Шрифт:
– Мы не знаем, когда спим, а когда бодрствуем, - произнес человек.
– Равно, как можно жизнь счесть сном, так и все, происходящее здесь, может оказаться лишь сном.
– Если жизнь - лишь сон, то ради чего стараться?
– Ради природы всего сущего, чтобы не нарушать поток, но следовать ему.
– В потоке частиц частицы не различить. А как же слава?
– Что слава - забвение.
Их реплики напоминали Лили шахматную партию, но все же она продолжала вслушиваться в их разговор.
– Ты говорил, что безразлично наблюдать одно и то же сто лет, двести или бесконечное время, - произнес хозяин, потрясая перед его лицом книгой, которую он держал в руке.
– Верно, - кивнул тот, - это лишь круговорот вещей.
– То есть тебе едино, проведешь ты в слоях сто лет, двести или вечность?
– Ухмыльнулся хозяин. Книга заняла свое законное место на полке. Человек поменял позу и склонился в кресле, оперев голову на кулак, и тогда Лили узнала его - это был Марк, которого она встретила в окружении римских легионов.
– Нет, Марк, - вырвалось у нее, и тем самым она выдала себя.
– Приветствую тебя, Лили, - произнес Ник, ничуть не удивившись, - проходи, присоединяйся к нашей беседе.
– Это не беседа, это ловушка, - горячо возразила она, подходя к креслу и Марку.
– Сочту за честь познакомиться с Вами, госпожа, - произнес Марк, подымаясь из кресла и кланяясь ей. Лили смутилась, но руки не отняла.
– Марк, - прошептала она, несмотря на то, что остаться не услышанной Ником было нереально, - мы знакомы. Это я, Лили.
Марк лишь недоуменно взирал на нее, не зная, как расценить сказанное - как розыгрыш, или как ошибку.
– Помните, Вена, палатки...
– еще раз попыталась Лили.
Ник с интересом наблюдал за ними.
– Простите, но я Вас не знаю.
– Извинился Марк, предлагая ей соседнее кресло. Лили присела, поглядывая изредка на Ника, но больше уже не пыталась воззвать к памяти Марка.
– Ты думаешь, он философ?
– Неожиданно спросил Ник, словно Марка не было сейчас рядом с ними.
– Я знаю, что он к тому же полководец.
– Ответила Лили, гневно глядя на Ника. Ей неприятно было так нетактично и грубо поступать по отношению к этому человеку. Он был ей симпатичен, и ей жаль было его судьбы.
– Он император Рима, - сказал Ник, - соправитель, если точнее. Как ты думаешь, сколько людей умерло по его приказам?
– Перестань, он уважал людей и ценил человеческое достоинство. Он не мог быть плохим руководителем для своей страны.
– Возразила Лили.
– Он любил свою семью, родных, друзей, жену.
– Ту самую, что бегала от него развлекаться с солдатами и чудом понесла не от них, а от Марка?
– Рассмеялся он.
– Но он говорил...
– растерялась Лили.
– Он слепец и мечтатель, - произнес Ник и провел рукой перед глазами Марка, и только теперь Лили заметила, что Марк словно застыл и смотрит сквозь его руку, не обращая на нее никакого внимания.
– Ты ведь говорил с ним, хотел услышать его мнение, его мысли, - сказала Лили, - зачем же ты так поступаешь с ним?
– Не я поступаю, он сам выбрал свою судьбу, - ответил Ник, разворачивая Марка вместе с креслом и передавая его в руки возникших словно из воздуха демонов.
– Уберите его.
– И демоны подхватили кресло, унося его прочь сквозь расступившуюся стену библиотеки.
– Он будет помнить эту встречу?
– Спросила Лили, почти зная ответ.
– Нет, и ни одну другую, для него все это - лишь сон.
– Но он ведь так никогда не сумеет выбраться.
– С горечью произнесла Лили.
– Верно, не сумеет.
– Задумчиво сказал Ник.
– Но ему нечего терять, потому что для него никогда ничего и не было.
Лили резко поднялась из кресла и демонстративно покинула библиотеку. Ник даже не посмотрел ей вслед - его мысли вновь были заняты книгой Марка.
В дверь осторожно постучали, и Лили не могла сказать по манере, кто это был. Небирос никогда не стучал в двери - когда он приближался, она всегда знала, что это он, по ощущению, которое он ей посылал на расстоянии. Рамуэль кашлял у двери, прежде чем постучать или открыть. И, наконец, Ник никогда не утруждал себя чем-то подобным в принципе. Она была его собственностью, вещью, и он мог распоряжаться ею когда и как ему вздумается.