– Не ложись – захлебнёшься! Не дыши глубоко!..

А потом, напоив его отваром, кое-как остановив кровь, уложила в постель, и всё говорила с причитанием:

– Нашёл, кого слушать! Меня – старую, глупую… Разве ж так можно? Ведь нельзя тебя, я сколько раз говорила. Нельзя! И не слушай меня, не слушай… Ты же такой умница, так за жизнь боролся. Ты выздоравливаешь! Неужели ж я после всего этого, после того, что сделала, выгоню тебя?!.. Да никогда, никогда! Скорее сама уйду! И никто тебя отсюда не гонит… Это всё Кайна… Это она всё говорит… А ты спи, спи, отдыхай…

* * *

Новая одежда пришлась как раз впору. И хоть она и не была совсем новой, пахла чистотой и приятным травяным ароматом, лесной свежестью.

А-лата помогла одеться, сама и пуговицы застегнула на рубашке, оглядела со всех сторон, похвалила:

– Аж смотреть приятно! И не отличишь…

Джейк сразу понял, о каком сходстве она говорит, о сходстве с гриффитами, и подумал со странным чувством: тебя ведь что-то связывала с ними, помнишь? Кличка «Грифф» глубоко засела в памяти, но сейчас он был рад такому близкому знакомству с этим народом, они показались дружелюбными, хотя А-лата и упрекала его однажды, и эта Кайна ещё… Или этот?..

Джейк всегда знал, что гриффиты не агрессивны, не могут они так резко отзываться о том, кто нуждается в их помощи, о том, кто находится сейчас в полной их власти.

Что-то происходит в этом мире, что-то такое, от чего даже гриффиты перестают быть такими, какими их знали всегда: добрыми, отзывчивыми, не способными на резкость.

Он медленно спустился вниз по ступенькам, остановился на нижней, поднял голову, повернулся лицом к солнцу. Деревья вокруг посёлка росли редко, и кроны их не заслоняли небо, свет проникал до земли, приятное солнечное тепло, тепло, по которому он так соскучился, ласкало кожу.

Жить! Как приятно быть живым! Чувствовать это тепло, видеть зелень вокруг, небо над головой, такое чистое, удивительно прозрачное и красивое.

Как хорошо жить!

Только сейчас он почувствовал, что счастье от осознания собственного спасения переполняет сердце. Только сейчас, после стольких долгих дней!

Жить! Ничего не бояться, ничего не хотеть, лишь радоваться тому, что можешь дышать, смотреть, слышать, говорить – быть живым!

Это счастье, настоящее человеческое счастье!

И за всё это Джейк был благодарен этим странным людям, как бы настороженно они к нему ни относились, что бы они ни говорили, он был благодарен им за спасение, благодарен за всё.

Чьё-то присутствие он уловил сразу, чьи-то мысли – и крутанулся на каблуках так резко, что голова закружилась. Девушка, та, с которой всё хотелось увидеться и поговорить, стояла перед ним всего в нескольких метрах.

Натолкнувшись на взгляд Джейка, она невольно опешила, отшатнулась, сделала шаг в сторону соседнего дома, но тут Джейк воскликнул хриплым, беззвучным голосом, попытался остановить:

– Стойте! Подождите же…

Она не могла его услышать, он сам-то себя едва расслышал, но она остановилась, повернулась к нему медленно, всем корпусом, и только в этот момент Джейк увидел, что гриффитка прижимает к груди охапку каких-то свежих листьев.

– Что вы хотите?

Этот резкий вопрос, выдвинутый вызывающе подбородок и поджатые губы, недобро сверкнувшие тёмные глаза из-под спадающих на лоб прядей завивающихся кольцами волос, и даже эта поза – чуть вперёд, с напряжёнными плечами и шеей – всё в ней разом отбило у Джейка желание познакомиться поближе. Он даже забыл то, о чём так сильно хотел её спросить, он вообще забыл обо всём, и подумал с невольным сожалением: «Ошибся!.. Не она… Не она это…»

И стоял, тупо глядя в это красивое, но замкнутое и недовольное лицо, смотрел, не моргая, но так и не смог ничего сказать.

– Вам нельзя ни с кем общаться, – заговорила тогда гриффитка. – Вы не прошли обряд очищения… А это нарушение наших законов… Вы знаете об этом? Вы – человек? Вы не можете знать наших порядков, наших правил, по которым мы жили и живём… И дальше будем жить! Вы пришли и ушли, а мы остаёмся, и хотя бы сейчас вы должны делать то, что говорим мы! Полное подчинение, ясно вам!

И она отвернулась, отвернулась и пошла. А Джейк остался стоять, глядя на эту гордую прямую спину, на высокий затылок, кажущийся ещё выше от собранных на голове волос. Глядел и думал с немым ужасом: «Куда я попал?.. Куда же я попал, Господи?!..»

* * *

Наверное, эта встреча так сильно повлияла на него. На него самого и на всю жизнь, которой он жил до этого.

Это была как отрезвляющая, срывающая ощущение тихой радости и благодушия пощёчина. Пощёчина в ответ на доброе слово, или удар по протянутой ладони, ожидающей милости с терпеливым покорством.