Жозе почти одновременно с черной маской подошел к Мефистофелю и стал прислушиваться к их разговору.

— Наконец-то,— произнесла дама.— Я уже думала, что меня обманули, хотя и не могла сомневаться в вашем почерке. Почему вы избрали для этой встречи именно Шато-Руж?

— Шпионы князя следят за мной, и я не мог войти в ваш дворец, графиня, не выдав себя. Только так, в этой толпе, удастся мне передать вам желанную весть, хотя и здесь должны быть шпионы,— отвечал вполголоса Мефистофель.

— Вы не упоминали об этом в письме. Что же, вы вернулись один?

— Нет, графиня, победа за нами: мне удалось совершить невероятное — дочь князя в наших руках.

— В наших руках? — повторила черная маска. И Жозе почувствовал, как эта весть взволновала ее,

— Это было трудное дело, графиня, не всякий взялся бы его исполнить. И если бы не моя ненависть…

— Вы должны были отомстить за свою каторгу!

— И если бы не помогла моя ненависть, я вернулся бы с пустыми руками.

— Об этом мы поговорим после, мой друг, Я сумею вас вознаградить,— проговорила черная маска.— Но где же сейчас находится девушка?

— В монастыре кармелитов, на улице Святого Антония.

— Так вы с Ренаром снова вхожи туда?

— Тайком, графиня! Девочка так ослабла, так ошеломлена дорогой, что покой…

— Понимаю,— прервала черная маска.— Монастырь — хорошее место, никто не заподозрит, что вы там. Я знакома с братом Эразмом и с настоятелем, больше того, они у меня в долгу.

— Я знаю, они часто пользуются вашим гостеприимством.

— Смотри ка, и здесь показывают гостям мои картины.

Мефистофель и Жозе оглянулись. Под звон колокола в задней части залы поднялся занавес. Взорам очарованных зрителей предстала живая картина необыкновенной красоты. Она изображала похищение сабинянок. Сцена меденно вращалась, в то время как участники картины не шелохнулись.

Впечатление, произведенное картиной, было так велико, что черная маска не могла скрыть своей радости от этого успеха.

— И все это ваших рук дело, графиня! — шепнул Мефистофель.— Вы в самом деле становитесь властительницей умов.

Черная маска стала осматриваться кругом и заметила за откинутой драпировкой одной из ниш освещенное магическим светом поразительно красивое лицо юной девушки. Оно было мечтательным, даже меланхоличным. Темные блестящие глаза и перевитые жемчугом черные волосы ясно говорили о ее принадлежности к пламенным дочерям знойной Испании. Матовая кожа, характерная для южанок, придавала ей необычайную прелесть. Ее точеная обнаженная рука свидетельствовала о прекрасном сложении.

— Обратите внимание на даму в жемчугах,— сказала черная маска Мефистофелю.— Необыкновенно хороша.

— Я никогда ее здесь не видел.

— Она новичок и не должна тут оставаться. Попробуйте под каким-нибудь предлогом завлечь ее ко мне во дворец.

— От нее не оторвать глаз.— Мефистофель продолжал рассматривать девушку.— В ней есть какая-то особенная непонятная прелесть.

— Позаботьтесь, пожалуйста, чтобы дама в жемчугах не попала в руки какого-нибудь господина, а сегодня же ночью была бы у меня во дворце,— настойчиво повторила черная маска.

— Постараюсь, графиня,— ответил Мефистофель.

Жозе самодовольно улыбнулся. Он не сомневался, что красавица в жемчугах и бежавшая монахиня Франциска Суэнца — одно и то же лицо, и решился опередить Мефистофеля. Он быстро прошел в зал и тотчас же увидел, что ниша, где стояла красавица в жемчугах, завешена. Нужно было думать, что красавица там не одна; очевидно, в уединении, оставаясь невидимым из зимнего сада, ее общество разделял какой-нибудь кавалер, иначе как можно было понять это таинственно спущенное драпри — ведь не за тем приезжали красавицы в Шато-Руж, чтобы проводить время в одиночестве за драпри, скрывающими их от любопытных взоров.

Жозе вошел в незанятую никем нишу рядом с той, где сидела прекрасная Франциска Суэнца. Из оркестра лились мелодичные звуки одной из тех идиллически страстных песен, что пользуются таким успехом у постоянных посетительниц Шато-Руж. Жозе прислушался к тому, что делалось в соседней нише. К своему удивлению он услышал, как нежный женский голос подпевал музыке. То унылый, то страстный, он действовал завораживающе. Жозе слушал, а красавица продолжала тихо напевать: «Однажды и я любила… прошло то время, прошло… я любила искренне, любила горячо, любила тебя лишь одного, тогда еще щеки мои умели краснеть. А теперь… теперь я брошусь в бездну ночи, туда, туда, где царят лишь деньга, веселье и вино…»