Командир с легким сердцем поднялся на мостик, сел в свое бамбуковое кресло и раскрыл «Историю величия и падения Рима».

В это время Стива Бобрин объяснялся с Новиковым в его каюте.

— Поймите наконец, — говорил он шепотом, прислушиваясь к шагам на палубе, — если мы хотим победить, то должны оставить прежние предрассудки.

— Предрассудки?

— Именно! Прежние понятия в нашей игре устарели. От них несет нафталином.

— Все устарело?.. Все к черту? Веру, царя, отечество! Да?

— Как вы можете, Юрий Степанович?

— Сейчас все можно.

— Да! Но только для достижения наших целей. Тут мы должны действовать, как монахи ордена иезуитов.

— Цель оправдывает средства? Все можно?

— Да, Юрий Степанович. Подумайте сами, что бы мы выиграли, если я бы продолжал сидеть под домашним арестом и ждать суда чести? Теперь же я становлюсь боевой единицей и нахожусь в стане врага. Неужели вам не понятны преимущества этого?

Новиков расплылся в язвительной улыбке:

— Не хватило выдержки. Не сегодня, так завтра командиру пришлось бы сменить гнев на милость. Ведь вахту нести некому.

— Разве вы не знаете, что вахтенным офицером хотели назначить боцмана?

— Разговорчики. Сошел бы с позором после первой вахты.

— Если нет?

— Заведовали бы мачтой, и только. Спокойней. Пусть сами отдуваются! Навязали нам ненужный рейс. Нашли время совершать кругосветные плавания, когда там, — он показал пальцем на северо-восток, — там мы и наш груз нужны дозарезу! Ну, ладно. Черт с вами, только не могу не заметить, какой вы сукин сын, дорогой мой Стива. — Он дохнул на него водочным перегаром. — Ну и сообщнички у меня, один другого хлеще. Но вы в одном правы — надо не стесняться в средствах. Вы должны «охладеть» ко мне и барону, постарайтесь снискать дружбу радиста. Путь еще немалый, все может случиться, и вы вместо мичмана можете сразу стать старшим офицером. Выпьем за вашу сногсшибательную карьеру!..

Лейтенант Фелимор с плохо скрываемой тревогой посмотрел на своего сумрачного партнера. Он от души сочувствовал неудачам Бобрина, хотя и не одобрял его действий, включая и ухаживание за своей невестой. Последнее он прощал потому, что понимал, как трудно устоять перед этой необыкновенной девушкой.

— Удивительная погода, мистер Бобрэн, — сказал он, чтобы начать разговор и отвлечь коллегу от неприятных мыслей.

— Что в ней удивительного? Обыкновенное состояние атмосферы в этих широтах. Эх, скорей бы все кончилось!

— Ну, что вы! Такое плавание, все, что с нами случилось, так необыкновенно! Я уверен, что мало людей и кораблей во всей истории мореплавания, с которыми произошло что-либо подобное. Нет, мистер Бобрэн, вы просто не в духе. Это пройдет, останется только наше чудесное плавание. — Он засмеялся от избытка переполнявшей его радости. — Возможно, вы привыкли ко всему, что случается с вашим «Орионом». Хотя разве можно быть равнодушным к необыкновенному? Нет, мистер Бобрэн. Ваш сплин развеют ветры океана, и вы тогда посмотрите на все другими глазами. Ведь только подумать, что все началось для меня с встречи с двумя русскими моряками. Никогда не думал, что именно с ними будут связаны мои самые лучшие дни. Хотя сэр Ольфтон, не плохой в общем старик, уверен, что жестоко наказал меня, и сейчас, наверное, его, беднягу, мучают угрызения совести.

С бака донесся дуэт впередсмотрящих:

— Обла-а-ка! Пра-а-ва по носу-у!

Фелимор умолк, прислушался и спросил:

— Что они поют?

— Про облако на горизонте.

— Ах да! Смотрите! Какое прекрасное облако!

Бобрин усмехнулся:

— Такое прекрасное облако может снести весь наш рангоут. Я давно его вижу, — соврал Стива. — Возможно, пройдет по корме.

— Я увлекся и не заметил. Вы знаете, я очень увлекающийся человек и, как ни странно, открыл это в себе совсем недавно.

— После встречи с Элен?

— Несколько позже. Хотя всегда был, видимо, таким. Мальчишкой убегал в Америку.

— Я тоже!

— О!

Они замолчали, не спуская глаз с облака, превратившегося на глазах в грозную тучу. На палубе стало тихо, матросы без команды заняли свои места, поглядывая на мостик: их взгляды говорили, что самая пора заняться парусами.

— Не успеем, — сказал лейтенант Фелимор.

— Проскочим! — Бобрин и сам видел, что шквальное облако скоро накроет клипер, но все же, чтобы настоять на своем, повторил: — Проскочим.

— Не глупите, убирайте паруса, сэр!

— Знаю, черт возьми!

Срывающимся от волнения голосом гардемарин подал наконец команду:

— Все наверх, паруса убрать!..

Засвистели боцманы, прежде чем передать команду в жилые палубы. Матросы пулей вылетали наверх. На мостик вбежал старший офицер: при команде «Все наверх» он брал на себя управление кораблем. Недовольно поморщившись, Николай Павлович отдавал команды, поглядывая на грозное облако. Стива Бобрин занял по расписанию место у своей мачты и с замершим сердцем тоже смотрел то на облако, то на матросов, которые с необыкновенной быстротой поднимались по вантам, зная, что грозит кораблю, если они не уберут за считанные минуты паруса, и крыли его и всех его родственников до девятого колена, как это умеют делать только русские моряки.