Я подняла бокал с сидром, и мы чокнулись. Несмотря на мою глубокую антипатию к Джоан, я всегда ее на свой лад ценила. Дело выглядело так, как будто нас соединили какие-то чрезвычайные и катастрофические обстоятельства, вроде войны или чумы, и существовал целый мир, делить который предстояло только нам двоим.

— И когда же ты уезжаешь?

— Первого числа.

— Вот и хорошо.

Джоан совсем развеселилась:

— Но ведь ты приедешь ко мне в гости, правда, Эстер?

— Разумеется, — произнесла я, подумав, однако же, при этом: «Черта с два!»

— Больно, — сказала я. — Это нормально, что больно?

Ирвин помолчал. Затем произнес:

— Иногда бывает больно.

Я столкнулась с Ирвином на ступеньках Уайденской библиотеки. Я стояла на самом верху лестницы, откуда открывался вид на красные кирпичные здания, с двух сторон обступившие заснеженную дорогу, и собиралась возвращаться в клинику на троллейбусе, когда ко мне подошел высокий молодой человек, в очках, с лицом довольно некрасивым, но интеллигентным, и спросил, который час.

Я взглянула на часы:

— Полпятого.

Молодой человек встряхнул руками, в которых он, как поднос с обедом, нес целый ворох книг, и при этом обнажилось костистое запястье.

— Да у вас же у самого часы на руке!

Молодой человек скорбно посмотрел на свои часы. Затем поднес их к уху и потряс.

— Не идут. — Он призывно мне улыбнулся. — А куда это вы спешите?

Я чуть было не сказала: «К себе в клинику», но парень показался мне привлекательным, поэтому я замаскировала маршрут:

— Домой.

— А не хотите ли выпить чашечку кофе?

Я была в нерешительности. Мне надо было вернуться в клинику к ужину, и я не хотела опаздывать настолько, чтобы мне запретили поездки в город.

— Маленькую-маленькую чашечку, а?

Я решила попрактиковаться в своем новом, нормальном, чисто человеческом поведении на этом молодом человеке, который, пока я раздумывала, успел сообщить мне, что его зовут Ирвином и что он является весьма высокооплачиваемым преподавателем математики, поэтому я произнесла: «Хорошо» — и, приноравливая шаг к шагу Ирвина, пошла рядом с ним по длинной обледенелой лестнице.

И только очутившись у него дома, я приняла решение соблазнить его.

Ирвин жил в мрачноватой, но комфортабельной квартире бельэтажа на одной из улиц на окраине Кембриджа. Он привез меня туда — как он сказал, чтобы выпить пива, — после трех чашек горького кофе в студенческом кафе. Мы сидели у него в кабинете в мягких кожаных креслах, будучи окружены горами запылившихся неудобочитаемых книг с загадочными формулами, рассыпанными по страницам, как модернистские поэтические строчки.

Пока я потягивала пиво, еще самый первый бокал, — я не особенно высокого мнения о холодном пиве в середине зимы, но надо же было что-то держать в руках, — в дверь позвонили.

Ирвин страшно смутился:

— Это, возможно, дама.

У него была нелепая и старомодная привычка называть женщин дамами.

— Ну и хорошо. Пусть войдет.

Ирвин покачал головой:

— Ей это не понравится.

Я усмехнулась в благоухающее имбирем холодное пиво. В дверь позвонили еще раз — и куда настойчивей. Ирвин, вздохнув, пошел отворять. В ту же минуту, как он вышел из комнаты, я прошмыгнула в ванную и, спрятавшись за грязной, алюминиевого цвета занавеской, увидела, как обезьянье лицо Ирвина появилось в дверном проеме.

Высокая грудастая женщина славянского типа, в мохеровом свитере, красных брюках и сапогах на высоком каблуке с барашковой оторочкой, держа в руках подобранную к оторочке муфту, выкрикивала нечто бледное и неслышное в зимний воздух. Зато голос Ирвина доносился до меня из зябкой прихожей:

— Мне очень жаль, Ольга… Я работаю, Ольга… Нет, что ты Ольга…

В ответ на это из алых уст дамы вырывались облачка белого пара, во всяком случае, мне они представали именно такими. Затем, наконец, я услышала:

— Возможно, Ольга… До свидания, Ольга.

Я не могла не восхититься бесконечной, степной объемистостью обтянутых мохером грудей Ольги, когда она, в нескольких дюймах от того места, где я пряталась, зашагала по скрипучим деревянным ступенькам. На ее в общем-то милых губах играла по-сибирски ожесточенная усмешка.

— Должно быть, вы тут в Кембридже только тем и занимаетесь, что романы крутите, — подбадривающе произнесла я, поддевая на вилку улитку в каком-то ресторане.