Ирдик, оставив банку висеть в воздухе под таким углом, чтобы человечек не мог полностью встать, скрестил руки на груди и кратко пояснил:

— Это мелкий Женов родственник.

Родственник, в очередной раз съехавший пузом на дно, пнул стеклянную стенку ногой и показал мне кулак. Я не обиделся, даже, наоборот, развеселился. Почему-то человек напомнил мне Мусора в моменты его непосильного гнева. Как, например, прошлым летом, когда у него заболел живот и нужно было срочно домой, а в трамвай набилось столько народу, что Мусор туда не влез. Гнев был — о-го-го! Мусор долго бился головой о столб, потом пытался пинать порхавшую вокруг нас газету и под конец с воем скрылся где-то в подворотне. Естественно, для того, чтобы облегчить боль в желудке. Облегчить-то он ее облегчил, но, видимо, своим непристойным видом именно в момент процесса облегчения кого-то рассердил, потому что спустя минут пять появился из подворотни мокрый с головы до ног, с висящей на шапке кожурой давно сгнившего банана и весь в какой-то мелкой белой пудре. Как оказалось позже, это была крошка яичной скорлупы, а все остальное— результат вылитого с третьего этажа ведра. Вероятно, помойное, но Мусор не мог утверждать точно.

— Я ж в то время не вверх глядел, а наоборот, — объяснял он потом…

Штаны у мелкого Женова родственника выглядели как у Мусора в описанный мною момент — оборваны снизу, а на поясе перевязаны веревкой, как у какого-то древнего крестьянина. Человечек все время вертелся, что позволило рассмотреть и его лицо. Ничего особенного в нем не было, даже усов. Только слегка оттопыренные уши, но подобное я уже встречал у Севы и особенного значения не придал. Родственник тоже некоторое время меня рассматривал, а потом громко произнес, куда мне в ближайшее время надо идти.

— И как же его зовут?

— Нет, сначала объясни, что значит — Женов родственник, — потеряв остатки совести, вновь перебил Сева.

— Ну… — замялся Ирдик, почесывая фиолетовое ухо, — «Винни-Пуха» читал?

— Я читал, — кивнул Сева, — за н-него не ручаюсь.

— И я, — быстро сказал я, чтобы ничего такого не подумали. Вид многочисленных книг, лежащих где и как попало, говорил гораздо красноречивее.

— Так вот, в этой книжке были такие персонажи — многочисленные родственники и знакомые Кролика, — начал Ирдик. Граф подлил масла на сковородку, и Сысоич довольно заурчал. Его голова стала коричневой с одного бока, а другая половина покрылась крупными каплями пота. Сысоич блаженно улыбался.

— …вот и у Жена есть мелкие родственники, — продолжал Ирдик, почесывая за ухом, — только их гораздо больше, и все они ужасно вредные. Самые большие из них ростом с курицу, а самые маленькие как тараканы…

— Этот, значит, средний, — задумчиво произнес Сева.

— Значит, да. Они везде шныряют и вынюхивают и вечно путаются под ногами! А толку никакого. Уж Жен их и травил, и ловушки ставил. Специального человека приглашал из фирмы. Правда, он по тараканам и мошкам специалист был, но, согласитесь, не все ли равно? Так этот человек побродил по Женову замку, похмыкал, а потом взял и пропал. Бесшумно. Шесть дней искали. Яркула вон даже в мышь превратился и по всем малодоступным местам ползал. Нашли. В необжитом крыле замка. Да еще вдобавок на чердаке. Лежал, бедняга, завернутый в ковер, с трусами во рту, побритый наголо, без левого уха, без единого волоска в носу. Пытали, видно, беднягу. А самое страшное — без восьми золотых зубов. Один зуб медный валялся рядом, видно, мелкие Женовы родственники, как разглядели, что не золото, вернули…

— Так это родственники были? — почти хором спросили мы с Севой.

— А то кто ж, — ответил Яркула, выключая плиту. — У них же этот… интеллект!

— Ну ничего себе, — по-детски подивился Сева и легонько стукнул ногтем по стенке банки.

Человечек повернулся к нему задом и демонстративно спустил штаны. Я громко расхохотался, едва не упав с табуретки, но зато больно стукнулся головой о стенку.

— Зовут его как? — Ничуть не смутившись, Сева преданно посмотрел на Ирдика.

— Его-то? Честно, не помню. Я его давно поймал, когда еще только-только право на отдельную лампу получил. Или Вошка, или Сашка…

— Ладно, хватит болтать, — крикнул со сковородки Сысоич. — Нам надо эксперимент заканчивать, а не бурундуков всяких рассматривать.

Банка с родственником перекочевала в складки восточного халата Ирдика. Он хлопнул себя по коленям и бодро подошел к плите.

— Так вот, — с энтузиазмом продолжал Сысоич, — а сейчас мне нужно в холодильник. Поставьте меня на вторую полку, слышите?

Ирдик, шептавший в ухо Яркуле что-то о девушках, проживающих на улице Пролетарской, дом двенадцать, дернулся и часто-часто закивал головой.

— Это все быстро делать надо! — уточнил Сысоич. — Витя, сюда иди, ты-то все и сделаешь! А то от этих, извините, конечно, нелюдей мало чего можно дождаться, не говоря уже о каких-либо реальных действиях.

— Попрошу не обобщать. — Яркула гордо скрестил руки и посторонился, пропуская к плите меня. — Не знаю, как джинн, а я что хочешь сделать могу. Причем быстро и экономно!

— А что джинн? Я, если хотите знать, на прошлой неделе государственную премию получил за лучшее благоустройство лампы! Вот.

Яркула, видимо, знавший, что это была за премия и куда она в конце концов подевалась, презрительно захохотал:

— Держите меня семеро! Уж ты-то и премию!

— Счас я те поржу, мышь бесхвостая, — мрачно пообещал Ирдик, закатывая рукава.

— Ну, джинновская морда, давай! — Граф с присущей своему титулу грацией сорвал галстук, обнажая голую худую шею. Она была синего цвета, и я догадывался почему.