— Ну дай Зине из верблюжьей шерсти, мне все равно.

Я начала сердиться, мне жалко было отдавать Зине кофточку, она нужна мне самой. Но тут Сережа поддержал маму.

— Я давно хотел сказать тебе, Валя, что эта кофточка тебе не к лицу, цвет не подходящий; он делает тебя какой-то желтой.

— А туфли тоже мне не к лицу?

— Ну о туфлях и говорить не стоит, — сказала мама, — как не стыдно, муж ученый, доцент в университете, сама инженер, а ходит в истоптанных туфлях.

— Они не истоптаны, только каблук немного износился, я хожу в них на службу, когда грязно.

— И на работу нужно ходить прилично одетой.

Я не могла устоять против соединенных усилий мамы и Сережи, и в конце концов мама уложила отобранные вещи к себе в корзинку.

Вечером я проводила маму на вокзал и она уехала довольная своей поездкой. Я не обижалась на маму, я отлично помню, как она точно таким способом отбирала вещи у моей старшей сестры Шуры и присылала их мне, когда я была студенткой. С Шурой она поступала даже хуже, она иногда отбирала ее лучшие вещи, считая, что молоденькой девушке они нужны больше.

Провожая маму, я пожаловалась ей, что Сережа стал часто уходить играть в карты и возвращаться поздно, но обратилась, видно, по неправильному адресу. Мама сама заядлый игрок в карты и, насколько я помню, имевшая по этому поводу неприятности с отцом, мне не посочувствовала.

— Он так много работает, а ты хочешь лишить его такого невинного развлечения? — возмутилась она. — Тем более, ты сама не любишь играть и не можешь составить им компании. Выбрось эту глупость из головы, так будет много лучше для вас обоих.

Я думаю, папа посочувствовал бы мне больше.

Я очень не люблю ходить на демонстрации на первое мая и праздники Октябрьской революции. Это очень нудное и неприятное занятие. Собираться нужно за несколько часов до начала демонстрации к своему учреждению, нас там выстраивали в колонну и вели в какую-нибудь боковую улочку, где мы ожидали своей очереди пройти мимо трибуны на театральной площади, где стояли местные руководители партии и правительства.

Посмотреть на демонстрацию со стороны — интересно. Играет музыка, люди нарядно одеты, молодежь поет и танцует, улицы на пути демонстрации украшены. Хорошо пойти на короткое время, посмотреть и уйти, когда захочешь. Мы с Сережей нашли очень хороший способ увиливать от демонстраций: он говорил у себя на службе: "В этом году я дам возможность жене пойти на демонстрацию, а сам посижу дома с ребенком", а я то же самое говорила у себя.

В этом году на первое мая выдался хороший день. Наташа с утра немного капризничала и я пошла с ней посмотреть на демонстрацию на театральную площадь, до которой от нас не далеко.

Когда мы пришли туда и немного постояли, смотря на танцующих, она вдруг заплакала. Плакала она очень редко и поэтому я встревожилась.

— Ты почему плачешь?

— Не знаю.

— У тебя что-либо болит?

— Голова болит.

Я пощупала ее лоб, он был очень горячий. Мы немедленно пошли домой. Проходя мимо дома знакомой мне докторши, я зашла к ней показать Наташу, К счастью, докторша оказалась дома, осмотрев ребенка, она сказала:

— Вот что, В. А., в городе сейчас эпидемия дифтерита и по тому, что я вижу, я думаю, и у Наташи дифтерит. Сегодня лаборатория закрыта и я не могу проверить, но я уверена, что это он. Идите и уложите ее в постель, а я немедленно пойду в амбулаторию, возьму противодифтеритную сыворотку и приду сделать ей вливание.

Сделав вливание, доктор предупредила нас, что у Наташи скоро упадет температура и она будет чувствовать себя хорошо, тем более, что болезнь не успела ослабить ее, но ей ни в коем случае нельзя двигаться, она должна будет сегодня и завтра лежать в кровати, чем спокойнее, тем лучше. Прививка сильно ослабит ее сердце и физическое напряжение может вызвать опасные осложнения. Обещав зайти еще раз вечером, доктор ушла.

Наташа очень послушная девочка, но заставить лежать в постели даже самого послушного ребенка трудно, если он чувствует себя хорошо. В этот день мы использовали полностью самую большую страсть Наташи — слушать сказки и чтение…

Сережа несколько часов подряд сидел возле ее кровати и рассказывал ей сказки с привидениями. Он говорил на разные голоса, покачивался и подвывал, изображая привидения, и чем больше было в сказке духов, тем спокойнее лежала Наташа. Через некоторое время он охрип и его заменила я. Я не обладала талантом Шахерезады выдумывать сказки и поэтому читала ей книгу. К счастью, Сережина мать недавно прислала нам старые детские журналы "Задушевное Слово", которые еще выписывались для Сережи, когда он был ребенком. Так, заменяя друг друга — вернее, я подменяла Сережу, — мы просидели около ее кровати до вечера. Когда она заснула, я спросила Сережу:

— Что ты ей читал в последние полчаса, по-французски, что ли?

— По-французски. Когда я заметил, что она хочет спать, я стал читать ей французские стихи. В то время она уже утомилась слушать и не обращала внимание, что я говорю, ей только хотелось, чтобы я сидел возле, и так как она плохо понимала, что я говорю, она заснула скорее.

На другой день я не пошла на работу, а осталась смотреть за дочкой, в этот день меня ожидала большая радость.

Осмотрев Наташу утром, доктор сказала, что ей теперь можно немного посидеть в кровати, а не только лежать. Посадив ее, я дала ей детскую книгу смотреть, а сама пошла в кухню. Немного погодя она позвала меня: