Капсула эта могла выдерживать огромные нагрузки: не сгорала при пожарах, не разрушалась под действием кислот и не ломалась со временем, могла храниться годами после смерти человека. Все люди были уверены в том, что индикатор имеет идеальную прочность. Все, – кроме самих «информаторов». Они, знающие слабые стороны своего детища, могли каким-то образом прямо внутри человека отключить капсулу. Вывести её из строя. И тогда-то срабатывал особый механизм: индикатор рассасывался в крови буквально в считанные часы, и ничто не могло бы указать после этого на его недавнее присутствие в теле. Об этой уязвимости капсулы знали очень и очень немногие даже среди самих «информаторов». А остальные ведомства, включая полицию, если и знали что-то, то только понаслышке.

Джейк потрогал горло сначала левой рукой, потом – правой, а потом – обеими руками сразу. Индикатор не прощупывался. Как ни ищи! А потом в состоянии полной отрешённости медленно, очень медленно, опустился вниз, на табурет.

– Ведь он же был… – прошептал, глядя в пространство совершенно пустыми глазами. «Что теперь делать? Ведь без документов, без индикатора я и вправду никто! Попробуй теперь докажи им, что являешься курсантом Академии. И не просто военным, а гвардейцем Личной Императорской… Да что там Академия? Про то, что я есть такой, в этом мире, кому теперь докажешь? Даже паспорта ведь нет… Хоть бы с матерью как-нибудь связаться. Она бы придумала что-нибудь… Она общается со многими и знает многих…»

Джейк снова осторожненько, будто боясь обжечься, коснулся пальцами ямочки. Вот здесь, вот здесь она и была всегда, эта чёртова капсула! Сейчас же только крошечный прокол в коже, как иглой будто, и корочка запёкшейся крови.

– Ты знаешь, насколько тянет подобное вредительство? – спросил лейтенант, прохаживаясь по комнате с заложенными за спину руками. Оба они, и лейтенант, и комиссар, не встречались в своей жизни с подобным. Комиссар так даже и не знал, что в его городе есть специалисты подобного уровня. Хотя в городе, конечно, как и во многих других городах планеты, да и на других планетах – тоже, есть отделение Всеобщей Информационной Сети, и «информаторов» в нём не меньше полусотни. Но чтобы там были такие умельцы!! А он всегда, сколько жил, считал, что «информаторы» занимаются лишь телевидением, рекламой да связью с остальными городами на планетах этой системы. А у них там, оказывается, свои тайны, свои дела, да ещё и неприкосновенность со стороны закона.

Джейк даже не слышал, о чём спросил его лейтенант, молчал и думал о том, что его ждёт теперь. Насколько он здесь застрянет в этой дыре, пока сделает себе новые документы? Ведь вся информация, так, со слов, требует тщательной проверки и подтверждения в департаменте. И это ещё хорошо, если из полиции выпустят сразу, без проблем. Какая тут армия может быть? В Гвардию бы вовремя успеть вернуться… – Конечно, это редкий, невиданный до этого дня случай. Но из статьи 115 второй части УК Ниобианской Империи следует: «За нанесение вреда службе Всеобщей Информационной Сети, включая и материальный вред, следует наказание в десять лет тюрьмы» – продолжал лейтенант. Повернувшись, он почти в упор смотрел на Джейка, ожидая его ответной реакции. Но тот сидел неподвижно, глядя куда-то в сторону огромными синими немигающими глазами. – Эй, парень, не переживай ты так! – усмехнулся лейтенант. – У нас в этом только городе таких, как ты, не меньше сотни. Живут без индикатора и не жалуются. Кто знает, может, и тебе повезло?! Мы ведь не знаем, что ты там сотворил, а теперь следы заметаешь. Может, ты маньяк-убийца? Или сбежал из психлечебницы? Так и быть, пусть это останется на твоей совести. Мы копаться в твоих мозгах не будем – не до того сейчас. И дело твоё в суд не передадим… Даже поможем, организуем тебе новую жизнь… Представляешь?! Новое имя, новые родители, новая работа… Всё новое! Как костюм с иголочки! А ты тут – раз! – и сделаешь себе карьеру военного, а? Как тебе такая перспектива? – лейтенант наклонился, пытаясь поймать взгляд Джейка, но тут комиссар из-за стола поднялся со словами:

– Не трогай ты его, Сэм! Внеси, лучше, его имя в список добровольцев… Посмотри, сколько их там ещё нужно… Не хочу я объявлять всеобщую демобилизацию! Здесь тогда такое начнётся! И так все бегут, – комиссар вздохнул. – А этот, ничего, пусть воюет… А то нашёлся мне тут гвардеец Его Величества! Пусть, вот, теперь поглядит на армию своими глазами, подумает потом, прежде чем нести чёрт знает что. Давай, делай ему временное свидетельство, на медкомиссию, к парикмахеру – и в часть. Они там такого солдата с радостью возьмут… И без индикатора, – он подал лейтенанту папку личного дела и одновременно нажал кнопку вызова охраны. – Вези до места лучше в наручниках, а то вдруг буйный. Отойдёт – бежать кинется. Жалко. И так их мало, таких, дурачков, без роду, без племени. Если война начнётся, потом хоть перед родителями не отвечать…

* * *

День только начался, солнце ещё касалось макушек пальм, а тепло его лучей уже нагревало ткань мундира. Туман, белый и густой, как молоко, перевалил за столбы недостроенного забора, уходил в низину, к болотам. А с ним и гнус… Эти маленькие прожорливые мошки с непомерным аппетитом. От них спасал только репеллент, специально выдаваемый всем офицерам. Солдаты же спасались, кто, как мог, и иногда жгли костры, заваливая пламя свежей травой и ветками. Во время работы это спасало, но только в том случае, если сержант давал разрешение на подобную вольность. А в общем день обещал быть хорошим!

Лейтенант Барклиф, а за ним и сержант Торнтон шли по мощёному плитами плацу в сторону солдатских казарм. Сам лейтенант появился в части всего день назад, но ориентировался неплохо, и на ходу отмечал, где, что и как сделано, указывал на неполадки, намечал план предстоящей работы. Сержант еле успевал следом, постоянно повторяя одну и ту же фразу:

– Есть, сэр! Слушаюсь, сэр!

– Плиты продолжить до самого забора, бордюры выбелить, – говорил лейтенант, указывая прутиком то туда, то сюда. Потом вдруг глянул сержанту в глаза и добавил строго: – Вон ту скамеечку, под деревом, убрать! Здесь не санаторий и не зона отдыха!

– Будет сделано, сэр!

– Где мои солдаты? – спросил лейтенант уже на ходу. – Когда построение? Во сколько, сержант?

– Через десять минут, господин лейтенант, – ответил Торнтон, думая с ужасом: «Этот здесь всех живьём съест! Съест и оближется! И где они только такого нашли? На Ниобе, наверное?» – В шесть тридцать по Единому времени, сэр!

– Хорошо, сержант Торнтон, – лейтенант сделал на фамилии особое ударение, произнёс её мягко, нараспев, будто хотел запомнить звучание каждого слога. – Я буду сегодня на построении.