Во время нелегкого путешествия Афра и Гизела сильно сблизились: у обеих были похожие судьбы. Обе потеряли мужей, хотя и по разным причинам, и были вынуждены сами справляться с нелегкой судьбой. Кухлерша, на два года старше Афры, за время поездки рассказала о себе намного больше, чем Афра. Та, наоборот, рассказала попутчице только отдельные куски своей биографий и не хотела говорить об истинной цели своего путешествия даже после настойчивых расспросов.

Поручив слугам заботу о лошадях и фургоне, женщины отправились в общую залу, чтобы утолить голод и жажду. Собравшиеся там были в основном мужланы, моряки, водившие свои соляные суда, называемые «утюгами», вниз по реке, — они были здесь хозяевами положения. При виде путешествующих в одиночку женщин они уставились на них, как баран на новые ворота. Некоторые стали делать многозначительные жесты и бросать многообещающие взгляды.

Шум в общей зале ненадолго смолк. Тут Гизела, устроившаяся на дальнем конце стола, крикнула:

— Вы что, языки проглотили? Никогда красивых женщин не видели?

Смелое поведение Кухлерши смутило мужчин. Они тут же снова заговорили, и вскоре моряки уже не обращали никакого внимания на путешественниц.

Такой трактир, как у хозяина Брука, был также местом, где обменивались новостями. Здесь были извозчики, делившиеся информацией только тогда, когда их обильно поили и кормили. Так, ради бесплатной еды рассказывали об убийствах и чудесах, которых никогда не было и быть не могло. Но народ, от нищих до благородных господ, с наслаждением впитывал эти слухи. Даже если слухи оказывались неправдой, все равно — они давали пищу для разговоров.

Одухотворенным голосом проповедника моряк, знававший, судя по платью, лучшие дни, рассказывал, что своими собственными глазами видел в Вене, как человек поднимался в воздух на змее, сделанном из холста, и как он, здоровый и невредимый, опустился на землю неподалеку. Это чудо удалось совершить при помощи огня, который разожгли под полотняным змеем. Купец с севера в свою очередь рассказал, что арбалет как оружие себя изжил и в будущем войны будут вестись исключительно при помощи пороховых пушек, которые швыряют тяжелые железные шары на целую милю вперед, прямо на врага.

Афра непроизвольно вздрогнула, когда один путешественник упомянул об Ульме. Мол, это единственный город, где свиньям и птице запрещено гулять по улице. Таким образом люди надеются уберечься от чумы, свирепствующей во Франции и Италии, где она уже унесла тысячи жизней.

Чума была главной темой для разговоров среди путешественников того времени. Каждый день, в любом месте смертельная болезнь могла вспыхнуть снова. Купцы и бродяги способствовали тому, что зараза молниеносно распространялась из страны в страну.

Так, одетый в черное странствующий студент, судя по белому воротничку и широким рукавам магистр искусств, вызвал всеобщее недоверие, объявив, что в Венеции, где свирепствует чума, он оказался к ней невосприимчив. Соседи по столу, ранее с интересом слушавшие его рассказы об искусстве и культуре южных народов, постепенно, один за другим, стали отодвигаться от него, пока студент не оказался в одиночестве и не замолчал.

Насытившись обильной едой и страшными историями, Афра и Гизела отправились в свою комнату, где, как и много ночей до этого, им предстояло спать в одной постели.

Около полуночи монотонное пение городской стражи, раздавшееся в переулке, разбудило Афру. Громкие противные голоса уже давно стихли, но Афра по-прежнему не могла заснуть. Все ее мысли были о пергаменте и книге, присутствие которой она ощутила очень близко.

И где-то на грани сна и реальности она вдруг почувствовала, как чья-то рука нежно погладила ее грудь, живот, раздвинула ей бедра и стала возбуждать, лаская круговыми движениями. Афра испугалась.

До сих пор Гизела не давала ни малейшего повода заподозрить, что она питает склонность к своему полу. Но гораздо больше Афру испугало то, что она сама не делала ничего, чтобы остановить страстные ласки Кухлерши. Наоборот, нежные касания были ей очень приятны. Она позволила ласкать себя, полностью отдала Кухлерше свое тело и наконец сама протянула руки и поначалу несмело, а потом все более страстно начала исследовать пышное тело Гизелы.

Ради всего святого, она никогда не могла даже подумать, что женское тело может дать столько наслаждения! Когда Афра почувствовала язык Гизелы у себя между ног, она тихонько вскрикнула и, повернувшись на бок, отвернулась.

Остаток ночи Афра пролежала с открытыми глазами и сложенными за головой руками, размышляя о том, может ли женщина одновременно любить и женщин, и мужчин. Ночное происшествие смутило и взволновало ее. Она с беспокойством ждала наступления дня.

Афра не знала, как вести себя с Гизелой теперь. Поэтому на рассвете она выскользнула из их общей постели, оделась и пошла к монастырю Святого Петра, находившемуся на другой стороне реки.

Монастырь лежал в тени собора, у подножия Монхсберга, и частично был вырезан в скале, окружавшей город подобно защитному валу. Вход в аббатство, где день уже давно начался, преграждали массивные железные ворота. Возле ворот сидели нищие, несколько девок, которым ночи не принесла клиентов, и четверка молодых студиозусов, собиравшихся ехать в Прагу и ожидавших, что их покормят.

Когда Афра обошла стоявших и протиснулась к входу, беззубый старик в оборванном платье задержал ее, велев, чтобы она стала в очередь, как и все остальные. Мол, неужели же она думает, что лучше других, если у нее такое приличное платье? К счастью, тут открылись ворота, и нищие бросились во внутренний двор монастыря.