И правда, несколько дюжих рук вцепились в его платье.

— Друзья, — воскликнул он, — не верьте этому негодяю. Я не вор. Я — журналист, Гракх Бабёф.

— Бабёф? — удивился один из санкюлотов. — Ты Гракх Бабёф?

— Да это же редактор «Трибуна народа», наш защитник, — крикнул второй. — Он всегда выступает за нас! А ну, быстрей, прикроем его!

Преследователь приближался. Он был уже рядом. Но санкюлоты, пропустив Бабёфа, сомкнулись перед полицейским.

— Не так быстро!

— Сам ты, как видно, вор!

«Спасён», — подумал трибун. Он бросился в открытую калитку, пробежал через проходной двор и очутился в тихом, хорошо знакомом переулке.

И правда, он был спасён. Но не это особенно взволновало и обрадовало его. Он вдруг понял, что его знают, любят и готовы защитить чужие, незнакомые люди.

А это говорило о многом.

Прежде всего о том, что можно начинать готовиться с надеждой на успех.

Беглец укрылся на квартире Дарте. Потом друзья нашли ему более безопасное убежище в бывшем монастыре Успения.

Итак, трибун Гракх недолго пользовался благами легальной жизни: всего сорок шесть дней.

Но эти полтора месяца он использовал с предельной полнотой.

Нет, Бабёф не горевал, что опять начиналось подполье: он шёл на это с открытыми глазами.

И он верил: дальше пойдёт всё как надо, заговор будет организован, и Равные добьются победы.

Как и предвидел Бабёф, его статьи всколыхнули патриотов. Все те, кто создавал первые ячейки борьбы в тюрьмах Франции, все прежние активисты народных обществ потянулись к факелу, зажжённому «Трибуном народа». И хотя сам факельщик временно выбыл из боевых рядов, Буонарроти и Дарте удалось организовать новое собрание.

Патриоты собрались на квартире у Буэна.

Среди участников встречи находился весь цвет политических заключённых III года. Здесь были Буонарроти, Жермен, Дарте, Массар, Жюльен, Бертран, Треншар, Бодсон и многие другие.

Бывшие арестанты Боде и Плесси вспоминали свои мечты и клятвы, вновь пели революционные песни, которые когда-то звучали в тесных камерах; сердца проникались надеждой на прежнее единство. Было решено провести более многолюдное собрание в месте, достаточно подходящем по размерам и свободном от бдительного полицейского надзора.

После упорных поисков нашли заброшенный сад прежнего монастыря Женевьевы на холме того же имени. Один патриот, арендовавший часть монастырских зданий, предоставил своим единомышленникам бывшую трапезную; позднее они стали собираться в подвале монастыря.

Шутники, последыши «мюскаденов», обыгрывая имя патриота — Кардино и название площади, где утвердилось Общество, — Эстрапад, [25] не раз зубоскалили:

— Поглядите-ка на это сборище кардиналов с площади виселиц!..

В действительности же «сборище» именовало себя «Обществом друзей Республики» или, ещё чаще, поскольку площадь Эстрапад находилась близ Пантеона, «Клубом Пантеона».

Под этим последним именем оно и вошло в историю.

Зима IV года Республики.

Это было время бурного подъема общественной жизни в столице и в провинции.

В полный голос наконец заговорила демократическая пресса.

Марк Антуан Жюльен с благословения Бабёфа основал новую газету — «Плебейский оратор».

Лебуа, с которым некогда Бабёф делил камеру в аррасской тюрьме Боде, с успехом выпускал своего «Друга народа», напоминавшего читателям о традициях Марата.

Бывший маркиз Антонелль, при якобинцах член Революционного трибунала, содействовавший осуждению жирондистов, а ныне один из соратников Бабёфа, продолжал издание «Газеты свободных людей».

Сам трибун Гракх с помощью Симона Дюпле приступил к созданию листка «Просветитель народа», рассчитанного на широкие слои читателей-санкюлотов.

Вновь оживились затихшие было в эпоху «мюскаденов» собрания на площадях, в парках и в кафе.

Амнистия 4 брюмера, освободившая от проскрипций «террористов», возбудила общественную деятельность сотен демократов II года; среди них вновь стали выделяться многие лидеры бывшего Революционного правительства. Если Колло д'Эрбуа умер в далекой Гвиане, а Бийо-Варенн остался навсегда в Новом Свете, то двое остальных из «большой четвёрки», осуждённой после событий жерминаля, вдруг выплыли на свет божий: Бертран Барер успешно агитировал в южных департаментах, а Марк Вадье, покинув своё убежище, стал некоронованным королем демократических кофеен столицы.