И тут Художник сообразил, кого напоминает ему Первооткрыватель. С самим Хаймером брат Мренд не встречался, но с его матерью в своё время был хорошо знаком. И мало того — влюблён до беспамятства. Довольно долго пытался добиться её расположения. Бесконечно рисовал портреты. И даже доставал для своей пассии луковицы запрещённых, но таких любимых ею гладиолусов. Девушка не могла ничем ответить Художнику и предпочла ему, уже тогда не юному, к тому же вечно задумчивому и молчаливому, молодого весёлого учёного — Курада. Кажется, они были счастливы. Мренд не стал дожидаться свадьбы и вернулся на родину в Шараком. Давно были сожжены её портреты. Самое её имя и даже образ выветрились из памяти Художника, но след любви остался в душе. Именно поэтому Мренд никогда и не думал жениться. Поэтому и Хаймера признал без труда. По тому же почувствовал, что ему можно доверять.

Брат Мренд уже почти нагнал Императорского Первооткрывателя, но отвлёкся на ряд новых богатых, одинаково выглядящих захоронений.

"Не иначе — бедолаги из Конвентуса", — не то усмехнулся, не то пожалел их Художник.

Ненадолго остановившись, чтобы сделать пару набросков, он бросился догонять Хаймера, но того уже окружили какие-то люди, так что разговор опять пришлось перенести на другое время.

Сколько раз Художник говорил себе, что ничего нельзя откладывать. Конечно же, потом поговорить с Хаймером не удалось, а вскоре тот получил новое назначение и отправился в Дросвоскр. Самому же ему предстояло вернуться к написанию Императорского Портрета.

X

Спустя положенные дни траура, Бессмертный Император Йокещ призвал любезнейшего брата Мренда пред свои светлые очи и приказал продолжать работу.

Войдя в зал, где стоял закрытый полотном мольберт, Художник подготовил инструменты и стал ожидать появления Его Величества. Когда тот вошёл, Мренд был потрясён тем, насколько изменилось его лицо. От Арнита не осталось почти ничего. Этот человек и вблизи выглядел Императором. Держался он отменно. По лицу Арнита, нет, уже Йокеща, было невозможно определить, понял ли он, что брат Мренд его раскусил. Всё так же любезно и отстранённо улыбаясь, он расположился в кресле.

— Не угодно ли вам продолжить? Нет, пожалуй, сначала покажите мне эскиз, — едва взглянув на рисунок, Император тяжело вздохнул. — Бедный, бедный Арнит. Жаль его… Он подавал поистине выдающиеся надежды… Лучшего Наместника в Кридоне ещё не было… И такая трагедия…

"Ну, артист!" — пронеслось в голове у Художника, вслух же он лишь спросил:

— Осмелюсь ли я спросить, сир, отчего он умер?

— Лекари говорят, что у бедняги ещё с детства было слабое сердце.

На этот раз Император не склонен был молчать и поминутно отвлекал Мренда всякими пустяками, стараясь не давать ему сосредоточиться на своих мыслях. Похоже, он хотел что-то выведать у Художника. Однако тот, изобразив почтительную мину, отвечал односложно, якобы чтобы не перебивать августейшего собеседника, а заодно ловил каждую его оговорку.

Мысли путались в голове Мренда… вокруг сгущался сладковатый туман… перед глазами плыли какие-то образы… Хаймер… дюки… гладиолусы… Кинранст… Художник уже не рисовал… Он зачем-то взял папку с эскизами… что-то начал в ней искать… выронил несколько листков… бросился собирать… желая посветить себе, случайно схватился за раскалённый светильник.

От боли морок исчез.

"Вот так, значит, меня и хмурили все эти годы! — охнув, подумал Художник — Ну, хорошо же!"

Вместо того чтобы достать из папки то, что искал Император, он вытащил оттуда чистый лист и, прикрепив прямо поверх незаконченного портрета, сделал несколько ничего не значащих набросков. Убрал зарисовку в папку. Отказался от предложенной Йокещем помощи и вернулся к прерванной работе.

Надо сказать, что вообще-то брат Мренд был на редкость покладистым и сдержанным человеком. Жизнь приучила его не обращать внимания ни на бытовые трудности, ни на разные каверзы со стороны высокопоставленных идиотов. Это, да ещё и своеобразное чувство самоиронии давали возможность с честью выходить практически из любых ситуаций. Однако подолгу его доводить не стоило. Если попытка использовать его вслепую просто разозлила брата Художника и заставила защищаться, то теперь он объявил войну. Внешне это не выразилось никак. Брат Мренд продолжал писать портрет, Император — позировать. Как ни в чём не бывало…

Мазки погрубее, чтобы окончательно кануло в прошлое лицо Арнита… Мир его праху… Знакомое до навязчивости лицо Бессмертного Императора Йокеща…

Всю ненависть, всё презрение, всё пережитое унижение вложил Художник в окончательный вариант портрета.

Красив и обаятелен до глупости… Надменен до самозабвения… Заносчив до безнаказанности… Величественен до падения… Такого, чтобы навсегда!

Йокещ больше не предпринимал попыток что-либо выпытать у Мренда, очевидно, опасаясь спугнуть его окончательно. Просто болтал обо всяких великосветских мелочах, как будто ничего и не произошло. Художник и сам был бы готов в это поверить, да уж слишком сильно болела обожжённая рука.

Побольше лоска и помпы… Ещё немного лести не помешает… Если меня за эту карикатуру не уничтожат на месте, то в дураках в результате останусь явно не я!..

— Не изволите ли взглянуть, сир, по-моему, я выполнил заказ, — надеясь, что его тайный умысел не будет раскрыт, Художник развернул мольберт к Императору.

Йокещ долго изучал свое изображение, словно привыкая к нему. Пристальный взгляд скользил по полотну в поисках изъяна. Ничего не найдя, Его Императорское Величество обернулся к Художнику: