Милостивый государь Александр Сергеевич!

За все те приятные минуты в жизни, какими я наслаждался, читая Ваши превосходные творения, делающие честь веку и нашей литтературе, не имея возможности заплатить тем же, я решаюсь поднести слабые труды мои и покорнейше просить Вас принять их, по крайней мере, за знак глубокого моего уважения к Вам, которое навсегда сохранится в моей душе.

Милостивый государь, ваш покорнейший слуга Иван Калашников.

28 марта 1833.

Министерство Военное.

Канцелярия Министерства.

Отделение 3. В С. П.бурге. 29 марта 1833 № 2910

Его благородию А. С. Пушкину.

Военный Министр имеет честь препроводить при сем к Александру Сергеевичу Пушкину восемь книг, заключающих в себе рапорты генерал-аншефа Бибикова, князя Голицына и графа Суворова Рымникского, присовокупляя, что рапортов генерала Михельсона в делах Военного Министерства не имеется.

По миновании надобности покорнейше просит доставить обратно.

Рад без памяти и благодарю без ума. Но зачем вы зовете меня в Петербург? Мне довольно Москвы и надолго. — Оставаясь в унив.[ерситете] (где я избран ордин.[арным] професс.[ором] истории), я начну разбирать иностр.[анный] архив, в Пет.[ербург] буду наезжать по мере надобностей. — Главное — исходатайствуйте скорее право-дубинку над архивом. Чтоб я мог брать, читать, [писать] переписывать, извлекать… в волю, до сы́та, до отвала. Важные секреты чай в Петерб.[урге] — но какие же секреты для истории? Ведь это смешно. — Ну пусть отпоют меня, ну пусть отрежут язык на столько линий, сколько угодно! Позволение мне и предписание [архи[вам]] местным властям должно быть написано убедительно и обстоятельно. Напр. я приду к Малин.[овскому] с писцем, с студентом — он пустит: „позволено вам, а не etc. [815] “ Всё предусмотреть и предупредить: дело с человеком 72 лет, архивом par excellence [816] , прототипом архива, который думает, что архив, следов.[ательно] и он, тогда только важен, пока неизвестен. — Вот если б Булгаков был там, с тем затруднений не было б. —

Вы пишете, что я буду печатать всё и для себя; но на чей счет?

По моему вот как бы это устроить:

„Для издания таких-то материалов учреждается комиссия“.

Членами сей комиссии всемилостивейше повелено быть такому-то с жалованьем…, такому-то с жалованьем. — На печатание, по мере изготовления, по сметам, имеет отпускаться сумма из Кабинета или…

Члены имеют право etc. [817]

О своем жалованье я не говорю. Пусть назначат, что угодно. Я не имею теперь такой нужды, как прежде, и скажу с солдатами: рад стараться на память о батюшке нашем Петре Алексеевиче. —

Мое дело, повторю для ясности, — разбирать, приготовлять к печати, издавать. —

Поздравляю с праздником, а как зовут вашу Аду, и что вы написали в прошедшем году?

Ваш М. Погодин

1833. Марта 29.

Что вы не упомянули царю [818] о моем Петре при таком благоприятном случае. Бог вам судья. — Я уверен, что он по докладной записке не позволил печатать, думая, что всё печатаемое играется. — Другой причины быть не может: в трагедии всё уже известное у нас и перепечатанное. Нового — форма. — Если б были места непозволительные — ну, делай свое дело, Цензура, торгуйся, вымарывай. — Скажите это Дмитри[ю] Николаевичу. Может быть он возмется при случае объяснить. — Похлопочите.

Да — я и забыл: меня смешивали с Полевым!! — Господи-боже мой! Видал ли кто такой напраслины. Да кто же ругал и обличал этого [сукина сына] больше моего? И я за это страдал! —

Я начал писать в сценах нашу историю от Бориса до Романовых. — Бориса кончил давно. Теперь за Самозванцем.

Собирая памятники отечественной истории, напрасно ожидал я, чтобы вышло наконец описание Ваших Закавказских подвигов. До сих пор поход Наполеона затемняет и заглушает всё — и только некоторые военные люди знают, что̀ в то же самое время происходило на Востоке.

Обращаюсь к В.[ашему] в.[ысокопревосходительству] с пр[осьбою о деле для меня важном]. Знаю, что Вы [неохотно решитесь ее исполнить.] Но Ваша сл[ава принадлежит России и Вы не вправе ее утаивать]. Если в праздные часы занялись вы славными воспоминаниями и составили записки о своих войнах, то прошу Вас удостоить меня чести быть Вашим издателем. Если ж Ваше равнодушие не допустило Вас сие исполнить, то я прошу Вас дозволить мне быть Вашим историком, даровать мне краткие необходимейшие сведения, и etc. [819] .

Искренно благодарю Вас за письмо, коего Вы меня удостоили. Удовольствие [?] читателей [?] коих [?] уважаем есть лучшая из всех наград.

Вы спрашиваете моего мнения о Камчадалке. Откровенность [?] под моим пером может показаться вам простою [?] учтивостию [?]. Я хочу [?] лучше [?] повторить вам мнение Крылова, великого знатока и беспристрастного ценителя истинного [?] таланта. Прочитав Дочь Жолобова он мне сказал: Ни одного из русск[их] ром[анов] я не читывал с большим удовольствием. Камчадалка верно не ниже вашего первого произведения. Сколько я мог заметить, часть публики, которая судит о книгах не по объявл[ениям] газет, а по собств[енному] [?] впечатлению [?], полюбила вас и с полным [?] радушием приняла обе Ваши пьесы [?]. После этого не тревожьтесь мнением П.[олевого], он человек смы[шленый] [?], обязатель[ный] [?] и умный [?], но конечно уж не литератор. Как писатель, он не имеет никакого таланта, как критик повторяет [?] чужие мысли [?] с постоянством [?] упрямого [?] […] хотя [?] всё [?] […] стало [?][…] что [?][…] ошибок […] […] противуречия и бессмыслицы [?] […]