстве классицизма, сформировался преимущественно на почве жизни французского придворно-аристократического общества XVII—XVIII веков. Руссоистский идеал естественной, гармоничной, умиротворенной природы родился в борьбе просветителей XVIII века с французским абсолютизмом. Идеал возвышенной, дикой, буйной и необузданной природы, воплощенный в произведениях романтического искусства, возник как выражение индивидуалистического бунтарства романтиков против «прозы» и пошлости буржуазной жизни в первой трети XIX века, против сухости и холодности официального искусства реакционного общественного строя. Реалистический идеал природы как «свободной стихии», как цветения богатой и многообразной жизни, родственной лучшим стремлениям и чувствам людей — идеал русских классиков XIX века — неотрывен от народно-демократических общественных задач.

Подобные примеры не следует понимать упрощенно; нельзя, разумеется, думать, что все красивое в природе для пролетариев обязательно некрасиво для буржуа, и наоборот. Подобные вульгаризаторские представления выглядели бы просто смешно. Классовость в искусстве и в эстетическом восприятии действительности проявляется отнюдь не столь прямолинейно и примитивно. Речь идет не о приписывании классовой принадлежности пейзажам в искусстве, а о том, что восприятие людьми красоты природы, типизируемое и воплощаемое в искусстве, связано со всем строем их жизни, чувств, мыслей, стремлений, и это находит отражение в их эстетических идеалах, различных в разные исторические периоды, у народов разных эпох и стран, а также у разных классов. Но это различие касается общественной сущности идеалов в целом, что вовсе не означает обязательного различия в оценках отдельных конкретных картин природы.

До сих пор в данном разделе речь шла о красоте как эстетическом качестве отдельных свойств, целостных явлений и картин природы, необработанной человеком, нетронутой, «дикой», т.е. не имеющей на себе непосредственно следов его рук, отпечатка его деятельности. У многих эстетиков буржуазного общества можно встретить сетования по поводу того, что человек своей производственной деятельностью разрушает и убивает красоту природы, что красота присуща только «дикой», «первозданной», невозделанной природе и исчезает при прикосновении к ней рук человека.

Если эксплуататорский общественный строй (особенно капитализм), из самой сущности которого вытекает хищническое отношение людей к природе, в большой мере действительно уродовал и портил природу, зверски расхищал ее, опустошал землю, превращая ее в пустыню (подобные процессы хорошо показаны, например, в романе Л.Леонова «Русский лес»), то в социалистическом обществе практическая производственная деятельность людей, осуществляющаяся планово и на научной основе, не убивает красоту природы, а приумножает ее. Для советского человека природа не предмет наживы и не место бегства от ада капиталистического города, от изнуряющего труда, а источник и место его свободной жизненной деятельности, его трудового творчества, направленного на построение коммунизма.

Для советского человека восприятие красоты природы неотделимо от его любви к социалистической родине, от его созидательного труда, от всего строя его идей и чувств, связанных с его деятельностью, направленной на строительство коммунизма.

В общественной жизни прекрасны те явления в отношениях людей, в общественных событиях, наконец, в индивидуальном человеке, в которых воплощено положительное содержание общественного прогресса, проявляется высший для данного момента уровень развития общества.

Эстетическая оценка явлений общественной жизни теснее, чем оценка каких-либо других явлений, связана с критериями политическими и нравственными. Давая политическую оценку тому или иному явлению, мы оцениваем его с точки зрения классовой борьбы, места и роли в ней данного явления; нравственная оценка определяется отношениями между личностью и обществом. Но и в том, и в другом случае происходит отвлечение от конкретно-индивидуальных, неповторимо своеобразных внешних сторон и черт данного явления.

Оценивая явление как прекрасное, мы воспринимаем его непосредственно или представляем себе как конкретную картину жизни, как образ, внешний облик которого выявляет его внутреннюю, общественную сущность, раскрывает эстетический идеал. Историк, пищущий об эпохе Петра I, неизбежно должен дать политическую оценку Полтавской битве. Моралист, занимающийся нравственными проблемами, может дать нравственную оценку поведения Петра I в этой битве. Эстетическую же оценку того и другого мы находим в искусстве (напр., в «Полтаве» Пушкина) как оценку чувственно воспринимаемой картины, полной большого общественного смысла.

Так как общественные идеалы исторически изменчивы и принципиально противоположны у враждебных классов, то и представления о прекрасном в общественной жизни в разные эпохи, у людей разных классов резко различны и противоположны. Достаточно сказать, что идеалы прекрасного в общественной жизни у советских людей и у капиталистов современного Запада отражают коренную противоположность двух миров: мира социализма и империализма.

Все это не означает, что не существует объективно-прекрасного в общественной жизни и что все взгляды на прекрасное равноправны, поскольку все они имеют свое основание (так учит релятивистская эстетика). Объективно-прекрасным в общественной жизни, независимым от огромного количества различных классово-субъективных идеалов и точек зрения, является все то, что связано с общественным прогрессом, все то, в чем выражаются объективно-истинные общественные идеалы. Высшим выражением этих идеалов является коммунистическая партийность, исходящая из познания объективных законов общественного развития.