Он ещё больше растерялся под этим взглядом, вспомнил сразу и о том, что совсем не одет, и сидит на пороге, да и выглядит не лучшим образом. Потянул вверх одеяло, запахнул его на груди, опустил голову, стыдясь их присутствия, смотрел на побелевшие костяшки нервно дрожащих пальцев, стиснувших края одеяла у самого горла; смотрел так, будто видел свою руку впервые в жизни. Только сейчас заметил припухшую сине-багровую полосу уже старого синяка, кольцом охватывающую оба запястья. Откуда этот след? Как от верёвки, что ли? Нахмурился, пытаясь вспомнить, понял, что попросту всеми силами старается не замечать этих гриффиток, теряется в их присутствии. А женщина, та, что постарше, видя, что Джейк её и вправду не понимает, замолчала, и тогда заговорила девушка:

– Мама говорит, вы зря поднялись. Нельзя вам ещё, рано, понимаете, рано! – говорила она на Едином языке, принятом за основной на всех трёх планетах, и говорила просто прекрасно.

Джейк снова вскинул голову, не удержавшись от изумлённого взгляда. При знакомом произношении он вдруг невольно пережил ощущение возврата в прежний мир, хорошо ему известный, но сейчас находящийся где-то глубоко, что даже память отказывалась повиноваться. Его память! Ведь он же запоминал всё с первого раза, никогда на неё не жаловался, помнил всё, что нужно, и что не нужно, – тоже.

Девушка рассмеялась в ответ, чуть вскинула красиво очерченный подбородок. Лицо её, секунду назад серьёзное до угрюмости, преобразилось разом: лёгкий румянец на скулах, сияющие глаза и мягкие волнистые волосы, качнувшиеся в такт движению, зазолотились на солнце.

Она что-то говорила всё с той же улыбкой, глядя Джейку прямо в глаза, а он смотрел, не моргая, с таким серьёзным лицом и вниманием, что теперь она уже не выдержала, смущённо замолчала на полуслове. Джейк не заметил этого, не отвёл взгляда, он вдруг неожиданно вспомнил лицо этой незнакомки: такое вот, весёлое, доброе, с искрящимися глазами, той, серьёзной, он бы её никогда не узнал…

Картинка из прошлого секундной вспышкой встала перед глазами: небольшой зальчик, столики, мигающие лампочки гирлянд по потолку, музыка, люди везде – много людей – всё это всплыло в памяти во всех мелочах, но, главное, – среди массы этого народа он видел особенно чётко одно лицо – лицо вот этой вот гриффитки. Те же волосы, только собранные тогда с помощью белой косыночки, те же глаза, улыбка, фигура – вся она!

Картинка исчезла неожиданно, а вот девушка осталась, и опять серьёзная, нахмуренная, будто догадавшаяся, что слушатель её невнимателен и занят сейчас какими-то своими важными мыслями, если судить по застывшему взгляду.

Женщина же, которую незнакомка назвала своей матерью, поняла этот взгляд по-своему: решила, что Джейк находится на грани обморока. Опустилась перед ним, легонько встряхнула его и снова заговорила:

– Пойдём! Вставай! Нельзя! Пойдём! – эти слова он понял и без переводчика. А она всё говорила, говорила так, как обычно успокаивают и подбадривают любого больного на любой планете.

Джейк повиновался, снова лёг, не задавая вопросов и вообще не сказав ни слова. Он слушал женщину, чуть хмуря брови, и замечал с некоторым удивлением, что начинает улавливать знакомые слова, понимать их значение даже при таком выговоре, и с каждым словом всё лучше и лучше.

Девушка стояла у изголовья, и отсюда Джейк не мог видеть её лица, но он чувствовал её присутствие, улавливал на себе её настороженный внимательный взгляд и даже как будто непонятную ему враждебность.

– Где я? – Джейк спросил неожиданно, и хотя в хриплом, слабом голосе не было той силы, которой бы ему хотелось, женщина замерла; её руки, расправляющие край одеяла у подбородка, показались Джейку жёсткими, холодными, без прежней заботливости; она будто даже растерялась, посмотрела ему в лицо с немым вопросом во взгляде: почувствовала что-то в его голосе, ведь она не знала Единого и не понимала, о чём её спрашивают.

– Вы в посёлке, у гриффитов, в лесу! – заговорила девушка ровным, каким-то бесцветным голосом, будто сообщала то, что он обязан и сам знать. – В посёлке. Помните? Помните хоть что-нибудь?.. Солдат? Расстрел? Допросы? Вас ещё двое было… Помните хоть что-нибудь?

Ничего этого Джейк не помнил. Ничего!!!

Что-то смутное крутилось в голове, зудело, искало выхода, но чётко он помнил пока только два момента: коридор шахты и взрыв, и ещё людный зал и эту девушку за стойкой бара.

– Давно? – спросил о том, что хоть как-то могло ограничить сроки произошедших событий, о том, что не могло бы показать этим женщинам его полную неспособность связать прошлое и настоящее.

– С расцвета аксикилы восьмой день, – ответила девушка, перед этим глянув на мать так, словно ждала подтверждения или, наоборот, опровержения своих слов.

– Дождь?.. Ливень?.. – сказанные слова ничего не объясняли. Но память на ощущения, пережитые когда-то, напомнила о сильной сырости, холоде и большом количестве воды, льющейся ото всюду воды. Он не ошибся! Девушка спросила о чём-то свою мать сначала на гриффитском, а потом уже ответила:

– Тринадцатый день пошёл с начала дождей! Тринадцатый…