– Что Климович воскрес из мертвых? – спросил изменившимся тоном Кранах. Он прошелся по комнате и ответил: – Я не верю в то, что души злодеев возвращаются, и еще больше я не верю в возвращение тел. Климович расстрелян, следовательно, мы должны искать рациональное объяснение. Что меня более всего смущает – убийца в обоих случаях был в перчатках, и, кроме фрагментарных отпечатков на скальпеле, никаких следов обнаружено не было. Спрашивается – зачем Вулк снял перчатки и прикоснулся к скальпелю? А в случае с ресницей, которая, как установила экспертиза, содержит генетический материал Климовича – неужели наш убийца не заметил этот волосок? Он был очень хорошо виден, как будто его намеренно оставили в коробке! Кто-то хотел, чтобы на месте преступления остались следы, которые ведут к Климовичу! Спрашивается только: с какой целью?

Марек потряс головой и жалобно произнес:

– Господин инспектор, я не силен в логике, объясните мне, для чего? Быть может, Климович оставил эти следы, чтобы полиция, обнаружив их, поняла – он и является убийцей.

– Это один из возможных вариантов, – ответил Кранах, – и я бы согласился с ним, Марек, если бы, к примеру, Климович сбежал из тюрьмы и принялся за новые убийства. Тогда бы отпечатки и наглые послания стали равносильны признанию – смотрите, мол, глупые полицейские, я на свободе и творю, что хочу. Но ведь Климович мог бы без боязни вообще не пользоваться перчатками, а отпечатки обнаружены только на скальпеле. Почему?

Стажер вздохнул и спросил:

– А какой вариант имеется еще, господин инспектор?

– Например, кто-то старается создать впечатление, что убийцей является Климович. Не забывай – Вулка давно нет на свете!

– Но зачем? – спросил с изумлением Марек. – С какой целью некто уверяет общественность, что убийца – умерший маньяк? И как он это делает? Отпечатки подделать нельзя, да и генетический материал тоже.

Кранах с одобрением посмотрел на юношу и ответил:

– Общение с Леммом тебе явно идет на пользу, Марек. Наверное, не так уж трудно блистать умом на фоне этой самоуверенной посредственности. Ты прав, отпечатки подделать нельзя, этим-то, скорее всего, и объясняется их столь малое количество. Предположим – только предположим! – что у Климовича имеется поклонник…

– Поклонник? – выдавил из себя Марек. – Но кто может быть фанатом этого жестокого маньяка?

– Поверь мне, мальчик, в нашем мире предостаточно извращенцев, которые хорошо маскируются и производят впечатление адекватно мыслящих, – назидательно заметил инспектор. – Кто-то увлечен Климовичем, боготворит его и сожалеет, что убийца был расстрелян. И этот кто-то упорно, в течение многих лет, собирает все, что имеет отношение к Вулку. В какой-то момент он воображает себя всемогущим и решает пойти на убийство. И оставляет на месте преступления скальпель, который много лет назад держал в руках Климович, – отпечатки ведь не исчезают со временем, и определить, когда они были оставлены, современная наука еще не в состоянии: кто сказал, что пальчики, обнаруженные на скальпеле, оставлены в момент убийства девицы Лаймы, а не много лет назад Климовичем? С ресницей еще проще – не сомневаюсь, что после ареста Климовича остались его туалетные принадлежности, полотенца, которыми он пользовался, расчески, одежда и прочее. Полиция их не конфисковала, поэтому кто-то мог без труда найти в этих вещах пару волосков, один из которых был намеренно подброшен в коробку с сердцем.

Марек с благоговением посмотрел на Фердинанда Кранаха и, залпом осушив стакан сока, произнес:

– Инспектор, как же вы умеете все разложить по полочкам и доступно объяснить! Я не сомневаюсь, что все было так, как вы рассказали! Но как быть с почерком нынешнего Сердцееда, который совпадает с почерком Сердцееда тогдашнего?

– Это мне пока непонятно, возможно, некто нашел старые письма убийцы, которые тот не успел отослать, – заявил Кранах. – Единственное, что меня смущает: почему надписи на стенах выполнены почерком Сердцееда, а послания – почерком Климовича? Как бы то ни было, скоро я отыщу единственно верный ответ!

Марек, в восхищении глядя на инспектора, продолжал:

– Но остается вопрос – кто повторяет убийства Климовича? Если я правильно вас понял, этот человек должен… иметь к нему непосредственное отношение, быть с ним тесно связанным, по крайней мере, в прошлом, иначе как бы ему удалось заполучить личные вещи маньяка?

– Ты совершенно прав, и я горжусь тем, что сумел привить тебе способность мыслить аналитически, – похвалил инспектор, и польщенный молодой человек залился румянцем. – Из тебя выйдет толк, стажер. Тот, кто стоит за этими преступлениями, связан с Климовичем, в этом нет сомнений! У меня уже имеются кое-какие предположения…

– Но в таком случае, инспектор, несмотря на вашу антипатию к Лемму, вам следует проинформировать его об этой версии, – сказал Марек.

Кранах захохотал и высокомерно заметил:

– Ты думаешь, что я буду сотрудничать с этим неудачником? Он способствовал тому, чтобы меня отстранили от дел, и я должен ему помогать? Если мои предположения верны, то Лемм станет героем дня и представит все в выгодном для одного себя свете.

Марек потер щеку и тихо сказал:

– Господин инспектор, имеем ли мы право сейчас вспоминать о личной антипатии и делить газетную славу? Ведь от этого зависит человеческая жизнь, возможно, даже не одна! Если вы скооперируетесь с Леммом, то…

– Если Лемм так умен, каковым он себя считает, то ему не составит труда сложить два и два, – отрезал Кранах. – Помогать я ему не намерен, да и тебе, стажер, категорически это запрещаю! Пусть воплощает в жизнь свой смехотворный план по поимке Вулка на живца. Я уверен, что он потерпит сокрушительное поражение! И когда начальство сообразит, что без меня не обойтись, тогда оно вышвырнет Лемма и обратится ко мне за помощью. Не исключено, что я соизволю поделиться своими соображениями и подозрениями!