Пушкин Александр Сергеевич
Шрифт:
Le 3 Mars 1831. St. Pétersbourg.
Bien avant la réception de votre lettre, mon cher Monsieur Pouchkin, j'avais déjà chargé Wiasemsky de vous féliciter sur votre bonheur et d'être l'interprète de tous les vœux que je formais pour qu'il soit durable et parfait autant qu'il est donné sur cette terre de l'être. Je suis bien reconnaissante de ce que vous avez pensé à moi dans les premiers moments de votre bonheur, c'est une vraie preuve d'amitié. Je vous réitère ici mes vœux, qui sont plutôt des espérances, pour que votre vie devienne douce et calme autant qu'elle a été orageuse et sombre jusqu'ici, que la compagne douce et belle que vous vous êtes choisi soit votre ange tutélaire, que votre cœur, toujours si bon, s'épure auprès de votre jeune épouse, enfin que la miséricorde Divine vous protège et vous bénisse. Je suis impatiente d'être témoin de vos douces et vertueuses joies. Vous ne douterez [525] pas de la sincérité de ces vœux comme vous ne doutez pas de l'amitié qui les a inspirés à celle qui pour la vie est votre dévouée C. Karamzin.
525
Переделано из doutez
Je vous charge d'être mon interprète auprès de Madame Pouchkine, de lui [dire] exprimer ma reconnaissance pour ses lignes aimables et de lui dire que j'accepte avec sensibilité sa jeune amitié, en l'assurant que malgré mes dehors froids et sévères elle trouvera toujours en moi un cœur tout prêt à l'aimer, surtout si elle assure le bonheur de son mari.
Mes filles, comme vous pensez bien, sont impatientes de faire la connaissance de la belle Natalie. [526]
526
3 марта 1831 г. С.Петербург.
Задолго до получения вашего письма, дорогой Пушкин, я уже поручила Вяземскому поздравить вас с вашим счастьем и выразить вам мои пожелания, чтобы оно оказалось столь прочным и полным, насколько это вообще возможно в нашем мире. Я очень признательна вам за то, что вы вспомнили обо мне в первые дни вашего счастья, это истинное доказательство дружбы. Я повторяю свои пожелания, вернее сказать надежду, чтобы ваша жизнь стала столь же радостной и спокойной, насколько до сих пор она была бурной и мрачной, чтобы нежный и прекрасный друг, которого вы себе избрали, оказался вашим ангелом-хранителем, чтобы ваше сердце, всегда такое доброе, очистилось под влиянием вашей молодой супруги, словом, чтобы вас осенила и всегда охраняла милость господня. Мне не терпится увидеть собственными глазами ваше сладостное и добродетельное счастье. Не сомневайтесь в искренности этих пожеланий, как вы не сомневаетесь в дружбе, внушившей их той, которая на всю жизнь останется преданной вам Е. Карамзиной.
Я прошу вас выразить госпоже Пушкиной мою благодарность за любезную приписку и сказать ей, что я с чувством принимаю ее юную дружбу и заверяю ее в том, что, несмотря на мою холодную и строгую внешность, она всегда найдет во мне сердце, готовое ее любить, особенно, если она упрочит счастье своего мужа.
Дочери мои, как вы легко можете себе представить, нетерпеливо ждут знакомства с прекрасной Натали.
Адрес: Его высокоблагородию милостивому государю Александру Сергеевичу Пушкину. в Москве.
Милостивый государь Николай Иванович.
Спешу ответствовать на предложение Вашего превосходительства, столь лестное для моего самолюбия: я бы за честь себе поставил препроводить сочинения мои в Смоленскую Библиотеку, но в следствии условий, заключенных мною с петербургскими книгопродавцами, у меня не осталось ни единого экземпляра, а дороговизна книг не позволяет мне и думать о покупке.
С глубочайшим почтением и совершенной преданностию честь имею быть, милостивый государь Вашего превосходительства покорнейшим слугою. Александр Пушкин.
6 марта 1831 Москва.
[На обороте листа:]
Дав официальный ответ на официальное письмо Ваше, позвольте поблагодарить Вас за ваше воспоминание и попросить у вас прощения, не за себя, а за моих книгопродавцев, не высылающих Вам, вопреки моему наказу, ежегодной моей дани. Она будет Вам доставлена непременно, Вам, любимому моему поэту; но не ссорьте меня с Смоленским губернатором, которого впрочем я уважаю столь же, сколько Вас люблю.
Весь Ваш.
Le tumulte et les embarras de ce mois qu'on ne saurait chez nous nommer le mois de miel, m'ont empêché jusqu'à présent de vous écrire. Mes lettres pour vous n'auraient dû être pleines que d'excuses et de remerciements, mais vous êtes trop au dessus des uns et des autres pour que je me les permette. Mon frère va donc vous devoir toute sa carrière à venir; il est parti pénétré de reconnaissance. J'attends à tout moment la décision de B.[enkendorf] pour la lui faire parvenir.
J'espère, Madame, être à vos pieds dans un ou deux mois tout au plus. Je m'en fais une véritable fête. Moscou est la ville du Néant. Il est écrit sur sa barrière: laissez toute intelligence, o vous qui entrez. Les nouvelles politiques nous parviennent tard ou défigurées. Depuis près de 2 semaines nous ne savons rien relativement à la Pologne — et l'angoisse de l'impatience n'est nulle part! Encore si nous étions bien dissipés, bien fous, bien frivoles — mais point du tout. Nous sommes gueux, nous sommes tristes et nous calculons bêtement le décroissement de nos revenus.
Vous me parlez de Mr de la Menais, je sais bien que c'est Bossuet-Journaliste. Mais sa feuille ne parvient pas jusqu'à nous. Il a beau prophétiser; je ne sais si Paris est sa Ninive, mais c'est nous qui sommes les citrouilles.
Скорятин vient de me dire qu'il vous avait vue avant son départ, que vous avez eu la bonté de vous ressouvenir de moi, que vous vouliez même m'envoyer des livres. Il faut donc absolument vous remercier, dussé-je vous impatienter.
Veuillez agréer mes respectueux hommages et les faire parvenir à Mesdames les Comtesses vos filles.
26 mars.
Mon adresse: дом Хитровой на Арбате. [527]
Адрес: Ее превосходительству милостивой государыне Елисавете Михайловне Хитровой В С. Петербурге у Симеоновского моста в доме Межуевой.
Что это значит, душа моя? ты совершенно замолк. Вот уже месяц как от тебя ни строчки не вижу. Уж не воспоследовало ли вновь тебе от ген.[ерал]-губерн.[атора] милостивое запрещение со мною переписываться? чего доброго? не болен ли ты? всё ли у тебя благополучно? или просто ленишься да понапрасно друзей своих пугаешь. Покаместь вот тебе подробное донесение обо мне, о домашних моих обстоятельствах и о намерениях. В Москве остаться я никак не намерен, причины тому тебе известны — и каждый день новые прибывают. После святой отправляюсь в П.[етер]Б.[ург]. Знаешь ли что? мне мочи нет хотелось бы к Вам недоехать, а остановиться в Царск.[ом] селе. Мысль благословенная! Лето и осень таким образом провел бы я в уединении вдохновительном, вблизи столицы, в кругу милых воспоминаний, и тому подобных удобностей. А дома́ вероятно ныне там недороги: гусаров нет, двора нет — квартер пустых много. С тобою, душа моя, виделся бы я всякую неделю, с Жук.[овским] также — П.[етер]Б.[ург] под боком — жизнь дешевая, экипажа не нужно. Чего, кажется, лучше? Подумай об этом на досуге, да и перешли мне свое решение. Книги Белизара я получил и благодарен. Прикажи ему переслать мне еще Crabbe,Wodsworth, [528] Southey и Schakspear [529] [530] в дом Хитровой на Арбате. (Дом сей нанял я в память моей Элизы; скажи это Южной ласточке, смугло румяной красоте нашей). Сомову скажи, чтоб он прислал мне, если может, Лит.[ературную] Газету за прошедший год [да и] (за нынешний не нужно; сам за ним приеду) да и С.[еверные] Цветы, последний памятник нашего Дельвига. Об альманахе переговорим. Я не прочь издать с тобою последние С.[еверные] Цветы. Но я затеваю и другое, о котором также переговорим. Мне сказывали, что Жук.[овский] очень доволен Марфой посадницей, если так, то пусть же выхлопочет он у Бенкендорфа или у кого ему будет угодно, позволение напечатать всю драмму, произведение чрезвычайно замечательное, не смотря на неровенство общего достоинства и слабости стихосложения. Погодин очень, очень дельный и честный молодой человек, истинный немец по чистой любви своей к науке, трудолюбию и умеренности. Его надобно поддержать, также и Шевырева, которого куда бы не худо посадить на опустевшую кафедру Мерзлякова, доброго пьяницы, но ужасного невежды. Это было бы победа над университетом, т. е. над предрассудками и вандализмом.
527
Суматоха и хлопоты этого месяца, который отнюдь не мог бы быть назван у нас медовым, до сих пор мешали мне вам написать. Мои письма к вам должны были бы быть полны извинений и выражения благодарности, но вы настолько выше того и другого, что я себе этого не позволю. Итак, брат мой будет обязан вам всей своей будущей карьерой; он уехал, исполненный признательности. Я с минуты на минуту жду решения Бенкендорфа, чтобы сообщить о нем брату.
Надеюсь, сударыня, через месяц, самое большее через два, быть у ваших ног. Я живу этой надеждой. Москва — город ничтожества. На ее заставе написано: оставьте всякое разумение, о вы, входящие сюда. Политические новости доходят до нас с запозданием или в искаженном виде. Вот уже около двух недель, как мы ничего не знаем о Польше, — и никто не проявляет тревоги и нетерпения! Если бы еще мы были очень беспечны, легкомысленны, сумасбродны, — ничуть не бывало. Обнищавшие и унылые, мы тупо подсчитываем сокращение наших доходов.
Вы говорите о г-не де Ламене, я знаю, что это Боссюэт журналистики. Но его газета до нас не доходит. Пусть пророчествует вволю; не знаю, является ли для него Ниневией Париж, но мы-то уж несомненно тыквы.
Скарятин только что сообщил мне, что видел вас перед отъездом, и вы были так добры, что вновь вспомнили обо мне, хотели даже послать мне книги — я вынужден непременно благодарить вас, хотя бы должен был вас этим рассердить.
Благоволите принять уверение в моем почтительном уважении и засвидетельствовать его графиням, вашим дочерям.
26 марта.
Мой адрес: […]
528
Так в подлиннике.
529
Так в подлиннике.
530
Крабба, Вордсворта, Соути [и] Шекспира.