— Насколько я знаю, да.

— Ваш муж когда-либо отзывался о подсудимом как о соседе, о старом друге детства?

— Да.

— Рассказывал ли ваш муж, как они еще мальчишками одиннадцати лет вместе ходили рыбачить? Или играли в одной бейсбольной или футбольной команде? Или ездили в школу на одном и том же автобусе? Рассказывал ваш муж что-либо подобное?

— Полагаю, что да, — ответила Сьюзен Мари.

— М-да… — задумчиво произнес Нельс. Пощипав кожу под подбородком и поглядев в потолок, он продолжал: — Миссис Хайнэ, в процессе дачи свидетельских показаний вы упомянули так называемые «косые взгляды» мистера Миямото, якобы направленные на вашу свекровь. Вы помните?

— Да.

— Вы ничего не говорили о том, что подсудимый бросал подобные взгляды в вашу сторону. Это так? Вы действительно не говорили?

— Нет, не говорила.

— Или в сторону вашего мужа? Вы ведь не говорили о том, что он бросал косые взгляды на мужа? Или же об этом говорила ваша свекровь?

— Я не могу отвечать ни за одного, ни за другую, — ответила Сьюзен Мари. — Я не знаю, что они думали.

— Конечно, — согласился с ней Нельс. — Я и не хочу, чтобы вы отвечали за них. Просто ранее, миссис Хайнэ, когда вас допрашивал мистер Хукс, вы с готовностью совершили подобное. Вот я и решил рискнуть.

При этих словах Нельс улыбнулся.

— Ладно, — вмешался судья Филдинг. — Довольно, мистер Гудмундсон. Либо задавайте ваши вопросы, либо заканчивайте и садитесь.

— Ваша честь, — обратился адвокат к судье. — Многое из сказанного здесь основывалось на догадках, однако было принято в качестве свидетельских показаний. Это следует отметить.

— Да, — ответил судья. — Многое из сказанного основывалось на догадках. Против чего вы не протестовали, мистер Гудмундсон. Потому что знали — по закону миссис Хайнэ разрешается передавать содержание и характер разговора с покойным мужем. Потому как сам он, по несчастию, не может этого сделать. Миссис Хайнэ присягала говорить только правду. И поскольку наш суд руководствуется законами, мы обязаны доверять ей.

Судья медленно повернулся в сторону присяжных:

— Судебное положение, о котором идет речь, иначе называется Законом касательно умершего. Обычно такие свидетельские показания не заносятся в протокол — по закону я имею право признать их догадками, поскольку лицо, о котором идет речь, является покойным. Однако при рассмотрении уголовных дел не запрещается принимать во внимание подобные свидетельские показания; мистер Гудмундсон отлично осведомлен об этом. Но, говоря откровенно, создается неоднозначная ситуация. Именно это, насколько я понимаю, и хотел отметить мистер Гудмундсон.

— Совершенно верно, — ответил Нельс. — Это я и хотел отметить.

Обращаясь к судье, он слегка кивнул, потом глянул на присяжных, а затем повернулся и посмотрел на Миямото Кабуо, который сидел все так же прямо, сложив руки перед собой. Как раз в этот момент свет в зале суда мигнул, мигнул еще раз и погас. На Пирсовой дороге повалило дерево; падая, оно задело электрические провода.

— Как раз вовремя, — заметил Нельс, когда в зале суда погас свет. — Ваша честь, у меня больше нет вопросов к миссис Хайнэ. Она может идти.

Четыре высоких окна, запотевшие от паровых радиаторов, пропускали в зал блеклый, приглушенный снегом свет. Сидевшие на галерее переглядывались и задирали головы к потолку; их лица потускнели, будто накрытые тонким покрывалом.

— Очень хорошо, — отозвался судья. — Со светом или без света, но мы продолжим. Однако терпение… призываю вас к терпению. Итак, мистер Хукс, вам есть что сказать?

Элвин поднялся и сказал суду, что у обвинения вопросов больше нет.

— Я бы даже заметил коллеге, — тут обвинитель подмигнул адвокату, — что на самом деле свет погас как нельзя более вовремя. Миссис Хайнэ — наш последний свидетель, и обвинение берет паузу одновременно с паузой в электрическом снабжении нашего округа.

Кое-кто из присяжных ожил и заулыбался.

— Обвинение берет паузу… — повторил судья. — Что ж, хорошо. Очень хорошо. Я в любом случае собирался объявить перерыв на обед. За это время мы свяжемся с энергетиками и узнаем, что там у них стряслось. А пока я бы попросил мистера Хукса и мистера Гудмундсона подойти ко мне в кабинет.

Судья поднял молоток и вяло стукнул им о деревянную подставку.

— Объявляю перерыв, — произнес он. — Если слушания вообще продолжатся, то случится это ровно в час, час пополудни, согласно моим часам. На которых сейчас… — тут он глянул на часы, — …одиннадцать пятьдесят три. Поскольку наши электрические вышли из строя, ориентироваться на них не советую.

Эд Сомс придержал для судьи дверь, и тот прошел в свой кабинет. Сидевшие на галерее стали выходить по одному; репортеры похватали свои блокноты. Сомс вошел вслед за судьей, чтобы зажечь свечи, которые, как он знал, лежали в глубине ящика стола. Свечи судье понадобятся, потому что в кабинете было темно, темнее, чем в сумерки, — через окна едва просачивался слабенький свет. К тому времени как Нельс Гудмундсон и Элвин Хукс вошли и расположились напротив стола, две свечи уже горели. Казалось, что трое мужчин собрались для спиритического сеанса: судья в шелковой мантии, Нельс Гудмундсон в галстуке-бабочке, придававшем ему несколько театральный вид, и щеголеватый Элвин Хукс, закинувший ногу на ногу. Сомс пошел к дверям; остановившись, он извинился и осведомился у судьи, не надо ли тому чего. Если нет, то он проведает присяжных.