– Он еще не приходил в себя, – предвосхищая вопросы, проинформировала актриса шепотом (отчего‑то говорить в полный голос в больнице казалось неправильным и неприличным). – Как твоя рука?

– Почти не болит. – Непроизвольно я потрогала тугую повязку, спрятанную под рукавом свитера. В процедурном кабинете молчаливый синеглазый врач наложил мне десяток швов на самые глубокие порезы и отпустил выздоравливать. Вестичи решили, что ранение нанес демон, а я смалодушничала и не стала переубеждать их в обратном.

Неловко примолкнув, мы с тоской разглядывали безжизненного парня в палате.

– Я за кофе, а то глаза слипаются. – Подавив зевок, актриса неопределенно кивнула в конец коридора. – Побудешь с Филом?

– Конечно.

Когда она ушла в больничный кафетерий, то я, стараясь не шуметь, прошмыгнула в палату. Не верилось, что на постели лежал именно Филипп, с безвольно вытянутыми поверх белой простыни руками, окруженный страшными медицинскими приборами. В настороженной тишине пищал датчик, отсчитывающий сердечные удары пациента.

На запястье парня краснел расплывшийся ожог. В воспаленных контурах угадывался след от пентаграммы Аарона, украшавшей подаренный мною браслет. Бросив в кресло куртку, я присела на краешек кровати и легонько дотронулась до рубца. Кожа была ледяной, но клеймо горело. Невольно вспомнилась ослепительная вспышка, разрезавшая темноту Гнезда, за минуту до того, как ведьмак провалился в беспамятство.

– Ты что здесь делаешь? – прозвучал резкий голос Аиды.

Отдернув руку, я глянула на незаметно вернувшуюся в палату ведьму. Ее строгий брючный костюм измялся, гладкая прическа растрепалась, а глаза покраснели от слез. Стыдно признаться, но меня смутил облик обычно лощеной матери Филиппа, словно постаревшей на несколько лет.

– Лиза попросила подежурить, – поспешно вставая, пробормотала я.

– Ты здесь лишняя. – В тоне женщины прозвучала непреклонность. – Не желаю, чтобы мой сын увидел тебя и разгромил больничную палату.

В растерянности я покосилась на спящего парня. От мысли, что придется вернуться домой и сходить с ума от неизвестности, нападала черная тоска.

– Аида, не понимаю, что именно вы имеете в виду, но позвольте мне остаться. – Просьба прозвучала слезливо. Наверное, и я сама выглядела не лучшим образом – потерянной и жалкой.

– Уходи! – приказала ведьма сквозь зубы, буравя меня острым взглядом. – Ты навлекаешь на нас несчастья! Ты видела, что убьешь моего сына, и вот он здесь, а ты жива и невредима.

От несправедливых нападок внутри похолодело. Мы пристально смотрели друг друга, и в гнетущем безмолвии пищал проклятый датчик, доказывающий, что Филипп жив. Наверное, бывший парень тоже захотел бы выставить меня за дверь.

– Как скажете, – уступила я и, подхватив куртку, направилась к выходу. Женщина посторонилась.

– Никогда не приближайся к моей семье! – Остановил меня очередной приказ.

– Аида, – потеряв терпение, я оглянулась через плечо к разгневанной ведьме, – откройте, наконец, глаза! Я вовсе не причина, а всего лишь следствие того, что происходит в вашем доме!

– Пошла вон!

Обида нахлынула уже в коридоре. Поперек горла встал горький комок, а глаза защипало от непрошеных слез. Я выбралась на слабо освещенную лестницу и, привалившись спиной к шершавой стене, громко всхлипнула. Звук эхом разлетелся в гулкой тишине холодных пролетов.

Неожиданно в кармане ожил мобильный телефон, веселый стрекот царапнул по нервам. Номер, определившийся на экранчике, оказался незнакомым, но в трубке раздался баритон Зака:

– Ты где?

– Уехала. – Я быстро стерла слезы ладонью, словно собеседник мог меня видеть.

– Тебя Аида выгнала?

– Возвращайся немедленно, – велел ведьмак. – Она расстроена и не понимает, что делает.

– Такси уже далеко от больницы.

С каждым разом получалось врать все лучше. Заккари был прав, когда доказывал, что ложь – не такая уж и сложная наука.

– Саша, ты должна знать, что Фила спас знак Аарона. Брат выжил благодаря твоему браслету.

– И ты расстроен? – грубо перебила я, выплескивая бурлившую внутри обиду. – Ты бы мог стать Хозяином. Не везет, правда, Зак?