Шрифт:
На пятнадцатой минуте случилось страшное.
То, чего никто не предполагал.
Меганемнону удалось заинтересовать поэта.
— Десять лет, говоришь?.. — покачал головой Демофон, как будто очнувшись ото сна. — И были ли под стенами сего славного города достойные его битвы?
Меганемнон замешкался, и ему на помощь отважно пришел радостный Хлорософ:
— Да, еще бы! Шесть лет назад Стратостат взял одеяло Нематода, как он потом утверждал, по ошибке. И когда Нематод обнаружил пропажу и подумал на Калланхоя — вот это была битва… Ай!!!
Одессит яростно втоптал босые пальцы правой ноги простодушного солдата в песок и захохотал.
— Наш Хлорософ — большой шутник!
— Ха-ха-ха, — натужно поддержал его Меганемнон, стараясь отдавить злополучному адъютанту вторую ногу. — Умрешь со смеху.
— На самом деле, о достопочтенный Демофон, под стенами этого злосчастного города разворачивались самые кровавые сражения, самые трагические драмы, самые драматические трагедии, которые только может вообразить бессильный человеческий разум.
По знаку Меганемнона Трисей и Ирак бережно зарулили старичка к нему в шатер.
— Например? — заинтригованно спросил поэт. — Ребятки, посадите-ка меня поудобнее на этот топчан, я хочу послушать бравого Одиссея. Сдается мне, что сюжет следующей моей книги ходит поблизости. Такое нельзя упускать. А то, не ровен час, заявится сюда эта бездарность Эпоксид и переврет всю историю.
— Смерть и горе, как ужасные тени, преследовали нас все время, начиная с мгновения высадки на этот враждебный угрюмый брег, — встав в позу чтеца-декламатора на сцене сельского Дома культуры, начал Одессит свое поспешно выдумываемое повествование. — Ярион, записывай!..
— Записывай, Ярион! — энергично потер сухонькие ручки окончательно заинтересовавшийся Демофон.
Через пятнадцать минут в шатер Меганемнона набились все предводители стеллийского войска и слушали вдохновенное вещание Одессита с раскрытыми ртами. Через полчаса до них дошло, что кроме своих подвигов и, изредка, свершений верховного главнокомандующего рассказчик ни о чем больше врать не собирается. И решили, что настала пора действовать. Принять бразды правления в свои руки, так сказать.
— Одессит, — громким шепотом прошипел воин в черном панцире. — Расскажи про меня, и серебряный таз для омовений — твой!..
— …и тут, как комета в беззвездном небе, появляется неутомимый Сопромат, а в руке его — тяжелое копье, что сковал ему ученик самого Династаза!..
— Ярион, записывай!..
— Одессит! Пятнадцать баранов!.. — встрял толстяк в шлеме с желтыми перьями.
— …Сопромат метался от врага к врагу, и всех поражало его не знающее промаха…
— И рог из слоновой кости с серебром!
— …копье. А вослед ему неумолимо двигался грозный Дихлофос, и от одного вида его даже в самые отважные сердца противников вселялся страх…
— Одессит! Золотая цепь с топазом! — Отчаянный шепот из дальнего конца шатра.
— …А что за неистовый воин рубится там, на правом фланге? Это юный, но очень богатый Тетравит, у которого в Иолке живет тетушка — хозяйка сорока домов мимолетной любви, двоюродный дядя разводит чистокровных коней для скачек, муж сестры…
— И узамбарская танцовщица!.. Две!..
— …как бешеный лев налетел на врага, рубя мечом направо и налево…
Иван яростно скрипел пером по листам пергамента, которые только успевал подтаскивать почему-то примолкший и захромавший на обе ноги Хлорософ.
Так рождались герои.
Так создавалась история.
НЕУЖЕЛИ ВСЕ КНИГИ О ПОДВИГАХ СТЕЛЛИЙСКИХ ГЕРОЕВ ПИШУТСЯ ТАК?!
К вечеру четвертого дня, когда в восьми новых дополнительных палатках Одессита уже некуда стало складывать дары, закончилось и зажигательное повествование о десятилетней осаде Трилиона.
Усталый Иванушка разминал сведенные судорогой пальцы правой руки. Демофон радостно улыбался и бормотал себе под нос, дирижируя пером, что-то ритмичное и длинное — очевидно, будущий шедевр. Хлорософ, набрав в рот воды на всякий случай, пыхтя упихивал исписанный за день пергамент в большой кожаный мешок.
Довольный Меганемнон подошел к старику и почтительно спросил:
— Нашел ли занимательной нашу эпопею многоуважаемый Демофон?
— Конечно, нашел, Одиссей! — Сухонькая ручка благодарно сжала мускулистую лапу старого царя. — Вот посмотришь — через месяца два-три после возвращения домой я издам в свет новую книгу, и самые лучшие писцы Стеллы почтут за честь переписать ее, а сказители — присвоить себе ее авторство! Такого эпического полотна не писал еще ни один стеллийский литератор! Родную историю надо беречь и лелеять, популяризировать и прославлять! Правда, про вмешательство богов вы мне так почему-то ничего и не поведали… Ну да ничего! Вписать это — дело нескольких дней, не переживайте. А в остальном — замечательно, просто замечательно! Богатейший материал!