Гарри закончил читать в тишине, поднял голову, и мигнул.

— Вот именно так, — сказал он бесцветным голосом.

Сильным жестом, нехарактерном ему, он смял бумагу в кулаке и бросил её в пустой камин. Гарри обернулся. Эрмиона видела, как он весь напряжен, пересекает комнату и останавливается возле книжного шкафа, не желая дальше двигаться по комнате.

Гарри стоял под витражом, сине-зеленые тени легли поперек его лица и белой рубашки. Он посмотрел вверх, взглянул на нее, и Эрмиона могла видеть, как он несчастен — Гарри, который всегда, каждый день, был таким счастливым!

Это моя вина, мрачно подумала она.

Эрмиона поднялась на ноги, но не подошла к Гарри.

— Это не так, — сказала она и ее собственный голос, показался ей слишком тонким. — Гарри, если Снэйп говорит, что не знает противоядия, это вовсе не значит, что его нет. Он только говорит, что он не знает, а он знает не всё. Я уверена, что есть выход. Должен быть.

— Не каждая проблема имеет решение, Эрмиона, — сказал Гарри, тихим тоном, скрывая свой гнев. — Я знаю, тебе в это трудно поверить.

— Я не понимаю, почему я должна поверить в это. Я не понимаю, почему нужно сдаваться.

Но Гарри казалось, не слушал. Он смотрел в одну точку над её головой.

— Я тоскую без тебя, — сказал он, в пустоту. — Я уже тоскую без тебя, и это только несколько часов. Я продолжаю думать, как я буду тосковать без тебя завтра, и послезавтра, и после-послезавтра! И я не думаю, что когда-нибудь станет легче. Есть некоторые вещи, которые не проходят просто так, и эта является одной из них.

— Гарри… — начала она, обратившись к нему.

— Не делай хуже.

— По крайней мере, позволь мне объяснить, — сказала она, настолько быстро, что казалось, слова звучали сами по себе. — Позволь мне объяснить и извиниться, и это — последний раз, когда я скажу тебя об этом, клянусь.

— Мне не нужны извинения. Я хочу знать…

— Независимо от того, что ты хочешь знать, я расскажу тебе все, — произнесла она.

— Почему ты притворяешься? — почти кричал он. — Когда я увидел тебя возле башни, почему ты притворялась, что рада видеть меня? Почему беспокоилась? С какой целью? Я могу понять, почему ты мне не рассказала насчёт зелья. Но зачем этот театр? Я поцеловал тебя, и не только я. Ты ответила на мой поцелуй. Я не мог даже… — он прервался, и снова посмотрел вдаль. — Я не мог даже почувствовать разницу…

Эрмиона с удивлением посмотрела на него. «Конечно, — подумала она, — он не знает».

— Ты думаешь, что под действием зелья я больше не люблю тебя? — сказала она.

Он не ответил, только продолжил смотреть вдаль.

— Гарри, это вовсе не так. Мои чувства к тебе не изменились вообще, и если бы я не любила тебя, я бы так много не лгала тебе — я знаю, что эти слова глупые, но это правда. Я не могу даже подумать о том, чтобы причинить тебе боль.

Она прервалась, зная, как звучали её слова — Эрмиона не могла найти правильных фраз. Она знала, что это было действие зелья — что оно не только дало ей чувства, которых она не хотела, но зелье иссушало ее самые лучшие качества, позволяющие ей бороться: ясность цели, сила воли. Это происходило постепенно, но это происходило — она чувствовала.

— Я не лгу, — прошептала она, но выражение лица Гарри не изменилось. «Он больше никогда не будет верить тому, что я ему говорю, только не после того, что случилось, да и почему он должен?» — в отчаянии подумала Эрмиона.

— Гарри, подойди сюда, — сказала она.

Наконец, он взглянул на неё, и когда она увидела выражение его лица, она почти пожалела, что он здесь.

— Подойди сюда, — сказала она, снова. — Пожалуйста.

Неохотно, он пересек комнату и встал перед нею, вызывающе глядя на неё. Его подбородок был поднят вверх, зеленые глаза были пусты. Она потянулась, схватила его правое запястье и поместила его руку у себя на груди, положив на сердце.

— Мне нужно, чтобы ты поверил мне, — сказала она. — Сделай то, что ты должен.

На мгновение, он выглядел растерянным. Когда понимание озарило его лицо, его глаза расширились и он отодвинулся, пробуя забрать руку.

Но Эрмиона, не отпускала его.

— Пожалуйста, — сказала она. — Или я сделаю это сама.

Он посмотрел ей в глаза, и она увидела, как что-то рушилось глубоко в его зрачках, временная решимость, уступала место любопытству и потребности знать правду.

— Веритас, — сказал он.

Она чувствовала мягкий взрыв в груди, который прервал её дыхание. Это было больно, но не так ужасно, как она думала, помня агонию в глазах Драко, когда она наложила это заклинание на него. Но тогда, он боролся с ним, а она не борется. Она закрыла глаза, откинувшись от стола, позволяя боли пробежать по ней, подобно серебряным токам.

— Спроси меня, Гарри, — сказала она.

Она услышала колебание в его голосе.

— Ты любишь меня?